Антон Шаффер - Духи безвременья Страница 2

Сообщив родителям, что все готово, она попросила их зайти за свидетельством о рождении через пару дней, что те и сделали. Когда, счастливые, они открыли его, то ужаснулись увиденному. Но изменить уже ничего было нельзя.

В классе Владелен тут же получил кличку "Леночка" и был начисто отвергнут сверстниками в качестве полноценной личности. Лишь Далекий общался с ним, чувствуя в глубине души перед Владеленом вину за своих одноклассников, подобно русской интеллигенции, чувствовавшей вину перед собственным народом.

Закончив десятый класс, Илья, не долго думая, решил поступить на филологический факультет какого-нибудь вуза, а заодно затащить туда и Владелена. Что и сделал.

Товарищи поступили в педагогический и начали свое обучение. Для Владелена оно закончилось уже через год, так как учение не давалось ему ни в какую. Он загремел в армию, и Илья окончательно потерял с ним связь.

Сам же далекий успешно получил высшее образование и после окончания института оказался перед тяжелым выбором дальнейшего жизненного пути. Работать в школе ему абсолютно не хотелось, зато у него были иные мечты. Дело в том, что еще вол время обучения он во всю писал в факультетскую газету и даже пару раз публиковался в районной прессе. Силы в себе он чувствовал, а потому хотел писать и дальше.

Потыкавшись в различные издания и всюду получив отказ, Илья решил использовать последнюю возможность – свою родную мать, которая все еще писала о непосильном труде теперь уже, правда, российского крестьянства. И она помогла ему, устроив в желтое издание под название "Паровоз", активно раскупавшееся низшими слоями нового российского общества.

Илья с головой окунулся в работу и был доволен жизнью до тех пор, пока эта самая его жизнь не покатилась под гору с угрожающей скоростью…

Пил Илья уже вторую неделю. Запой явно затянулся. Он не мог припомнить, чтобы хоть раз в жизни с ним случалось что-либо подобное. Ну, выпивал, конечно, но не так, чтобы две недели подряд, не просыхая. Перед ним стояла початая бутылка "Столичной", которая выглядела так одиноко на пустом столе. Закусывать было уже не чем.

Последние деньги закончились еще на первой неделе запоя, и теперь пить приходилось в долг. Этого Илья всегда не любил. Быть обязанным другим было не то чтобы не в его правилах, но явно противоречило его внутреннему устройству. Он любил, когда зависели от него, вот что ему нравилось. Но выбирать уже не приходилось – убеждения убеждениями, а запой запоем. Деньги он занял у своего соседа, который сначала с пониманием отнесся к удручающему внешнему виду Ильи, а затем и к его просьбе. Еще бы! Сколько раз до этого он сам заходил к нему, чтобы стрельнуть десятку другую на утренний пивной рацион. Короче, когда сосед увидел потухший взор Ильи Андреевича, услышал его дрожащий голос, он не смог ему отказать. Получив заветные деньги, Илья вернулся домой, допил прямо из горла уже не известно какой по счету бутылки остатки водки, залакировал их противным теплым пивом и вышел из квартиры.

Лифт приехал быстро, но не пустой. Впрочем, Илье это было безразлично. Зайдя в кабину, он нажал кнопку первого этажа. Кроме него в лифте стояла старушка, которую он видел до этого в своем подъезде, может, пару раз. Он заметил, что смотрит она на него как-то странно. В чем дело, Илья понял, уже выйдя из подъезда, когда стал ловить на себе не менее удивленные взгляды случайных прохожих. Если бы в эту минуту он посмотрел на себя со стороны, то увидел бы примерно следующее: по улице шел среднего роста человек неопределенного возраста, с потертым полиэтиленовым пакетом и в домашних тапках. Выглядел Илья действительно ужасно, так как всю предыдущую неделю к ванной даже не приближался, да и одежду, впрочем, тоже не менял. Скатавшиеся немытые волосы скучковались на его голове в отдельные сплетения, которые торчали в разные стороны, образую проплешины по всему периметру черепа. Примерно так же выглядела и его щетина, которую и щетиной то назвать было трудно: то тут, то там из его щек и подбородка виднелись отдельные волоски, которые завивались в разные стороны, не образуя хоть какой-нибудь единой композиции.

О запахе, исходящем от объекта, говорить не приходилось – это была скорее вонь.

Осознав, что он вышел из дома в домашних тапочках, Илья на секунду остановился, пытаясь обдумать случившуюся с ним оказию. Он, было, решил вернуться домой и переобуться, но затем переменил свое первоначальное решение, рассудив, довольно здраво, что вряд ли ботинки изменят что-либо кардинально в его нынешнем образе.

А по сему, он продолжил свое скорбное шествие.

В магазине он какое-то время пустым взглядом обводил ассортимент алкогольной продукции, но выбора у него не было – денег хватало ровно на очередную бутылку "Столичной", да пару самого дешевого пива. Озвучив свой заказ и погрузив товар в пакет, Илья довольно достойно отразил жалостливо-презрительный взгляд продавщицы и гордо прошествовал к выходу. Уже на самом выходе он чуть было не упал, так как тапки то и дело норовили слететь с ног, цепляясь за все подряд. Чудом удержав равновесие, он непринужденно огляделся, провел рукой по сальным и спутанным волосам и, наконец, покинул магазин.

Окружающий мир, каким он его видел в эти мгновенья, не интересовал Илью Андреевича ни в каких своих проявлениях. Все было скучно и уныло. На дворе было лето, вернее самый его конец, что делало природу уже немного мертвой, а людей немного усталыми. Под тапками шуршали первые опавшие листья. Было еще достаточно тепло, но все вокруг говорило о надвигающейся осени.

Илья тоскливо озирался по сторонам, сжимая трясущимися руками пакет, в котором лежал столь ценный для него груз. Люди старались на него не смотреть. Те же немногие, которые все же задерживали на нем свой случайный взгляд, тут же виновато отводили его в сторону. Так обычно делал когда-то и сам Илья, если встречал на улице бомжей, алкашей или просто душевнобольных. Ему всегда было проще отвернуться, сделать вид, что он ничего не видел, забыть, стереть из своей памяти все файлы, содержащие неприятную для его мозга информацию. И вот теперь так с ним поступали другие. И это было неприятно.

– Здорова!

Илья вздрогнул от неожиданности. Его организм, измученный паленой водкой, был так напряжен, что начинал странно реагировать на любые резкие проявления этой жизни. Последние дни его пугали голоса соседей, которые доносились до него сквозь тонкие квартирные перегородки, именуемые стенами. Пугали сигналящие машины, проносящиеся мимо, когда он шел по проторенной дорожке к магазину. Нервы были напряжены до предела. Поэтому, услышав выкрик приветствия, который раздался буквально в полуметре от его бренного тела, он почувствовал, как сердце сбилось со своего нормального ритма, на секунду остановилось, а потом вновь застучало, но как-то скачкообразно, неровно. Он обернулся.

Перед ним стоял человек, в котором он с трудом, но все же узнал своего бывшего однокурсника Анечкина. С трудом, потому что выглядел Анечкин совсем не так, как все его привыкли видеть когда-то, все пять лет обучения в университете. На нем была респектабельная "тройка" темно серого цвета, в руках он держал кожаный портфель, купленный явно не в переходе, а в зубах его была зажата сигарета, источающая запах дорогого табака. Он вынул эту самую сигарету изо рта, и улыбка озарила его упитанное розовое лицо.

– Ты ли это, Далекий?

– Я, – ответил Илья односложно.

Повисла неловкая пауза. Сказать-то больше было и нечего. Похоже, что только теперь Анечкин рассмотрел внешний вид своего давнего знакомого. Он продолжал улыбаться, но остался стоять на том же расстоянии, будто опасаясь подойти ближе.

Глядя на лощеное лицо Анечкина, на его дорогой костюм Илья испытал смешанное чувство, которое было, вероятно, ближе всего к чувству классовой ненависти. Ведь и он мог стоять сейчас в точно таком же виде на этой улице, улыбаться и чувствовать себя на все сто. Мог бы, да не стоял. Никакой радости от этой случайной встречи он не испытал, скорее, наоборот – в нем проснулась непонятного происхождения злость, замешанная на зависти и дешевом алкоголе. И он решил, что не доставит какому-то Анечкину радости поглумиться над собой. Спектакль начался.

– Анечкин! Вот так встреча! А я тебя сразу и не узнал!

С этими словами Илья сделал широкий шаг в сторону Анечкина, распростер объятия и заключил в них пышное тело своего визави.

Но этим Илья решил не ограничиваться. Пока Анечкин не успел опомниться, он сжал его пухлые щеки своими пропитанными водкой ладонями, и смачно поцеловал обалдевшего однокурсника прямо в губы. Затем он сделал шаг назад и, растворившись в блаженной улыбке, застыл на месте.

Затея удалась. На искосившемся от отвращения лице Анечкина можно было прочесть всю гамму противоречивых чувств, которые он испытывал в эту минуту. Губы его были крепко сжаты, хотя было очевидно, что он готов отдать очень многое, лишь бы иметь возможность вытереть их после обрушившихся на них лобзаний. Он брезгливо осматривал свой костюм, на котором после объятий Далекого осталось несколько разводов не совсем понятного происхождения.