Павел Генералов - Юность олигархов Страница 21

Праздновали в «Царь–шапке». Столы, расставленные в центре магазинчика, ломились от снеди и сказочного выпивона. Итальянское шампанское, молодое божоле, белое испанское, коньяк чуть ли не в тысячу звёзд, виски отменных сортов, запотевшая водка — можно было подумать, что праздновать будет как минимум рота. Но их было всего шестеро. Команда в полном составе и примазавшийся к ним Котов.

Притомившийся ожиданием Лёвка попытался было скандалить: мол, закуски киснут, а вино греется, пока кто–то там в игры–картишки развлекается. Но Гоша быстро его утихомирил, пообещав златые горы и еще три игровых павильона:

— Будешь царём бандитов! — провозгласил он. — Катька! Тащи сюда шапку Мономаха с витрины. Будем Лёвку на царство короновать!

— Коронуют на королевство, — уверенно заявила Нюша, стащив с блюда бутерброд с сёмгой. — Ух, какая я голодная. Быка бы съела!

— Съешь меня! — предложил Котов и рассыпал горохом своё «хе–хе–хе».

— Не хочу королём, хочу императором! — изо всех сил отбивался Лёвка, но Катя с Гошей всё–таки напялили на него пыльную рекламную шапку, расшитую бисером и стеклярусом. Драгоценные каменья так и сверкали.

Нур, аккуратно втиснув на стол тарелку с нарезкой, провозгласил:

— Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!

— А что ты, Нурище, там принёс? — заинтересовалась голодная Нюша.

— Свинину, вестимо? — захохотал Гоша. Возбуждение от игры, которое он старательно гасил в себе при посторонних, теперь прорвалось как бурный поток. Ему хотелось одновременно петь, плясать, ходить по потолку, бить Лёвку в грудь, говорить глупости, пить водку. Он схватил Катю и, фальшиво напевая «Амурские волны», принялся вальсировать.

— И вправду, свинина! — веселилась Нюша, пробуя ветчину.

— Что ещё может принести маленький тихий татарин? — прибеднялся Нур, откупоривая шампанское. — Ну, за что выпьем?

— Сначала за прекрасных дам! — Гоша усадил Катю и сам плюхнулся на стул, но тут же вскочил. — Гусары…

— Первая — за королей! — требовал Лёвка.

— За игроков! — Катя всегда была самой правильной.

— За двадцать третье февраля! — вдруг вспомнила Нюша.

— Да, ведь и правда, сегодня ведь праздник! — с готовностью подхватил Котов, высоко поднимая стакан. — Хотя присутствующие здесь люди не вполне…

Но его перебил Нур:

— Ура! — кратко резюмировал он, опередив Стаса, и первым чокнулся с Нюшей. Высокие стеклянные стаканы звякнули, как хрусталь.

— Ура!!! — разнеслось по магазинчику так громко, что некоторые шапки вздрогнули, а особо нервные попытались спрятаться поглубже.

— А теперь — подарки! — Стас сделал вид, что совсем не обиделся, когда не стали слушать его речь. Он многозначительно стал расстёгивать портфель.

— Любопытно! — восхитился Лёвка, пытаясь заглянуть, что там такое Котов хочет достать. Стас невежливо отпихнул его локтем.

— Господину Нуру, — Котов с поклоном преподнёс Нуру «паркер», который ему как раз вовремя презентовали в конторе.

— Спасиба, дарагой! — с грузинским акцентом поблагодарил Нур, прижимая ладонь к сердцу. — Умирать буду — нэ забуду! Еще бы кто грамоте научил…

— Льву Викторовичу! — продолжал раздачу слонов Котов.

Лёвке достался еженедельник в кожаном переплёте, который Котов с самого Нового года возил в бардачке своей «вольво», а вот повод подарить нашёл только сейчас.

— Вау! — обрадовался Лёвка, рассматривая подарок. — Фирма! — оценил он.

— А это… — Котов помедлил, предвкушая реакцию, — это… — он достал из портфеля изящную продолговатую коробочку, — лучшему в мире преферансисту, мастеру интеллектуального боя, победителю Георгию!

— Благодарю, — Гоша, склонив голову, принял подарок.

— А что это? — Катя вытянула шею.

— Гошка, открой немедленно! — взмолилась Нюша.

Гоша аккуратно распаковал коробочку и ахнул. Там, завёрнутый в нежно–розовую папиросную бумагу лежал пистолет.

— Настоящий? — ахнула Катя.

— Ни хера себе! — остолбенел Лёвка.

— Ну, Котов ты даёшь! — Нюша с уважением взглянула на Котова.

И даже невозмутимый Нур подошёл поближе. Стас был страшно доволен. Наконец он был в центре внимания. Если не считать, конечно, пистолета. Правильно, правильно он сделал, что подарил Нюшиному братцу эту игрушку, которую купил, если руку на сердце, для себя. На пистолет и разрешение было. Правда, на его имя, а не на Гошино, но этого Стас решил не уточнять.

— Обижаешь, Кэт, — сказал Стас как можно более небрежно. — Конечно, настоящий. Газовый, — уточнил он.

— Спасибо, Стас! — растроганный Гоша пожал ему руку. — Это просто супер!

Он разглядывал пистолет — такой гармоничный, такой гладкий, такой мужской. Совсем как настоящий, он был сделан под «макарова».

— Вот ты и стал большим, малыш! — завопил Лёвка, скрывая лёгкую зависть. — Сид, дай пульнуть, а?

— Это не игрушка, — предупредил его Стас. Строго, как заботливый папаша расшалившегося не в меру сынишку. И добавил, уже обращаясь исключительно к Гоше: — Дай бог, чтоб он тебе никогда не понадобился. — Гоша кивнул.

Стас же, усиленно скрывая распиравшую его гордость от собственной находчивости и щедрости, разлил по новой:

— Ну, за настоящих мужчин?

Теперь «ура!» грянуло уже в его честь. Что, собственно, и требовалось доказать. Сегодня, наконец, «выстрел» Стаса оказался самым оглушительным.

Глава седьмая. Тень доктора Фрейда

10 марта 1997 года,

00.50

Да, всё случилось именно сегодня. Ровно пять лет назад. И, как выяснилось, ничто до сих пор не забыто и никто не забыт. История с идиотской надписью на Нюшином лбу — «11–13» — доказывала это с окончательной и мрачной определенностью. Гоша более не сомневался, что сегодня его ждут там же и в то же время. Только вот зачем? На этот вопрос ответа у него не было.

Таксист заметно напрягся, когда Гоша попросил его тормознуть на пустынном Университетском — аккурат между главным зданием МГУ и смотровой площадкой. Да ведь и впрямь требование это выглядело по меньшей мере странным: до ближайшего жилья минут пятнадцать по морозцу топать. Разве что потянуло залётного столичного гостя на ночную Москву полюбоваться?

Однако, отпустив таксиста, Гоша направился ровно в противоположную сторону, к университету. В левом его огромном крыле, перегородившем полнеба, светилось лишь несколько окон. Гоша попробовал вычислить своё, но, пару раз сбившись, бросил это бессмысленное занятие.

Не дойдя сотни шагов до проходной зоны «Е», он стал внимательнее всматриваться в решетку ограды. Вот оно! Даже если б его подвела память, то он всё равно бы не миновал нужное место: к нему вела хорошо утоптанная тропинка. Здесь издавна был лаз между прутьями, которым пользовались уже несколько поколений студентов и аспирантов, дабы попасть в общежитие в неурочное время или без должного на то разрешения.

Лифтовый холл был едва освещён, но сами лифты исправно работали.

Выйдя на одиннадцатом этаже и свернув в длинный полутёмный коридор, Гоша увидел, что навстречу ему движется человеческая фигура с каким–то тяжелым предметом в руках. Он инстинктивно замедлил шаги. Но первая тревога оказалась совершенно ложной: мимо Гоши, с трудом таща перед собой чугунную сковородку со скворчащей яичницей, прошёл всклокоченный парень с горящими глазами. Он настолько вожделенно взирал на только что приготовленную еду, что на Гошу даже не обратил внимания. Зато запах пожаренной на сале яичницы с луком преследовал Гошу до самого конца коридора.

Комната «11–13» за прошедшее время своей дислокации не поменяла. Даже табличка с номером была, кажется, той же самой — с отбитым левым нижним уголком.

Гошу постучал и прислушался. Никто не ответил. Тогда он взялся за ручку и толкнул дверь — она легко поддалась. Внутри было темно и холодно. Гоша стал шарить пальцами по стене в поисках выключателя, но услышал спокойный голос:

— Не надо. Проходи и садись.

Абрис тёмной человеческой фигуры чётко вырисовывался на фоне открытого окна. Человек сидел на подоконнике и смотрел на Гошу, который нащупал, наконец, стул и медленно присел.

Молчание продолжалось, наверное, целую минуту. Гоша почувствовал, что руки без перчаток начинают мёрзнуть. И он первым прервал затянувшееся молчание:

— Чего же ты хочешь?

— Не бойся, — ответил человек. — Твоей жизни, скорее всего, ничто не угрожает.

— Что значит «скорее всего»? — таковая постановка вопроса Гошу явно не устраивала.

— Только то, что значит. А теперь слушай сюда. Ты ведь уже, наверное, знаешь, что мы были братьями. Братья Липатовы. Ваня и Вася. И мы были как одно целое. Друг без друга дня прожить не могли. Тем более, что кроме друг друга у нас никого и не было. Спокойно! Не дёргайся! — вдруг почти взвизгнул Ваня.