Наталья Андреева - Смерть по сценарию Страница 22

— Кого ты там теперь в подозреваемые определил, а, Игорек?

— Не надо иронизировать, факты — упрямая вещь.

— Это потому, что упрямые люди их подгоняют.

— Я ничего не подгонял, просто по твоему же совету прошелся по тем местам, где Клишин родился и вырос, поговорил с соседями, знакомыми и так далее. Родители его действительно погибли в автокатастрофе года три назад, ты как в воду глядел, но интересно не это. Я про тетку, которая Клишина хоронила: эта мадам лет сорока пяти — женщина энергичная и жутко предприимчивая, замужем никогда не была, имеет дочку, все заработала сама, ни на чьи плечи никогда не опиралась, зато свое плечо всегда активно подставляла всем. Эта Вера Валентиновна имеет свой бизнес: несколько продовольственных магазинчиков. Так, павильоны, ничего солидного, но доход всегда был достаточно стабильным. До семнадцатого августа 1998 года. Цены на продукты резко подскочили вверх, закупочные тоже, умные люди закрылись на учет и пережидали, пока все утрясется, но продуктами-то торговать надо всегда, это же не утюги с пылесосами, а предмет повседневной необходимости. Наша дама сделала глупость, закупила по новой цене товар, а продать его по той же цене не смогла, потому что после цены снова упали. Сколько стоил, например, в сентябре килограмм рйса? До тридцати пяти рублей доходил. А масло подсолнечное? До шестидесяти рублей за литр.

— Ты у нас прямо как мать семейства — такие вещи помнишь.

— А потому что я живу не как ты. Обо мне женушка любимая не заботится, у мамы сестренки моей хватает с ее годовалым дитем, так-то. Представляешь, как многие тогда прокололись на этих продуктах? Особенно на кофе и всяких там макаронах. Вот с того самого августа наша Вера Валентиновна села в лужу. Где взять денег? Естественно, под проценты у тех, кто даст. А как отдавать? Короче, я так понял, что запуталась наша дамочка в долгах не то что как в шелках, а как во всех существующих на белом свете материях.

— Ну и ликвидировала бы свой бизнес.

— Да? Сначала надо заработать и рассчитаться с долгами. Те люди, которые легко деньги дают, так же без проблем умеют их с должников вытрясать.

— Ну а Клишин разве был богатым человеком?

— Знаешь, Леша, не бедным. Это с какой стороны на все дело посмотреть. Конечно, дела у него своего не было, но в остальном… Была у него раньше родительская двухкомнатная квартира в центре — он ее поменял на однокомнатную улучшенной планировки в новом районе с большой доплатой. Часть денег ушла на реконструкцию дачи: колодец вырыли, насос присоединили, чтобы ведра руками не поднимать, котел для отопления поставили, удобства с улицы в дом перенесли, но какой-то капитал остался на счету в твердой валюте. Плюс та однокомнатная, что в новом районе, плюс сама дачка недалеко от Москвы, заново отделанная, плюс машина, на которую наш писатель сам заработал пару лет назад или очередная бабенка купила… Это я не уточнял пока.

— Что за тачка?

— «Тойота».

— Не из дешевых. А почему я ее у дачи не видел?

— Я выяснил, машина на ремонте в сервисе. Писателю в правое переднее крыло не так давно какой- то идиот въехал, сейчас за счет этого клиента и выправляют, вернее, выправили давно. Клишин еще в прошлый вторник должен был машину забрать. Сложи-ка всю эту недвижимость плюс движимость и деньги на счету. Что получится?

— Должно быть, хватит долги Веры Валентиновны отдать.

— И останется, чтобы вытащить дело из той ямы, куда оно провалилось.

— Значит, путем простых арифметических вычислений ты, Игорек, сделал вывод о том, что в смерти Клишина была заинтересована его тетка? Завещание есть?

— Завещания нет. По закону она наследница, потому что родители умерли, законных детей нет, других дядей-тетей тоже. Она да Пашина двоюродная сестра — и все родственники.

— А если объявится завещание? Его искали?

— Завещание не всплывало. Значит, есть мотив, четкий, стандартный, тот, который мне по душе больше, чем какие-то философские бредни. Была у Клишина на даче женщина в тот вечер? Была.

— Тетка, по-твоему, была?

— Я думаю, что она. Надо проверить, есть ли у нее алиби на тот вечер.

— Вера Валентиновна тоже сейчас на даче где-нибудь?

— Да нет у нее дачи, продала прошлой осенью, нужны были деньги. Сидят сейчас с дочкой в Москве, наследство ждут.

— Ну, еще целых полгода.

— Заявление о вступлении в наследство можно уже сейчас подавать, не уверен, что она это уже не сделала.

— Что ж, Игорь, по твоим раскладкам выходит типичное убийство из-за денег? — Леонидов уже так напился пива, что его понесло: в голове стоял приятный туман, речь лилась легко, будто вода под напором из вовсю открытого крана, неумолимая пьяная логика строила ее так, как хотелось.

— Да, из-за денег. — Михин тоже осоловел от пива и от жары.

— А хочешь, я сейчас разобью твою теорию в пух и прах?

— Давай.

— Сколько у нас в стране населения?

— Ну, миллионов двести.

— Близко. А сколько среди них убийц?

— Ха!

— Не «ха», а доли процента. Получается, исходя из статистики, что способность убить другого человека — это аномалия.

— Ну, Леха, все в жизни бывает, можно в темном переулке пьяного с ножом повстречать и дать ему доской по башке, да так, что из него и дух вон.

— Правильно. Но сейчас я имею в виду убийство не спонтанное, не случайное, а тщательно продуманное и спланированное. Вспомни, как чистенько все было в доме Клишина: улики только те, на которые сам же писатель и указывает, свидетелей тоже нет. Если и есть — повязаны так, что не признаются. Ну, кто может такое совершить? Да еще разложить тело согласно описанию в книге? Кто?

— Псих.

— Логично. Или псих, или человек очень умный, который хочет стопроцентно избежать наказания. Там даже отпечатков его нет, уверен, что все стерто, есть только один прокол, кроме позы, но не о нем речь. Сейчас о том, что убийца — человек, без сомнения, умный, а разве умный человек не может сам заработать себе на достойную жизнь?

— Опять же, Леха, все в жизни бывает, есть и непризнанные гении.

— А я вот недавно в одном фильме слышал такую мысль, что если человек умеет что-то делать лучше других, то заработать большие бабки для него пара пустяков. Так будет такой человек убивать из-за денег?

— Будет, — упрямо заявил Михин, отпивая из кружки, в которую было налито пенистое пиво уже из той бутылки, что принес он.

— Почему? — обалдел Леонидов.

— А потому, что, может, он думает, что умеет лучше других убивать. Разве на таком таланте заработать нельзя?

— Браво, Михин, браво! Так ты дошел до профессионального киллера, только не думаю, что киллер будет травить кого-то ядом, читать философские бредни Клишина и выдавать себя. В этом случае все было бы замаскировано под самоубийство, нет никаких следов — дело бы закрыли. Я не знаю тетку Клишина, может, она и способна на такое, но только не из-за денег.

— Ладно, я тебе докажу. Хочешь, поспорим?

— Да что с тебя взять?

— Ну так, на ерунду.

— Нет, Игорек, спорить я не буду, потому что на днях ты должен получить очередной конверт с указанием на очередного подозреваемого и после этого завязнешь, проверяя новые улики Клишина. Тебе не до тетки будет.

— Что? Какой конверт?

— Обычный, как тот, в котором пришло первое продолжение шедевра.

— Да ни хрена! — Михин даже треснул кулаком по столу. — Я к тебе, Леонидов, не приду больше, ты эгоист себялюбивый, ты давишь мои версии на корню!

— Придешь, куда денешься. По моим расчетам, это будет в пятницу.

Михин вскочил и пошел к двери.

— Ты куда?

— Домой.

— Да сколько времени, видишь? Оставайся уж, в доме есть раскладушка.

— Меня здесь не понимают. Электрички до двенадцати ходят, а мне с утра на работу. Мы не бары и не коммерческие директора, потолкаемся и в народе… — Михин гордо вскинул голову и стал возиться с замком.

Алексей со вздохом открыл ему дверь.

— До встречи, Михин Игорь Павлович! — крикнул он вслед оперативному уполномоченному, который скатился по лестнице, не дожидаясь лифта.

Леонидов усмехнулся и отправился на кухню: в голове у него по-прежнему шумело, и, как это всегда бывает после пары бутылок пива, жутко захотелось есть. С тех пор как жена уехала на дачу, обычно он обходился на ужин бутербродами. Лезть в холодильник было бесполезно, на пустых полках лежали только засохшие куски. Дверцу Алексей открыл машинально, уставился в прохладное нутро с подозрением. Один из кусков оказался сыром, другой — полукопченой колбасой, засохшей до того состояния, когда она сжимается в два с половиной раза. Стояла еще какая-то кастрюля, он вынул ее из холодильника, замер над крышкой.

«Стой. Я ничего в ней готовить не мог, значит, осталось еще от Александры. Не надо открывать, ничего хорошего там уже быть не может — время свое дело сделало. Попадет. Приедет жена — и попадет. Надо открывать».