Валерия Вербинина - Сиреневый ветер Парижа Страница 19

В школе Вероника была одной из самых способных учениц, но, по словам монахинь, ведавших детским приютом, в котором она оказалась после смерти матери, отличалась «дерзким и строптивым нравом».

Ее брата Мануэля усыновили, и он попал в семью, отличающуюся левыми взглядами. После того как он сам возглавил какие-то уличные беспорядки и призывал свергнуть короля и установить республику, его упекли в тюрьму.

Тэк-с. Вероятно, блондин и есть тот самый брат. Интересно…

Позже Мануэль разыскал Веронику, и они стали действовать вместе. Но если брат больше был склонен к произнесению пламенных речей и вообще теориям всеобщего счастья за счет кого-нибудь несимпатичного, то Вероника всему предпочитала действие, и, надо сказать, ее послужной список впечатлял.

Взрыв в Мадриде, еще один взрыв в Мадриде, расстрел заложников в ответ на отказ освободить лидера какой-то группировки, захват аэробуса с последующей перестрелкой, во время которой погибли сорок девять пассажиров и еще семнадцать были ранены, попытка взорвать музей… 2006 год — Вероника арестована в Панаме, но сумела бежать из тюрьмы. Ее сообщники — брат и некий Дитрих Бергер, ее воздыхатель, — просто взорвали стену. Это как раз то, что мне пытался втолковать Ксавье.

Она побывала наемником, дралась где-то у черта на рогах как простой солдат, угоняла суда, угоняла самолеты. Не девушка, а просто клад. Известный женский журнал однажды даже поместил ее фото на своей обложке, и эта обложка, аккуратно сложенная, тоже была в папке.

Несколько лет назад она примкнула к террористу по кличке Принц. Ах да, это тот самый, о котором я собиралась узнать поподробнее…

И я узнала — благодаря методичности Ксавье, который не пропускал ни одной публикации про окружение Вероники. Кроме того, я узнала также, что блондин, везший мое (почти) бездыханное тело в багажнике, никак не мог быть братом Вероники. Последнего убил как раз Принц за то, что Мануэль стал ему перечить и в конце концов совершенно с ним рассорился. Пуля, выпущенная из скорострельного пистолета, свела на нет все их противоречия, но, как оказалось, это было только начало.

Когда примерно полгода назад французские спецслужбы с триумфом захватили этого самого Принца где-то у черта на рогах в Северной Африке, один ушлый репортер по имени Артюр Боннар выяснил, что им деятельно помогала Вероника Ферреро в обмен на немалые деньги и прощение всех прошлых грехов. Попросту говоря, она из личной мести сдала своего, хм, боевого товарища.

К сенсационной статье была приложена фотография Принца (имя и фамилия его были настолько длинными и витиеватыми, что их вряд ли кто-то был в состоянии воспроизвести, но обычно этого человека звали Макс, как его привыкла называть мать). Фотография, признаться, застала меня врасплох. Я ожидала увидеть… честно говоря, не знаю, кого, но уж никак не господина очень интеллигентного вида, прямо-таки излучающего обаяние, — пусть даже чисто восточное обаяние того рода, которое излучает крадущийся леопард. Впрочем, когда я начала читать статью о нем, я поняла, что иногда внешность и впрямь бывает обманчива.

Отцом Принца был богатый и уважаемый арабский шейх, а матерью — английская манекенщица выдающейся красоты, известная своими романами. Похоже, она принадлежала к женщинам, которые если и ломают чужие судьбы, то безо всякой выгоды для себя. Любовники сначала умирали у ее ног, потом воскресали и без особого сожаления бросали ее. Застенчивый восточный гость был одним из ее увлечений. Каким образом она решилась родить ему ребенка — загадка даже для всезнающих репортеров, и все же она это сделала. Некоторые, впрочем, намекали и на меркантильный аспект проблемы — ведь, хотя у только что родившегося младенца имелось два сводных брата и около полудюжины сестер, он все равно был обеспечен по гроб жизни.

Когда он вырос, стал самым обыкновенным прожигателем жизни, как большинство молодых людей, у которых больше денег, чем возможностей их потратить. В Оксфорде он был самым щедрым, самым гостеприимным, самым блестящим из студентов. В то время с ним не то чтобы дружила, но имела возможность наблюдать за ним одна особа с лошадиной физиономией, позже ставшая леди Селиной Роуэн. Макс и ее брат вместе учились, и было естественно, что брат иногда приглашал приятеля домой, на файф-о-клок по-английски.

Много лет спустя леди Селина, которая уже научилась красить волосы так, чтобы они не походили на паклю, но по-прежнему стращала свет своей лошадиной физиономией, дала большое интервью популярному журналу, которое Ксавье вырезал и аккуратно приобщил к своему досье.

Леди Селина вспоминала те дни не без удовольствия. Она настаивала, что Макс был самым желанным и самым симпатичным из всех гостей, посещавших их пыльный аристократический особняк. В нем была какая-то располагающая к себе живость, которой не может похвастаться большинство сдержанных британцев. Он веселился до упаду, корчил смешные гримасы, выдумывал уморительные истории. С ее младшим братом, умственно отсталым мальчиком, он мог часами строить замки и башенки из кубиков. Он никого не обижал, и все его любили. Правда, репортер, съевший не одну собаку на своем деле, пытался задавать леди Селине всякие каверзные вопросы о том, не проявлял ли уже тогда юный Макс склонности к человекоедению или хотя бы отрыванию крылышек безобидным насекомым, но леди Селина стойко держала оборону. Из ее речей все уразумели, что не было на свете человека более приятного в общении, если не считать, конечно, принца Чарльза и его сыновей Уильяма и Гарри. Таким образом, Макс оказывался на четвертом месте, но зато в какой компании!

Читатель, разумеется, был вправе задаться вопросом, с чего бы это Максу из человека, приятного во всех отношениях, превращаться в человека решительно неприятного, изгоя, террориста и убийцу, но и на это у репортеров имелся исчерпывающий ответ. Именно во время одного званого вечера Макс слегка перебрал и имел несчастье толкнуть какого-то знатного лорда примерно одного возраста с собой. Лорд, вероятно, тоже лыка не вязал, потому что воспринял происшедшее значительно ближе к сердцу, чем полагалось бы лорду и просто воспитанному человеку. Макс попытался извиниться, но лорд, не стесняясь в выражениях, обругал его «шлюхиным сыном» и «черномазой свиньей». Все эти выражения впоследствии зафиксировал полицейский протокол, и таким образом они дошли до нас.

Надо признать, что Макс отреагировал на оскорбления точно так же, как отреагировали бы на его месте большинство людей. А именно: он размахнулся и от души врезал лорду по физиономии, да так, что тот не удержался на ногах и упал. Собственно говоря, на этом перепалка должна была закончиться, и лорд, присмирев, отправился бы лечить синяк, но не тут-то было. Судьбе было угодно, чтобы, падая, он ударился головой о какую-то металлическую штуковину. Поначалу ни сам он, ни остальные гости не обратили на это никакого внимания, но вскоре лорду стало плохо, а к тому моменту, когда приехала «Скорая», он был уже мертв. Вскрытие зафиксировало тяжелую травму черепа в височной области, и хотя она была получена не непосредственно от удара противника, Макса тотчас же обвинили в умышленном убийстве. На этом его пребывание среди людей, приятных во всех отношениях, закончилось.

Лично у меня нет никаких сомнений, что, если бы жертвой оказался какой-нибудь пролетарий, поступок Макса отнесли бы за счет его бурного восточного темперамента и вскоре бы о нем забыли. Однако, так как пострадавшей стороной оказался аристократ, да еще из семьи с самой что ни на есть безупречной репутацией, перед убийцей замаячило ни много ни мало пожизненное заключение. Пока медленно и с бесчисленными проволочками тянулось следствие, Макс сделал для себя несколько неприятных открытий. Его больше не желали видеть там, где раньше принимали с распростертыми объятьями, но это было еще полбеды. Общество не только отвернулось от него, оно начало настоящую травлю. Ему ставили в укор его происхождение, его манеры, его развязность, неуместную для джентльмена. Знакомые отворачивались от него при встрече или обливали ледяным презрением, которое для человека гордого и неглупого во много раз хуже открытого объявления войны. Леди Селина с присущей аристократам врожденной тактичностью называла этот период «легким недопониманием», но, вне всяких сомнений, Макс счел, что недопонимание малость затянулось. Не дожидаясь окончания суда, он сел на отцовский корабль и был таков, показав тем самым свое презрение к английскому правосудию. Мать Макса покончила с собой, вскрыв вены в ванне, когда ему было лет десять, так что он был совершенно свободен в своих действиях.

Как, когда и где он связался с экстремистами, знают только Бог и, быть может, израильские спецслужбы. Так или иначе (а если не так, то все равно иначе), в рекордно короткие сроки плейбой и неженка превратился в грозу процветающей цивилизации. Он занимался примерно тем же, что и Вероника Ферреро: взрывал, убивал, захватывал заложников. Его отец смотрел на эти «забавы» сквозь пальцы, выделяя своему отпрыску ровно столько же денег, сколько и в прежние времена, и ни миллионом больше. Сам шейх коллекционировал старинные рукописи и картины, а из развлечений больше всего любил соколиную охоту, и неудивительно, что то, чем занимался Макс, не вызывало у него особого восторга. Впрочем, все состояние и так должно было отойти старшему сыну, Мохаммеду, рожденному в законном браке. Мохаммед был смуглый, симпатичный, носил очки и бегло говорил практически на всех европейских языках. Отец сулил ему большое будущее.