Юджин Пеппероу - Открыватель талантов Страница 2

К великому изумлению и удовольствию Роберта Льюиса рассказ, посланный им в "Черную маску", был немедленно принят и напечатан в одном из ближайших номеров. Из редакции пришло письмо, в котором были чек, одобрительная рецензия на рассказ и предложение о дальнейшем сотрудничестве., И хотя сумма на чеке была едва равна трехдневному жалованью доктора в госпитале, а работал он над рассказом, включая правку и перепечатку на машинке, добрых десять дней, он был счастлив. Разве в деньгах дело?! А радость до замирания сердца от того, что видишь свою фамилию в популярном журнале и свой собственный рассказ напечатанным, — разве эта радость не стоит любых денег? Стоит, доктор, конечно же, стоит! Сомневаться в этом может лишь тот несчастный, кто никогда не видел свое имя на обложке только что вышедшего, еще пахнувшего свежей типографской краской, сигнального экземпляра своей новой книги!

Окрыленный первым успехом, доктор Льюис перепечатал набело два других своих рассказа и послал их в "Черную маску". Оба они были немедленно приняты и напечатаны, один — в июньском, другой — в июльском номерах журнала. Весь госпиталь вдруг сразу узнал доктора.Льюиса. Коллеги при встрече теперь первыми здоровались с ним и спрашивали, когда же выйдет продолжение похождений Александра Эттингера? В ответ Роберт лишь загадочно усмехался И говорил, что хорошее литературное произведение, как и хорошее убийство, должно быть тщательно подготовлено, его надо выносить, как ребенка под сердцем, и не допустить преждевременных родов. Некоторые втихомолку потешались над ним, но даже если бы он узнал об этом, то не огорчился бы. Роберт Льюис вступил в ту стадию болезни, когда ничье мнение в мире, кроме своего собственного, не имеет значения. Настоящий графоман в каждом льстеце видит беспристрастного и глубокого знатока литературы, а человека, рискнувшего высказать в адрес его произведения хотя бы несколько критических замечаний, считает недалеким и поверхностным. Особенно это касается поэтов, но и с прозаиками дело обстоит немногим лучше. Не был исключением и Роберт Льюис. Его приятели, знакомые, родственники — все они в его глазах теперь разделились на две неравные группы: "знатоков литературы" и "неумных критиканов». Правда, надо сказать, что критиканов было меньшинство.

Тем временем в семье доктора медленно, но верно назревали перемены. Его жена все чаще проводила вечера у каких-то своих друзей, которых он не знал, все позднее приходила домой и приводила в оправдание своего отсутствия все менее убедительные доводы. Но доктор ничего не замечал. Он даже был рад, когда Анна уходила из дому, потому что в эти часы он мог целиком отдаться леденящим душу преступлениям, которые он готовился совершить руками своего героя.

«. . . Александр Эттингер убедился в том, что Вито Скорнезе зашел в магазин, и жестом подозвал стоящую на углу молоденькую проститутку. Она была совсем юной, и судя по ее неуверенному виду, еще не состояла на учете в полиции. Девушка нерешительно подошла, бросив на возможного клиента быстрый оценивающий взгляд, тут же повернула назад, готовая обратиться в бегство. Эттингер схватил ее за руку и, стараясь быть убедительным, сказал:

— Не бойся, я не из полиции и не собираюсь тебя задерживать. Помоги мне подшутить над приятелем — и заработаешь сорок долларов за какие-то пять минут. Идет?

— А что я должна сделать? — все еще подозрительно спросила девушка.

— Видишь вон того здоровяка в магазине? Возьмешь со стеллажей несколько консервных банок, подойдешь к нему поближе сзади и, когда-я тебе кивну, уронишь их на пол. Получишь двадцать долларов сейчас и еще двадцать, если сделаешь все как надо.

— А зачем это? — не унималась девица.

— Говорю же тебе — хочу подшутить над приятелем. Ну, ты берешь деньги или нет?

Вид двадцатидолларовой бумажки убедил блондинку. Выхватив деньги, она спрятала их на груди и направилась в магазин. Эттингер, выждав минуту, вошел следом. За две недели наблюдений за Вито Скорнезе он изучил его привычки и выяснил, что обычно тот каждый вечер покупает в этом магазине две банки томатного сока и пару грейпфрутов. Остальные его покупки могли меняться, но томатный сок и грейпфруты оставались неизменными. Поскольку грейпфруты явно предназначались на завтрак, то томатный сок скорее всего выпивался гангстером за ужином с макаронами, которые он покупал в этом же магазине в устрашающих количествах. "А -может быть, он томатный сок использует для приготовления соуса к спагетти?" — думал Эттингер, не спеша продвигаясь по магазину вдоль стеллажей с продуктами и поглядывая в просвет между полками на Вито Скорнезе. Тот уже положил в свою тележку две пачки макарон, бутылочку кетчупа, пару грейпфрутов — вот, наконец! — две жестянки с томатным соком. Эттингер зашел за стеллаж, убедился, что поблизости никого нет, и вынутым из кармана двадцатиграммовым шприцем ввел иглой в такую же баночку с соком прямо через ее стенку десять грамм смеси норадреналина с апо-морфином. Потом ту же операцию проделал со второй баночкой. Бросив обе в свою тележку для покупок, он обогнул стеллаж и подошел к Скорнезе почти вплотную, делая вид, что что-то ищет на полках.

Белокурая проститутка стояла рядом, без тележки, держа в руках несколько банок с консервами. По блуждающей на ее лице улыбке Эттингер понял, что она полностью включилась в игру и эта игра ей нравится. Он подмигнул ей и, дождавшись, когда итальянец повернется к нему спиной, кивнул головой. Девица разжала руки, и все ее банки с грохотом посыпались на пол. Скорнезе развернулся к ней с быстротой, которую трудно было ожидать от такого тучного человека. Правая рука его скользнула под пиджак, выдергивая из наплечной кобуры револьвер. В этот момент Эттингер, шагнув ближе, мгновенно поменял две банки томатного сока в тележке гангстера на те, что держал в руках. Когда итальянец повернулся, он уже стоял спиной к нему в нескольких шагах.

Выйдя из магазина, Эттингер подождал за углом блондинку и отдал ей вторую двадцатидолларовую бумажку. Девица спрятала ее туда же, куда и первую, и робко дотронулась до рукава Эттингера:

— Может быть, зайдешь ко мне? Я снимаю студию тут неподалеку.

В неверном, мигающем свете рекламы ее запрокинутое к нему лицо вдруг показалось таким трогательным, беззащитным и чем-то похожим на лицо Джейн, что даже каменное сердце убийцы дрогнуло. Он достал из бумажника несколько крупных купюр, сунул их девушке в руку и, кашлянув, сказал:

— Лучше на работу устройся, пока здешние сутенеры тебя к рукам не прибрали. Потом поздно будет.

Мягко, но решительно он освободил рукав своего пальто из ее пальцев и, не оглядываясь, зашагал прочь легкой, раскованной походкой бывшего спортсмена.

Роберт Льюис отложил ручку и вышел из-за письменного стола. Засунув руки в карманы домашних брюк, он прошелся по кабинету из угла в угол, пытаясь изобразить эту самую "легкую, раскованную походку бывшего спортсмена", но остался неудовлетворен результатом. А ведь лет двадцать назад он тоже занимался спортом — играл в команде настольного тенниса в колледже. А захотел бы, мог бы заняться чем-нибудь более атлетическим, например, футболом или даже боксом. Сейчас он был бы таким же, как Эттингер, стройным и сильным, и красивые женщины сами навязывали бы ему свою дружбу. И он так же, как Эттингер, был бы с ними щедр, но сдержан. В конце концов для мужчины в жизни главное не женщины, а дело.

Тут доктор вспомнил, что его ждет неоконченный рассказ, и, вздохнув, вернулся из мира грез к письменному столу.

«. . . Две недели назад, когда Александр Эттингер узнал, что Вито Скорнезе приказал своим людям похитить Джейн и продать ее в один из публичных домов Туниса, он поклялся, что убьет этого гангстера. На следующий день он снял пустующую квартиру в том же .доме, где жил Скорнезе, только этажом ниже, и подключился к его телефону. Специальное устройство, поставленное им в телефонную распределительную коробку, позволяло отъединить в любую минуту номер итальянца от городской телефонной станции и замкнуть его на аппарате в квартире Эттингера.

В эту ночь он не спал, боясь пропустить нужный ему телефонный звонок. Наконец этот телефонный звонок раздался. Эттингер резко сел на постели и повернул регулятор громкости на аппарате. После третьего звонка из динамика послышался женский голос: "Скорая помощь" слушает".

— Меня весь вечер рвет, голова раскалывается от боли, — послышался сдавленный голос Скорнезе. — И слабость ужасная, и голова кружится.

Эттингер быстро повернул ручку переключателя и закоротил номер Скорнезе на свой аппарат.

— Алло, — сказал он, — говорит доктор Блейк. Сообщите нам ваш адрес. Мы немедленно выезжаем.

Выслушав адрес, который прекрасно знал, Эттингер выключил аппарат и стал собираться. Он натянул форму врача "Скорой", повесил на шею фонендоскоп, положил в нагрудный карман "мультитон" и взял стандартный чемоданчик бригады "Скорой помощи". Спустившись вниз на лифте, Эттингер вышел из подъезда и снаружи нажал на табло кнопку с номером "31". Из динамика слабый голос Скорнезе спросил: "Кто там?" — "Скорую помощь" вызывали?" Замок двери щелкнул, и Александр Эттингер вошел в подъезд. Теперь у подозрительного сицилийца не возникнет сомнений в том, что приехал врач "Скорой" по его вызову.