Людмила Хлебникова - Черная кровь Страница 20

– Лорка? Она вернулась, что ли, доча наша приблудная?

– Ну да, как всегда – вся в слезах и в губной помаде, в синяках и приключениях… Вон, дрыхнет в спальной.

– Лорекс!!! – заорала Саша, запрокинув голову в направлении спальной, – Хватит спать, пошли по пиву, а?

Катя пошла в спальную, чтобы разбудить Ларису и сообщить ей радостную новость. Вернулась удивленная, почесывая лоб:

– Че-то ее там нету… Ушла, наверное, а я не слышала… И вещи свои драные оставила. А в чем же она пошла? Не голиком же…

– А ты проверь, проверь гардеробчик свой – может платье от Кардена у тебя уперла и пошла денег надыбать на чек героина…

– Зло ты шутишь, Саш. У нее несчастье, а ты над ней так…

– Все несчастье ее – в ее дурной голове. Не нужно думать, что все ее художества ей никогда не припомнятся… а что, собственно, с ней-то приключилось?

– Ой, не знаю! Пришла вся побитая, а на плече – клеймо, представляешь? Как в трех мушкетерах…

– Клеймо? Ее художники что, совсем взбесились, или это ее новый каприз?

– Какие художники! Она сама-то не помнит, кто ее так изуродовал…

– Напилася я пьяна, не дойду до дивана?

– Саш, ты откуда такая резкая выскочила? Погляди, никому пощады нет от этого острого языка…

– Ой, откуда я вырвалась – тебе туда не надо. И мне теперь – тоже… А какая работала была, какая работа… – Саша размахнулась и швырнула обглоданную косточку в помойное ведро:

– Прямое попадание! – засмеялась она.

– Что творит, что творит! – заужасалась Катя.

– Извини – недолгая жизнь в мужском обществе не прошла даром, – Так что ты говоришь, Лариса не помнит, где была?

– Ну да. И вернулась вся истерзанная, платье порвано, шарфик потеряла…

– Что потеряла?

В дверь опять позвонили. На этот раз гость был более чем желанный. Борис явился с новостями:

– Да, сейчас все расскажу! Только дайте я позвоню в лабораторию, а то моя любимая девушка надает мне потом по шее…

Борис набрал номер и, закатив глаза, выслушал все, что ему напевно говорили в трубку.

– Да ты что? – присвистнул Борис.

После этого он снова вскочил, пожал всем руки и так же стремительно убежал, кинув на ходу:

– Мы, кажется, нашли сразу всех зайцев!

Катя вышла на площадку и крикнула вниз:

– Эй! Ты куда?

Ответом ей был удаляющийся грохот ног.

Катя пожала плечами и стала было закрывать дверь, как вдруг из-за ее плеча вытянулась мускулистая рука и толкнула дверь обратно.

– Не торопись. Мне тоже пора, – произнес над ее ухом Сашкин голос.

– А ты куда? – все больше недоумевала Катя.

– Мне нужно тут одно дело еще доделать. Ты не переживай, я как приеду – сразу вас всех найду. Пока, – и Александра зашагала по лестнице.

– Ты же только вернулась – и опять?..

– Не время сейчас прохлаждаться – Родина в опасности, – сострила в ответ Алекс, заворачивая за угол.

Лариса стояла на Набережной, чистила апельсин и бросала оранжевую кожуру в воду. Та сперва тонула, потом снова всплывала и, кружась и танцуя, уплывала вниз по течению. Лариса провожала ее скучающим взглядом.

Все попытки обнаружить хоть какие-нибудь следы ее похождений совершенно ни к чему не привели. День был потрачен в пустую.

После того, как она оставила надежду найти хоть кого-то свидетеля того злосчастного вечера, Лора решила побывать на том месте, где она в последний раз проснулась. Это был пустырь, заросший сухой травой, посреди которого находился небольшой холм, на котором и пришла в сознание Лариса.

Она немного постояла на холме, восстанавливая в себе то ощущение недоумения от вида расстилающегося под ногами города. Вопреки ожиданиям, дальше этого воспоминания не пошли. Лариса разочарованно спустилась с холма и пошла по направлению к дачному поселку. Пройдя по его улицам, Лариса попыталась прислушаться к своим ощущениям – может быть, что-то подскажет ей, была ли она здесь и, если была, то за каким именно забором скрывается разгадка ее исчезновения.

Внутри Ларисы было пусто и звонко, Она приговаривала своему подсознанию:

«Ну же, ну! Ты же все знаешь, ты же все видело. Ну, подскажи мне – не бойся, это можно! Ну, пусть мне станет страшно или тревожно… Дай мне только знак!»

Подсознание молчало.

Еще немного побродив по улочкам поселка, Лариса стала ловить на себе подозрительные взгляды его жителей и решила, что ей лучше убраться по добру, по здорову, пока не начались неприятности. Ларисе пришлось вернуться в город не солоно хлебавши.

Начинало стремительно, как это бывает осенью, темнеть. Куда идти дальше, она просто не представляла. Домой не хотелось – истеричная Ада опять начнет читать свои набившие оскомину морали и изображать из себя великомученицу. Актриса провинциального театра – одно слово.

Когда она, бывало, вставала в позу, откидывала голову назад и, зажмурив глаза от упоения собой, начинала разыгрывать очередную драму своим хорошо поставленным голосом, Ларисе казалось, что по прочтении всего гневного монолога, она будет ждать от дочери оваций и криков «браво!». Все, что ей говорила мать, воспринималось, как заученные отрывки из дешевых пьес. А после того, как Ада взялась за всяческую халтуру, типа рекламы на радио («ах! Лорочке нужно хорошо кушать!»), Лариса вообще потеряла всякое ощущение маминой реальности: ее голос теперь преследовал Лору повсюду. Всякий раз, когда Лариса просыпалась после очередной бурной ночи на чужой квартире и мамин голос по радио объявлял, что «приходите, а то пожалеете», ей хотелось орать от ужаса.

Не лучше было и с папой, который читал в Университете философию и был просто законченным фанатиком-интеллектуалом. Этот никогда не давил на эмоции. Этот брал логичностью своих пространных обоснований, от которых удавиться хотелось, если их воспринимать всерьез. Но Лора их всерьез давно не принимала – с тех самых пор, когда докопалась до истоков философии. Поняв, что эта лже-наука держится только на фантазиях людей, сплошь пораженных манией величия и отрицающих друг друга, возможность знания, да и существования мира вообще, Лора забросила книги и стала настолько законченной нигилисткой, что волосы на голове ее родителей частенько вставали дыбом.

Так что свое отсутствие Лора предпочла обосновать родителям посредством телефона, оборвав разговор на критическом месте утверждением, что ей просто ничего не слышно и она позже перезвонит.

«Мама сейчас устраивает папе показ новой пьесы „Несчастная мать“, а папа шуршит своими лекциями и ноет: „Ах, боже мой, где же логика в ее поступках?“» – с унынием думала Лариса, которой в подступающей к самой земле синеве становилось все более тоскливо и одиноко.

«И сигареты, как назло, кончились», – совсем уже падая духом, констатировала про себя Лариса. Ныло побитое тело, а ожег на плече взрывался болью от каждого прикосновения грубой шерсти свитера.

Лариса чувствовала, как к ней подкрадывается очередное «сумеречное состояние». Это состояние не имело ничего общего с одноименной болезнью. Просто Лариса называла так особенной глубины тоску, которая нападала на нее в сумерках, и заставляла ее временами, тихонько плача, сидеть где-нибудь в уголке или брести по пустынным улицам. От приступов «сумеречного состояния» ее спасали только шумные компании и немножко наркотиков.

Вот и сейчас первые волны тоски подкатывали к горлу и вызывали безотчетный страх.

– Так, все, надо что-то делать! Надо куда-то идти! – прикрикнула на себя Лариса, сбрасывая с себя дремотное оцепенение. Она помотала головой и пошла по направлению к остановке.

Внезапно ей пришло в голову, что неплохо бы провести время у Оксанки, которая осталась одна в такой чужой квартире.

«Тебе поди, родная, совсем несладко», – подумала Лариса, нащупав в сумке листок с адресом Никиты. «Эк тебя черти занесли!» – удивилась она, глядя на адрес. «Как добираться на эти выселки – кто его знает!»

Алина сидела напротив Антонины Ивановны и внимательно слушала ее сбивчивый рассказ. Он начался откуда-то издалека, с каких-то малоинтересных событий ее девичества и застрял сейчас на радостном событии рождения Оксаны:

– И ручки – такие маленькие-маленькие… – растроганно плакала она.

Алине было жаль начинающую выживать из ума женщину, но она осмелилась прервать этот поток сознания:

– Извините, это все, конечно, чудно и занимательно, но ответьте мне только на один вопрос: с кем вы пили?

Женщина растерянно замолчала. А потом произнесла:

– А какое это имеет значение?

– Огромное! – уверила ее Алина.

– Ну, с этим, с Егором, дворником нашим… Мы друг друга давно знаем, с детства буквально… Помню, как яблоки воровали…

Она опять погрузилась в воспоминания, которые только в ее жизни и остались.

– А Вася? Приходил ли к вам Вася, одноклассник вашей Оксаны?

– Вася? Не помню никакого Васю…

– Понятно… – протянула Алина, вставая, – спасибо вам за содержательную беседу, уважаемая Антонина Ивановна! Доброго вам здоровьичка! Не пейте больше!