Наталья Андреева - Смерть по сценарию Страница 23

Он вздохнул и снял крышку: за слоем плесени сантиметров в пять ничего не было видно. Леонидов залюбовался на шедевр, созданный его безалаберностью. Плесень была жутко хороша: серо-зеленые оттенки так густо переходили один в другой, что в самом центре образовалось даже красивое бирюзовое пятно.

«Красиво как! Ах ты, моя плесенюшка! — умилился Леонидов. — Жалко губить, такая красота! Может, поставить ее обратно и подождать? Она вырастет, расплодится во всю кастрюлю, будет меня любить, узнавать, потом, в один прекрасный день, я научу ее говорить слово «папа» и буду показывать за деньги. Эх, классно будет! Аттракцион «Говорящая плесень» — и всю оставшуюся жизнь не надо работать ни в каком «Алексере». Но — попадет. Разве жена оценит? В лучшем случае заставит отмывать эту кастрюлю и заодно еще парочку других, а в худшем…»

Он даже зажмурился, представив себе, что будет в худшем, и так, с закрытыми глазами, залил плесень горячей водой из-под крана. Лицо при этом было у него такое, будто под водой гибнет заветная мечта и все будущее благосостояние. Когда Алексей глаза все-таки открыл, плесень оторвалась от той почвы, что ее породила, и плавала сверху, словно остров погибших кораблей, набухая и стремясь ко дну. Леонидов вздохнул, закрыл кастрюлю снова крышкой и поставил поближе к раковине, чтобы в следующий прилив энтузиазма отмыть этот злосчастный сосуд и не получить нагоняй. Спать он отправился на голодный желудок, решив, что потеря пары килограммов еще никому не вредила.

Михин не позвонил ни на следующий день, ни в пятницу. Алексей махнул на все рукой, доработал спокойно до выходных, спокойно уехал вечером на дачу. Затишье на всех торговых фронтах продолжалось, в столице в такую погоду остались только сумасшедшие и те, кого сильно прижали жизненные обстоятельства. Расположившись в саду на скамейке, Леонидов сначала даже и не понял, что в соседнем доме горит свет, потому что за работой забыл и о том, кому эта дача принадлежала, и о своей недавней вылазке на ее территорию. Только в половине одиннадцатого, любуясь светлой июньской ночью, он вдруг сообразил, что сбоку сквозь густые вишни красиво просачивается между черными полосами древних стволов золотистое расплывчатое пятно. Алексей приподнялся со скамейки и вытянул шею в сторону сияющего окна.

— Саша, а кто там? — спросил он жену.

— Никак не успокоишься?

— Соседи же, все равно придется общаться. Вдруг снова объявился какой-нибудь молодой да интересный, а я тебя одну оставляю на целую неделю.

— Да? Хочешь сказать, будто ревность? Чушь и никакого другого интереса.

— Клянусь! — Алексей тайно, по-детски скрестил в кармане пальцы, прикрывая свое вранье. Он стеснялся обманывать жену, но ложь была такой крохотной, что вполне могла разместиться как раз между носовым платком и ногтем указательного перста.

— Ну тогда ревновать отныне буду я, потому что вчера на соседнюю дачу прибыли две дамы: одна бальзаковского возраста, но прекрасно сохранилась, а другая просто юная особа в потрясающем купальнике.

— Что же так потрясает в этом купальнике?

— Минимум затраченного на его создание материала, конечно. Такой крохотный треугольничек на переднем пикантном месте, еще пара в районе груди и несколько веревочек. Даже нижнее белье сейчас менее откровенно.

— Ты становишься консервативной, жена Александра. Хочешь, тебе такой куплю?

— Боюсь, после вторых родов мне будет уже не до бикини.

— Ничего, будем вместе оздоровительным бегом заниматься. Так ты с ними познакомилась?

— Они не проявили желания познакомиться с соседями. Приехали, поохали по поводу выставленного окна и беспорядка, нашли пьянчужку из местных, который это окно на место вставил, выгребли грязь, вот и все.

— Интересные женщины?

— Я тоже женщина, как же я могу отзываться о существах такого же пола, тем более что сама уже не так стройна?

— Ты же у меня умница, и ты добрая.

— Да? А вот и злая.

— Да я сам завтра все увижу.

— Попробуй только!

— Да что ты, Сашка, честное слово! Я такой хороший муж.

— Когда тебя караулишь. Пойдем спать, ты устал.

Леонидов побоялся дальше проявлять любопытство и покорно побрел за женой в дом, тем более что комары уже достали. Этих врагов номер раз в период любимого времени года образовалось после наступления тепла такое множество, что не стало никакого сладу. Уж чем только не мазался Леонидов, хоть бы один из летучих подавился! Особенно взбесил его приборчик, якобы испускающий ультразвуковые сигналы и отпугивающий насекомых. Этот приборчик пищал на шее у Алексея так, что голова начала болеть, но комары не люди, у них мозгов нет, болеть нечему, и кушают они кровушку в полное удовольствие, не обращая внимания на то, что по технологии должны падать замертво.

«Жулики, все жулики!» — горестно вздохнул Леонидов, вздрагивая от очередного укуса в область ноги, и поспешно скрылся в доме.

…Увидел он этих двух дам на следующий день тайно от Александры, когда сделал вид, что интересуется парником в той части сада, где раскинулись вишни. Дамы торчали в саду, обе в купальниках, грядками не интересовались, ни своими, ни чужими, а просто принимали солнечные ванны. Два полотняных полосатых шезлонга вынесены были на зеленую лужайку перед крыльцом, ровная дорогая трава, похожая на ту, что искусственно покрывает престижные газоны, была примята алюминиевыми ножками и женскими ногами в пляжной яркой обуви. Купальники на женщинах тоже были яркие, и эти цветные аляпистые пятна создавали на изумрудном фоне такой торт-мороженое, что Леонидов поморщился. Старшая дама встала и прошла в дом совсем близко от забора, у которого затаился Алексей. Он разглядел очень хорошо и светлые, коротко подстриженные волосы, и стройную фигуру, ухоженную по всем правилам модных диет, потом загорелое золотистое лицо, дорогие темные очки и подумал, что на вид разница между теткой и племянником была куда меньше, чем одиннадцать лет.

Если старшая дама была еще хороша для своих сорока пяти, то младшая смотрелась просто как фея: тоже беленькая, стройненькая, немного полноватая в бедрах и весьма похожая манерами и очертаниями загорелого тела на энергичную маман. Она с шезлонга не поднималась, но Алексей и не жаждал подробностей: порода Павла Клишина была налицо, это были его тетка и двоюродная сестра.

«Черт, неужели Михин прав, а я дурак? Не было никакого письма, а эти дамы, приехавшие в дом, как хозяева, вполне реальны, и по их виду ни за что не скажешь, что беспомощны. Вера Валентиновна если и полезет в чужой карман, то не за словом, а за пачкой купюр. У нее такая походка, что любитель свободной охоты не подойдет — сразу видно женщину, которая в жизни все выбирает сама — и нижнее белье, и верхнюю одежду. Ладно, хватит, надо линять, а то Сашка застукает на этом вернисаже и обидится».

Через густые ветки было видно, как старшая дама вышла из дома, направилась к вишневым «Жигулям», четверке, открыла переднюю дверцу и нагнулась в салон. Алексей попятился было уже от забора, когда услышал нежный загадочный свист. Свистели не со стороны клишинской дачи, а гораздо правее, там, где от поселковой улицы прикрывали не очень целый забор засыхающие кусты сирени. Леонидов пошел туда, вспоминая, где в штакетнике есть дырка побольше. Как раз у этой дырки и торчал поникший Михин, не решаясь проникнуть на территорию, которую недавно отверг как место возможного посещения.

— Мы теперь калитки не открываем? — ехидно поинтересовался Леонидов. — Мы теперь решили через забор, только не за яблоками, а за чужими идеями, они слаще, чем недозрелые фрукты.

— Да ладно тебе.

— Что ж не позвонил?

— А я гордый.

— И сегодня?

— Сегодня уже нет. Письмо пришло, Леха. Теперь уже в Москве знают, кому пересылать, даже читать не стали.

— Да? И что в нем?

— «Смерть…», конечно. Продолжение следует.

— И в нем Клишин пишет, что не тетка на даче в тот вечер была?

— Не тетка, — вздохнул Игорь.

— Любовница?

— Ага. Жена ругаться не будет? Тут всего несколько листков, ты почитай, а я спрячусь.

— Ну, давай располагайся на зеленой травке. Тебя комары не кусают?

— Кусают. Откуда в жару столько тварей? А?

— Не знаю. И главное, все на мою территорию норовят, даже через дырку в заборе. Ладно, шутка, давай свою «Смерть…».

— Она у нас уже общая. — Михин протянул листки, запрятанные, как и прочие, в прозрачную папку.

Страницы были разложены по номерам, полученный на этой неделе отрывок начинался точно с того места, которым оборвался предыдущий.

Леонидов вынул последние листы и прочел:

«Павел Клишин.

Ха-ха! Мне весело, честное слово! Шофер-дальнобойщик, подсыпающий цианистый калий в стакан с дорогим французским вином, — это мое изобретение, я его не продам даже за всю оставшуюся от остальных гениев мировую славу. Он даже не застал меня в постели с собственной женой, да и не могло там ее быть, в этой постели, потому что верхняя комната в тот вечер была занята. Конечно, я был когда-то неравнодушен к Любе — святая правда, но никогда не стоит воскрешать первую любовь, иначе в предмете, когда-то вызвавшем в твоей душе блаженный восторг, может найтись целая куча мелких гнусностей. Так, однажды в спившемся алкаше бывшая восторженная девушка-школьница запросто может узнать парня, которому в десятом классе посвящала романтические стихи.