Андрей Житков - Супермаркет Страница 20

Сергей прикрыл ладонью телефонную трубку.

— Через пару дней бумаги будут не нужны, — сказал он Евгению Викторовичу. — Больше штуки директор не дает.

— Тогда я и продавать не буду. Пускай останутся, как память о Серафиме Дмитриевне, — вздохнул Евгений Викторович.

— Володя, за тысячу отказывается продавать, — сказал в трубку Сергей. — Реальную цену скажите!

— Хорошо, пять. Меньше не уступлю.

— Пять, — произнес в трубку Моисеев. — Может, возьмем? Тогда твой зам и вся его братия наши с потрохами.

— Ладно, — вздохнул Владимир Генрихович. — Приезжай за деньгами.

Сергей положил трубку.

— Мне нужен час, чтобы смотаться за деньгами, — сказал он Евгению Викторовичу. — Я могу взглянуть на бумаги?

— Ишь, какой хитрожопый! — улыбнулся Евгений Викторович. — На ксерокопии можете взглянуть.

Он удалился в коридор, вернулся через несколько секунд с бумагами. Сергей, хоть и не был большим специалистом в бухгалтерском деле, но с бумагами такого рода уже сталкивался, и понял, что это именно то. В бумагах были указаны закупочные цены, сроки реализации товара, полученная с каждой партии сумма прибыли, доли участников… Все имена закодированы под специальными значками. Самая большая доля была, конечно, у господина под знаком “Z”.

— Ну-с, убедились, — нетерпеливо сказал Евгений Викторович.

— Да, ждите. И приготовьте, пожалуйста, все экземпляры документов, чтобы потом не было недоразумений. Для вашей же безопасности, — уточнил Сергей. Он отдал бумаги и устремился к входной двери.

Когда дверь за ним захлопнулась. Евгений Викторович посерьезнел. Он подошел к креслу старухи, склонился над ее ухом, сказал громко:

— Мать, бумаги-то Симкины — сплошная туфта. Я думал их минимум штук за десять толкнуть, а едва пять вытянул. А риск какой! Голова-то одна, а бандитов много. Правильно ты говорила, каждый порядочный вор должен владеть только одной профессией. Нельзя быть дилетантом.

— Что нельзя? — переспросила старуха.

— Сейчас гулять поедем, говорю, — прокричал Евгений Викторович. — Оставаться здесь нельзя. Он может сюда “быков” привести. А вечером мы переедем к Ксюше.

— Ксюша? — переспросила мать.

— Да-да, Ксюша! В тесноте да не в обиде. Денег у нас теперь много. Буду тебя бананами кормить.

Евгений Викторович вышел в коридор, вернулся со складным креслом-каталкой. Он переодел мать, пересадил ее в кресло, потом стал быстро собираться. Вытащил из шкафа вещи, скидал их в дорожную сумку. С трудом сдвинул с места тяжелое кресло матери. Отковырнул паркетину. Под ней были документы и деньги. Он рассовал их по карманам, пошарил рукой, извлек из-под пола револьвер с укороченным стволом “бульдог”, патроны в упаковке. Евгений Викторович нервно разорвал упаковку, зарядил патроны в барабан, сунул “бульдог” во внутренний карман ветровки. Бухгалтерские документы он положил сверху в сумку.

Через минуту Евгений Викторович уже осторожно спускал по ступенькам кресло с неподвижно сидящей старухой. Выкатил кресло из подъезда и, не торопясь, повез его по тротуару.

Лера сидела на на больничной кровати. Рядом на тумбочке стояли многочисленные банки с остатками домашнего обеда: с салатами, котлетами, с разбухшей в компоте курагой. Стекшие на лицо синяки теперь пожелтели, и вид у Леры был такой, будто она заболела гепатитом. С одной стороны от кровати на стуле сидела Тамара Алексеевна, с другой — молоденький старший лейтенант. Милиционер держал на коленях папку, на которой были разложены листочки.

— Валерия Федоровна, ваша мать утверждает, что все-таки было избиение со стороны охранника Моисеева.

— Было-было! — оживилась Тамара Алексеевна. — Вы разве не видите?

— Не было, — вздохнула Лера. — Мама ничего не видела, откуда она может знать?

— Интересное дело — не видела! Приходил ведь он к тебе, при мне приходил. Просил заявления не писать.

— Мама, не ври! — строго посмотрела на мать Лерочка. — Да, приходил, цветы принес. Фрукты.

— Женщины, вы бы между собой сначала договорились! — рассердился старший лейтенант. — Так было избиение или нет?

— Было! Не было! — хором ответили Лера с матерью.

— Я с пандуса упала, — стала объяснять старшему лейтенанту девушка. — Там у нас с заднего хода пандус такой высокий, куда “Газели” под разгрузку заезжают. Вот такой где-то высоты, — Лера провела рукой по плечам. — Я на обед торопилась и засмотрелась на кота. У нас кот в магазине живет. Рыжий, здоровый. Максимом зовут. Ну, и оступилась. А когда очнулась, меня уже в “Скорой” везли. Слава богу, охранник с проходной увидел, что я упала.

— Это как же упасть-то надо! — покачал головой милиционер, подозрительно глядя на Лерино желтушное лицо. — Хорошо, а зачем к вам охранник Моисеев приходил?

— Это мой жених, — краснея, сказала Лера.

— Ну, дочка! — всплеснула руками мать.

— Тамара Алексеевна, я так понимаю, делать мне здесь нечего, — старший лейтенант сложил в папку бумаги и поднялся. — В общем, если все-таки передумаете, телефон мой у вас есть. Звоните. До свидания, — милиционер отдал на прощание честь и вышел.

— Лера, опомнись! — тут же стала наступать на дочь Тамара Алексеевна. — Какой он к тебе, к черту, жених! Он же садист, у него на роже написано! Если он тебя так при знакомстве так поколотил, что дальше будет? Или вы давно знакомые уже? Было что-нибудь, а ну, говори!

— Мам, отвяжись, а! У меня голова разболелась, — поморщилась Лера.

— Ты родной матери довериться не хочешь? Э-э, а я-то ее ростила-ростила, думала, будет мне на старости лет опора! — Тамара Алексеевна встала и стала собирать с тумбочки банки. — Жених он ей! Да я твоего жениха на порог не пущу, пусть только явится! Смотри, свяжешься с ним, будете под забором жить!

— Мама, прекрати! — закричала Лера. Она легка и закрылась с головой одеялом.

— Будете-будете! Мы с отцом даже пальцем не шевельнем, чтоб вам помочь! Надумала же, за садиста замуж! Он ее дубинкой по голове, а она его любит! Дура! — Тамара Алексеевна, гремя сумкой с банками, вышла и хлопнула дверью.

Лера сняла с головы одеяло и тяжело вздохнула. С соседней кровати на нее с любопытством смотрела старуха в платочке.

— Ты, девка, не слушай никого, — прошамкала она беззубым ртом. — Я с моим Андрюшенькой в шешнадцать лет из дому сбежала и всю жизнь счастлива была, пока не помер.

Седоволосый Евгений Викторович неторопливо вкатил коляску с матерью в небольшой сквер. Сел на скамейку рядом с девчонками-подростками, которые потягивали пиво из бутылок. Со скамейки хорошо был виден подъезд. Если покупатель появится не один, а с бандитами, у Евгений Викторовича будет время уйти вглубь сквера, где его за кустами никто не увидит. Девицы снялись со скамейки и ушли, неприязненно поглядывая на старуху. Старуха, не мигая, смотрела через толстые линзы очков.

— Мама, ты не устала? — поинтересовался Евгений Викторович.

Мать не ответила.

— Ну, ничего, нам молодой человек сейчас денег принесет, и мы теперь купим шикарный слуховой аппарат. Немецкий. Идет? Будешь даже тиканье часов по ночам слышать, — Евгений Викторович оглянулся на подъезд. Прошло уже минут сорок, как “молодой человек” уехал за деньгами.

“Девятка” неторопливо катила по улице. На переднем сидении рядом с “быком” сидела Серафима Дмитриевна. Ее редкие волосы растрепались, она была возбуждена. Второй парень сидел сзади, насмешливо поглядывал на растрепанную Серафиму и одну за другой заталкивал в рот жевательные пластинки.

— Нет, ну какая наглость! — возмущалась Серафима, затягиваясь сигаретой. — Разгуливает с бабой, как ни в чем ни бывало!

— Ты, дура! Документы ему твои продать надо, вот он и “светится”, как фонарь на перекрестке, а что у тебя взял, так у него давно нету ничего: ни денег, ни барахла, — отозвался с заднего сиденья парень, разжевывая сладкий ком.

— Да, кроме того, этот хмырь уверен, что в ментовку ты не сообщала. А вдруг с вещами и бумажки найдутся?

Машина проезжала мимо сквера. Серафима Дмитриевна увидела сидящую в инвалидном кресле старуху в больших очках, рядом на скамейке сидел седоволосый мужчина. Он обернулся.

— Да вот же он! -закричала Серафима. — Это он! Ну, я ему сейчас, суке…!

Парень подрулил к тротуару.

— Сидеть! — приказал он Серафиме Дмитриевне. Обернулся к напарнику. — Пошли?

— А че, я готов, — сказал второй, доставая из кармана длинный шелковый шнурок. Шнурок он намотал на кисти рук, открыл дверцу, выплюнул из рта жвачку.

Парни, оглядываясь, пересекли улицу и вошли в сквер. Серафима Дмитриевна со своего места наблюдала за происходящим. От волнения ее потряхивало, и она глотала и глотала табачный дым, скуривая сигарету до самого фильтра.

Парни обошли Евгения Викторовича стороной и приблизились сзади. Один из них сел на скамейку, другой остался за спиной.