Елена Юрская - Злые куклы Страница 21

— И комсомольскому собранию, — отозвалась Жанна. — А что вы сделали с Дашкой? Что твоя Лялечка посоветовала ей?

Нет, она просто не могла больше выдерживать этого. Милое общение со скучающей богачкой почему-то обернулось гадостью. Такой, от которой теперь не отмыться.

— Не хочу ничего слушать, ничего! — Жанна сорвалась с места и, чуть поскользнувшись, побежала от Афины.

— Постой, ненормальная ты!!! Я тоже не все разделяю, но надо обсудить, постой! — Афина бросилась было вслед, но, трезво оценив свои физические данные, вернулась в булочную: — Тут стояла моя подруга. Теперь я возьму.

Она бесцеремонно воткнулась в очередь и подумала, что все идет по плану.

Жанна пришла к Даше следующим утром. Еле досидела до конца математики и, бросив прощальный взгляд на учебник по обществоведению, решила прогулять два последних урока в расписании этого дня.

— Даша, открывай. Это Жанна. Я ушла с уроков, поэтому в подъезде мне стоять не очень-то. Сейчас кто-нибудь увидит, дома будет скандал.

— Заходи. — Даша приоткрыла дверь и старческой шаркающей походкой направилась к себе в комнату. Жанна почувствовала неладное. Обычно подруга встречала гостей целым потоком указаний — «осторожно, тапки, не дергай половичок, не цепляй расческу». Все Дашкины визитеры ощущали себя слонами в посудной лавке. Одним своим вторжением, пусть даже и на носочках, пяточках, они нарушали педантичную гармонию Дашиной квартиры.

— Ты где? — спросила Жанна, стараясь поставить свои сапоги аккурат носочками к двери. Так, как всегда делала сама Даша.

— Я у себя, лежу тут, — бесцветным голосом отозвалась та. — Не бойся, это не заразно.

Жанна вошла к ней и застыла на пороге. От Даши остались одни глаза — злые, пылающие глаза. Миловидность кукольного личика стала пугающе целлулоидной, ненатуральной. Оно, лицо, лежало как бы отдельно от самой Даши.

— Что случилось? — спросила Жанна, аккуратно, чтобы не сбить покрывало, присаживаясь на кресло. — Лялечка?

— Да, Лялечка, — тихо сказала Даша. — Мы выиграли конкурс молодых фотографов. Первое-наипервейшее место. — Голос ее, казалось, совсем треснул, он скрипел и прерывался.

— Поздравляю. — Жанна опустила глаза.

— На столе, — глухо проговорила подруга. — Журнал на столе. Можешь взять на память.

Жанна осторожно перелистывала глянцевые страницы.

— Не шелести ты так, на двадцать пятой. У ее отца в Москве большие связи. Она и помогла. Как могла.

Старый двор, пронизанный лучами солнца, покосившийся антикварный мусорник, беседка, чуть поднятая ветром пыль. Жанна узнала фотографию, И эту, и другие.

«Урбанистические пейзажи и автопортрет фото-художника» — это было написано вверху разворота. А в правом нижнем углу улыбалась Лялечка: изумительно красивая, немного дикая, такая умная, вся наполненная особенным внутренним знанием.

«Лариса Глебова — «Гран-при» конкурса молодых фотографов, удивительное, ясное дарование…» И дальше в том же духе немного парадно-поздравительных слов.

— Я убью ее? — вдруг спросила Даша своим обычным ясным безмятежным голосом. — Как ты думаешь? Я смогу? Не сейчас, попозже?

— Да ладно, — неуверенно ответила Жанна. Она просто не могла оценить масштаб потери. У нее у самой даже при развале их так и не созданной группы не было такого чувства утраты. У нее не было чувства собственности…

— Теперь мы участвуем в международном этапе. По странам СЭВ. Мои работы поехали в Варшаву. Лариса Глебова — как бы псевдоним. Классно? Нет, я убью ее, я обязательно убью ее, — снова глухо и бесцветно прошептала она. — Обязательно.

Глава 7

ДАША И ВСЕ. ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

Она проснулась оттого, что в спальню вполз страх. Сначала, играючи, тронул пятки, потом быстро пробежал по спине и вонзился в голову длинной тонкой иглой. Она проснулась и долго-долго лежала с закрытыми, глазами, стараясь понять, откуда… Откуда идет волна липкого мерзкого пота и почему так холодеют пальцы.

Сердце стучало громко и ритмично, заглушая привычный стрекот часов. Получалось, она слышала только свое сердце, только то, что обрывалось внутри.

А еще шорохи, звуки, которым не было объяснения. У нее был собственный каталог шумов — вот капнула вода, вот скрипнул диван, беспокойно вздохнул супруг, причмокнула губами Лялька, соседи включили утюг в розетку… Да, она слышала и это… Она слышала все. Понятная спокойная жизнь большого дома — некрасивого, нефотогеничного, слишком похожего на многие другие.

Но что это? Сердце подпрыгнуло и гулко ударилось о кровать. Этот странный протяжный скрип… Если бы в доме жила собака, если бы она согласилась на кошку, если бы читала Стивена Кинга… Но нет. Она отчетливо слышала звук, не поддающийся объяснению и не описанный в ее каталоге.

— Там кто-то ходит? — прошептала она, трогая мужа за плечо.

— А? Что? — Он встрепенулся и приподнялся на локте. — Что ты хочешь? — спросил он хмуро.

— Там кто-то есть? — Она прижалась к его спине и постаралась дышать чуть ровнее.

— Совесть твоя там ходит. Подружилась с привидением, и теперь они вместе тебя изводят. Когда-то она должна просыпаться, жалко только, что вы с ней пробуждаетесь в разное время.

Кирилл лег на спину и мечтательно поглядел на потолок. Сон куда-то ушел. А что, если?.. А что, если они догадаются? А что, если они уже догадались и теперь ищут доказательства? Впрочем…

— Дура, — раздраженно сказал Кирилл и, распрощавшись с остатками спокойствия, пружинисто спрыгнул с супружеского ложа. — Дура, — еще раз повторил он, наткнувшись на икебану из арабских цветов, багульника и пятилетнего кактуса. — Можно не держать эту дрянь возле кровати?

Даша осторожно открыла глаза и недоверчиво посмотрела на пол.

— Я сейчас умру, — тихо прошептала она.

— Ты только обещаешь, — бросил Кирилл, вынимая из пятки редкий экземпляр шипа.

— Нет, точно. Он там не стоял. Я убирала. Я помню. Здесь кто-то был, — вдруг взвизгнула она. — Это твоя сумасшедшая дочь! Это она! Давай спросим!

— Заткнись! — Кирилл нервно повел плечами. Неужели все так просто — Лялечка снова взялась за старое? Дочь терпеть не могла Дашку. Даже своим скудным умишком она умудрилась найти брешь в ее здоровом оптимистичном мировосприятии: вещи, попавшие не на свое место, вызывали у Даши приступы бешенства, плавно переходящие в нудные длительные депрессии. Кстати, от этого тоже можно лечиться. Но две психопатки в одном доме? Нет, Глебов не потянет.

Можно даже не заикаться. Кирилл чуть успокоился.

— Даш, девочка просто шалит. Она, наверное, ходит во сне. А ты испугалась. Давай спать. — Кирилл подошел к трюмо и выдвинул нижний ящик. Все, что должно было лежать в нем, осталось на месте. Пожалуй, теперь это стоит сжечь. Он легко натянул шорты и нырнул между узкими швами в футболку. — Черт, включи свет, ни хрена не видно.

— Ты будешь спать одетым? — обиделась жена.

— Нет, мне надо пройтись. Я сам закрою… Зажечь тебе свет?

Даша не ответила. Она опять почувствовала, что боится. И не вот этих — привычных, постоянных отлучек мужа, а того, что сидит у нее внутри. Даша не верила, что Лялька взялась за старое. Нет. Даша прислушалась к тишине и посмотрела на свои руки. Нет. Нельзя. Нельзя, чтобы это случилось именно с ней. И именно теперь. Если племянник Костик — когда же он только приедет? — сможет окрутить эту чертову дуру, то это уже почти гарантия. Хотя Глебов — надежнее. Только вряд ли он возьмет ее в подруги жизни, если узнает. Сердце снова застучало громче часов. Часы? Вот именно! Даша перестала дышать, но противный мотор никак не хотел заглохнуть. Она прислушивалась изо всех сил, но надежного спокойного «тик-так» не услышала. Она готова была дать голову на отсечение, что в спальне не было будильника. И если бы ей не было так страшно, она непременно прошлась бы по квартире, поискала его, если бы ей только не было так страшно.

— Кирилл, — на всякий случай прошептала она, стараясь не шевелиться. — Кирилл, кто-то у нас есть. Есть. Есть! — Даша примерзла к холодной шелковой простыне и не могла пошевелиться. Утро? Скоро ли утро?

Кирилл выскочил во двор и, сделав несколько приседаний, задумался. А чего это он, собственно? Что случилось? Кто? Кто может заподозрить его, во всех отношениях замечательного, в чем-то паскудном? Да, он любил женщин. Но практически на всех своих возлюбленных он женился и только с одной имел долгую внебрачную связь. Однако и это еще нужно доказать. И все же небольшой набор полуцветной бумаги жег ему руки. Избавиться. А там, в сейфе, — пусть. Там — дела Афины. Здесь — только его. Так отречемся от старого мира? Кирилл повертел головой и подумал, что просто выбросить ненадежно. При теперешнем усердии бомжей его тайны могут украсить стены подвалов, а кому это надо?