Павел Генералов - Война олигархов Страница 20

— Пичугин, дай распечатку по Сидорову и доложи ситуацию, — приказал помощнику Морозов. — Ты как насчет пятидесяти боевых? — поинтересовался он уже у Покусаева. Тот согласно кивнул. Любил он грешным делом морозовский коньяк.

Майор Пичугин выждал за дверью несколько минут, пока шефы разомнутся, и, коротко стукнув, вошёл с бумагами:

— Разрешите доложить, товарищ генерал–полковник! Сидоров по вашей рекомендации был вызван в прокуратуру в качестве свидетеля по делу об убийстве Опекушина — Пекаря. Вёл себя спокойно. Продолжать разработку в этом направлении?

— Нет, пока давить не надо. Но и с крючка совсем пусть не отпускают. Что там с кредитом?

— У них всё получилось, — удивлённо пожал плечами Пичугин.

— Молодцы! — с чувством одобрил Монстр Иванович.

— Моя креатура, — не преминул напомнить Покусаев, довольно поглаживая вновь распушившиеся будёновские усы.

Монстр Иванович ничего не ответил, лишь усмехнулся и закурил первую после тенниса «беломорину».

— Разрешите идти? — Пичугин артистично щёлкнул каблуками.

— Иди. Бумаги оставь, я гляну сам, — сказал Морозов и изумлённо поднял брови: в кабинете весело заверещал звонок мобильного телефона.

Это был явный непорядок — мобильниками в Бункере было пользоваться строжайше запрещено. В целях обеспечения секретности.

— Что такое?! — грозно приподнялся Монстр из кресла.

— П-птичка шалит! — отрапортовал Пичугин, исподтишка показывая кулак предателю Карлуше. Научил, блин, на свою голову!

Ворон, радостно слетев на стол Монстра Ивановича, выдавал трель за трелью из классического репертуара мобильника.

— Заткнись, — просто, но убедительно приказал ему Монстр Иванович.

— Пр–роехали! — огрызнулся ворон. И заткнулся.

Зера ужасно тосковала в этой огромной чужой Москве. Ей очень не хватало Нура — верного друга и оруженосца. Он так трогательно весь прошлый учебный год терпел их совместные театральные вылазки! Окультуривался до посинения. А на «Лебедином» чуть не заснул, но мужественно высидел. И зачем только он сделал ей это дурацкое предложение в самолёте! Вечно мужчины норовят всё испортить.

У Зеры так и не получилось подружиться с кем–то с курса. Мешала «звонкая» фамилия. Слишком нефтяная фамилия, которую в их «керосинке» произносили чуть ли не с придыханием. Те ребята и девчонки, с которыми хотелось дружить ей, её сторонились, считая «ботаником» и папенькиной дочкой. Те же, кто набивался в друзья и поклонники, видели в ней не человека, а нефтяного отпрыска. Чепуха какая–то получалась!

Именно поэтому Зера и решила первой сделать шаг и помириться с Нуром. Через дальних родственников она договорилась, что те перешлют ей из Уфы набор кураиста — национальные дудки. Да не просто перешлют, через папиных гонцов, а именно передадут Нуру, чтобы он уже передал курай ей. Это был сложный путь, но ничего больше Зере в голову просто не приходило.

Они встретились у «Маяковской», под колоннами зала Чайковского. Нур был мрачный, как туча.

— Ты что, что–то съел? — не удержалась Зера.

— Как это? — не понял он.

— Ну, кислый такой, — пояснила она.

— Да нет, просто настроение не очень, — признался он. — Слушай, Зер, а зачем тебе курай? Играть будешь, что ли? А что? — прикольно. В каком–нибудь панк–рок ансамбле и на курае…

Зера решила признаться:

— Знаешь, курай — это повод. Я просто помириться хотела.

— А мы разве ссорились? — ледяные в начале встречи глаза Нура начали оттаивать.

— Не ссорились, но ты же обиделся?

— Зер, знаешь анекдот, — оживился Нур. — Ведут фашисты пленного командира партизанского отряда. А за столом сидит предатель, который отряд немцам сдал. Сидит и борщец наяривает. Командир, проходя мимо презрительно плюёт ему в тарелку. А тот, — Нур смешно приподнял брови, — говорит: Смотри–ка, обиделся!

Зера смеялась так радостно, что на них стали оборачиваться прохожие.

— Ну что, мир? — спросила она, отсмеявшись.

— Мир, — согласился он.

— Понимаешь, — пожаловалась она, — у меня здесь кроме тебя друзей совсем нет.

— Тогда мир и дружба? — Нур протянул руку и она радостно пожала её. — Слушай, пойдём сегодня в ресторан? Я тебя с нашими познакомлю…

— Притворюсь сестрой? — снова засмеялась она.

— Так ты и есть мне сестра… Четвероюродная, — не без труда сосчитал Нур. — Ну что, идёт?

— А повод–то какой?

— Да так — пустяки. Банк ограбили.

Зера в ответ кивнула и посмотрела на Нура снисходительно — как на бестолкового, хотя и старшего брата.

— Давай, Зера, курай пока обратно, — Нур забрал у неё продолговатый деревянный футляр с инкрустациями по углам. А друзья мои, надеюсь, тебе понравятся!

На самом деле в «Золотой Дракон» они почти не опоздали. Хотя Лёвка уже успел заказать на всех — чуть ли не всё меню:

— Что не съедим, с собой заберём! — деловито отмахивался он от всех шуточек по этому поводу.

— Зера. Сафина. Моя сестра, — представил Нур свою спутницу. — Учится в «керосинке». Хочет дружить с хорошими людьми. Именно таких я ей и обещал. Так что уж будьте добры — соответствуйте. Особенно это к тебе относится, Лев Викторович. Особенно! — подчеркнул Нур.

Представляя Зеру друзьям, Нур подумал: хорошо, что сегодня здесь нет Нюши. Всё–таки это был бы перебор — одновременно видеть двух женщин, отказавшихся принять его руку и сердце. Причём в течение одного месяца.

— Можно просто Катя, — улыбнулась Катя, когда Лёвка перечислил Зере все имеющиеся в её активе имена: радистка Кэт, Екатерина Великая, она же Германовна.

— Георгий, он же Гоша, — Гошу представил уже снова Нур, пристроивший, наконец, футляр с кураем на подоконнике, за бамбуковыми шторками.

Гоша, не сводя глаз с лица Зеры, медленно поднёс её руку к губам. Рука была сухой, тёплой и пахла свежескошенной травой.

— Зера, — прошептала она, чувствуя, как подгибаются колени и горит то место на руке, которого касались его губы.

Откуда у Нура такой потрясающе красивый друг? — подумала она. — Такие ведь только в кино бывают…

А Гоша, наверное, впервые в жизни растерялся. Он боялся, что от неловкого слова эта хрупкая, похожая на фарфоровую статуэтку девушка с удивлённо приподнятыми к вискам глазами, может разбиться.

Катя, с интересом наблюдая церемонию знакомства, мгновенно просекла ситуацию. Эге, — подумала она, — а Гошка–то, кажется, влип! Как он смотрит на эту маленькую славную Нурову сестричку, прямо завидно!

— Слушайте, мы сегодня питаться будем? — разрушил становящееся неловким молчание голодный Лёвка.

И трапеза началась. Со всеми китайскими церемониями. Четыре официантки буквально не покладали рук — Лёвка был клиентом не простым, а привередливым. К виски ему нужен был лёд и непременно — мелкий. И чтобы на блюдечке. Да с щипчиками — откуда только нахватался?

— Ну, за нас? — наконец предложил тост Гоша, смотря прямо в тёмные удивлённые глаза Зеры.

— За команду! — поддержал Лёвка и чуть не поперхнулся льдинкой.

Катя фыркнула, едва не расплескав шампанское, а Нур, глухо стукнув стаканом о Катин бокал, выпил залпом.

Сегодня можно было всерьёз расслабиться — заслужили. А вот завтра…

Завтра — работать, работать и ещё раз работать.

Ну, а пока — дискотека!

Часть вторая

Поставить на Зеру

Глава первая. Аппараты, товсь!

13 января 1999 года

Санкт — Петербург

Чуден Питер в любую погоду. Даже сейчас, в середине января. Правда, мокрый снег временами сменялся колючим мелким дождём, а ветер с залива порой пронизывал насквозь. И всё равно было хорошо.

Гоша с Зерой уже третий день обретались в городе на Неве. Для Зеры по сути это была первая поездка в Петербург. Так получилось, что она попала сюда в первый и единственный раз в возрасте пяти лет. Потому и помнила какую–то ерунду: пёструю кошку на Дворцовой площади, огромное количество бананов, продававшихся прямо на улицах и столь же огромное количество комаров, одного из которых она чуть не проглотила.

Конечно, зимой многих возможностей они оказались лишены: прогулок по каналам на кораблике; путешествий в пригороды и даже возможности беззаботно прогуливаться по бесконечным набережным и открытым площадям. Было скользко и холодно. И приходилось прятаться в музейных залах Эрмитажа, Русского музея и бывшей Биржи. Но они были вместе и это казалось сейчас самым главным.

— Меня уже тошнит от музеев, — сказала Зера.

Они как раз пересекли Владимирский проспект. Обогнув вдоль ограды желтую громаду Владимирского собора, где толпились плохо одетые люди, продававшие за гроши подержанную одёжку и прочую дешёвую мелочёвку, углубились в заставленный бесконечными машинами Кузнечный переулок. На подступах к рынку жизнь бурлила вовсю, несмотря на то, что под ногами чавкала, как голодная бродячая собака, снежная жижа.