Марина Серова - Тайная комната антиквара Страница 21

Собеседники еще немного потрепались о незначительных вещах, и вскоре по шуму, донесшемуся из-за перегородки, я поняла, что они поднимаются со своих мест и собираются уходить.

Забившись в самый дальний угол кабинки, я проследила за тем, как они вышли из ресторана, быстро расплатилась и отправилась следом.

Но больше ничего интересного не произошло. Приятели той же дорогой направились к конторе Гиля, точнее, к ломбарду, где и распрощались. Друг Шишкина свернул в подворотню, видимо, чтобы продолжить свой рабочий день, а сам Шишкин все так же неторопливо вернулся домой.

Проводив его до подъезда, я снова устроилась за столиком на лавочке, спрятанной в кустах, и стала ждать: не вздумается ли уважаемому пенсионеру еще раз в этот день прогуляться?

Но время шло, а интересующая меня персона из подъезда так и не появлялась.

Глава 8

Чтобы золотое время не проходило даром, я принялась анализировать разговор, подслушанный в ресторане.

Было совершенно очевидно, что когда-то, по всей видимости, довольно давно, как раз в те времена, когда в городском музее работал Шишкин, там произошла какая-то серьезная кража. Ясно было также и то, что к этому делу, так или иначе, были причастны все фигуранты, которые проходят по делу об убийстве Шульцмана, включая и самого Шульцмана. И кстати, не мешает отметить: судя по тому, что Шишкин упоминал именно о «делах», а не о «деле», подобная авантюра была далеко не единственной. Так что, видимо, беспокойство Шишкина относительно «надежности» Гиля было далеко не напрасным.

Впрочем, речь сейчас не об этом. Было в этом рассказе о давней краже что-то такое, что с самого начала меня зацепило. Хотя, казалось бы, события давно минувших дней меньше всего могли иметь отношение к убийству, произошедшему совсем недавно. Но почему-то мой внутренний инстинкт старой ищейки, беспробудно спавший все время, пока я занималась этим делом, и упорно не желавший подсказывать мне, в каком направлении следует прилагать усилия, — почему-то этот инстинкт сейчас неожиданно проснулся и заставлял меня снова и снова прокручивать в голове подслушанный разговор.

Конечно, в пользу инстинкта говорило, например, то, что и Шульцман, и Гиль, и Шишкин — все они были повязаны этой давней кражей. Но только ли одна кража связывала их? Наверняка никаких пальцев не хватит, чтобы пересчитать все грязные делишки, в которых они участвовали всей своей компанией. Почему же именно эту кражу я должна выделять, а на остальные авантюры не обращать внимания?

Правда, была одна деталь, о которой упомянул Шишкин и которая действительно выделяла эту кражу из ряда других авантюр. Как он там сказал? «Не только бабулек наварил, но и здоровье свое поправил»? Да, да, именно так! А если мне не изменяет память, мать Веры в беседе со мной как раз упоминала и о слабом здоровье своего мужа, и о том, что ему делали какую-то сложную операцию. Причем давно.

То есть мы вполне можем предположить, что именно от продажи экспонатов, украденных из городского музея, господин Шульцман смог выручить денежную сумму, достаточно серьезную, чтобы и семейный бюджет пополнить, и оплатить какие-то, по всей видимости, дорогостоящие медицинские процедуры. Ведь сложные операции не бывают дешевыми.

Ну что ж, в общем и целом дальнейшая программа действий ясна. Выяснить, сколько всего краж совершалось из нашего городского музея за последние… ну, предположим, пятнадцать лет; когда именно совершались эти кражи и что было украдено. Это раз. И второе: поподробнее расспросить родственников Шульцмана, что за операция была ему сделана, по какому поводу она назначалась, а в особенности в какой период времени она производилась.

Да, программа красивая, но все-таки, по сути, она ничего не давала. Даже если полученные сведения подтвердят мои догадки и периоды операции Шульцмана и какой-либо из музейных краж совпадут, что это нам дает? Ну, наварился он от продажи краденых картин, ну, оплатил свою операцию — что из этого? При чем здесь мотив его недавнего убийства?

Разум во весь голос вопил о том, что действия по перепроверке, в общем-то, достаточно очевидных, а главное, не относящихся напрямую к делу сведений, — поступки бессмысленные и только зря отнимающие время. А инстинкт так и нашептывал на ушко: «А ты все-таки проверь».

В конце концов, что еще у меня есть? Гиля раскручивает Андрюша, он — профессионал, и работать с ним параллельно над одной и той же версией — вот это уж действительно напрасная трата времени. А кроме Гиля, у нас в активе только Шишкин.

Я вспомнила об упорном труде, который рекомендовали мне кости, и поняла, что проверки информации, подслушанной в ресторане, мне не избежать. Ведь что есть упорный труд с точки зрения частного расследования? Это есть подробнейшая отработка каждой незначительной детали, которую подбрасывает тебе судьба. А уж если учесть, что я на верном пути…

Мне еще довольно долго пришлось сидеть за деревянным столиком во дворе, перебирая в голове одну за другой полные сарказма мысли о своем «пути», прежде чем я поняла, что уважаемый господин Шишкин на сегодня больше не запланировал прогулок. Был уже поздний вечер, когда я покинула свой пост, так и не дождавшись его второго появления.

Приехав домой, я первым делом позвонила Володе.

— Ты мне нужен. Срочно! Немедленно приезжай.

— Вот и пойми ее, — бурчал обиженный голос на том конце провода, — то вообще не нужен, то срочно нужен…

— Что ты там бубнишь, даже разобрать невозможно. Давай живо, я жду, — я не желала извиняться.

Через некоторое время раздался звонок в дверь, и очам моим предстал любимый, явившийся по моему зову.

— Что за срочность такая? — первым делом озабоченно поинтересовался он. — Случилось что-то?

— Ну… не то чтобы… Дело у меня к тебе.

— Ну вот… Нет чтобы сказать: мол, соскучилась по тебе, любимый, так она — «дело»!

— Это я тебе потом скажу. А сейчас у меня к тебе серьезный разговор. Ты ведь у нас эксперт?

— Ну, эксперт, — без всякого энтузиазма ответил Володя.

— По оценке всяких там… произведений. Правильно?

— Угу.

— А если ты эксперт, то наверняка должен был пересекаться с разными культурными учреждениями нашего города. Например, с музеями.

— Ты это к чему?

— Я это к тому, что мне нужна кое-какая информация по нашему городскому музею, и если у тебя есть там знакомые, ты имеешь все шансы оказать мне неоценимую услугу.

— Ах, во-о-от оно что! А что я получу за это? — у Володи сразу появился интерес к разговору.

— Какие вы все-таки мужики… корыстные! Эгоистичные какие! Ты сначала сделай, а потом уж… торгуйся.

— Эх ты! Это зачем же я буду трудиться, не зная, за что?

— Да ты сначала узнал бы хоть, о чем речь. Может, ты еще и сделать-то ничего не сможешь. Может, я зря и обращаюсь к тебе.

— Ну и о чем же речь?

— Мне нужно узнать, случались ли за последний период, ну, лет, скажем, за пятнадцать, в музее кражи. А если случались, то сколько, когда и что именно было вынесено.

— Только и всего-то? А почему бы тебе не затребовать сразу все архивные материалы о деятельности нашего музея за последние сто лет? Ты только скажи, я это мигом организую.

— Ладно, не вредничай. Не каждый же день бывали кражи в этом музее. Ну, две, ну, пускай три, думаю, не больше. И потом, кража — это событие из ряда вон выходящее. Думаю, многие сотрудники даже на память смогут сказать, когда они случались.

— Как у тебя все просто! А что я скажу, если кто-нибудь поинтересуется, например, на кой черт мне эти кражи сдались?

— Ой, вот нашел проблему! Да что угодно… Скажи, что всплыли в продаже подозрительные раритеты и ты хочешь узнать, не были ли они откуда-нибудь украдены. Например, из нашего городского музея. Под этим соусом, кстати, и списочки краденого можно будет получить.

— Ну да, только и всего.

— Подожди-ка… Что-то я не пойму: я что, требую невозможного? — я обиженно надула губы.

Володя понял, что ссориться со мной в одиннадцать часов ночи совсем не в его интересах, и примирительно начал говорить что-то о своем вознаграждении, с которым мы так и не определились. Вопрос оказался очень сложным и запутанным, поэтому определялись мы с ним долго, и я снова заснула только под утро.

На следующий день, так удачно переложив часть своей работы на плечи Володи, я решила заняться оставшейся частью и выяснить во всех подробностях, какие же проблемы со здоровьем пришлось решать Шульцману много лет назад.

В моем активе были две возможные кандидатуры, от которых я могла получить подобную информацию: Вера и ее мама. Немного подумав, я решила, что именно к Вере мне следует обратиться с расспросами, поскольку, по сравнению со своей мамой, она выглядела гораздо более вменяемой. Но тут была другая проблема. Если сейчас я позвоню Вере, она, конечно, поинтересуется, как идет расследование, а идет оно пока, к сожалению, не очень бойко.