Джорджо Щербаненко - Миланцы убивают по субботам Страница 22

– Дальше! – потребовал он, дергая ее за хвостик.

Кончетту стошнило одной водой, после чего ее зубы снова стали выбивать мерную дробь.

– Все, – прохрипела она. – Потом мы вернулись домой, в Милан.

Не успела женщина закончить фразу, как в дверь позвонили.

– Ну что, дружок пришел на подмогу, да? – проговорил Аманцио Берзаги, с трудом поднимаясь. – Я из прихожей слышал, как ты его вызывала.

Он выпустил ее волосы. Не имея больше сил барахтаться, она спокойно ушла с головой на дно в своем элегантном, под стиль 30-х годов, пальто, вместе с разбухшей от воды сумочкой; на поверхность всплыли пузырьки крови, все еще сочившейся у нее из носа и изо рта.

Аманцио Берзаги заковылял к двери, и единственным его намерением в тот момент было ее отпереть. Старик отлично знал (поскольку слышал телефонный разговор Кончетты), что за дверью стоит Франко Барониа, сын Родольфо, то есть тот, кто заживо бросил его дочь в костер, а он пока просто-напросто собирался открыть ему дверь. Что и сделал.

При виде кровавого месива, каким стало лицо Аманцио Берзаги, при виде этой грозно нависшей копны седых волос плюгавенький, развязный типчик оцепенел на пороге от ужаса (отвага не является достоинством подобных субъектов). Не сработал даже инстинкт, обращающий трусов в бегство, потому Аманцио Берзаги ухватил его за длинные патлы, втащил в квартиру и пинком захлопнул дверь. Пожилой инвалид с изуродованным коленом, адовой болью в паху, подбитым глазом, несмотря ни на что, оставался в душе водителем гигантских автопоездов «Милан – Брема», «Милан – Москва», «Милан – Мадрид». Он, этот водитель, и нанес сокрушительный – непонятно, как у того типа голова сразу не раскололась, – удар убийце своей дочери, а за первым ударом последовал второй, третий, четвертый, пока наконец юный подонок не грохнулся лицом в лужу собственной крови.

Аманцио Берзаги, задыхаясь, присел на стул в тесной прихожей и задумался: уж не убил ли он это существо, валяющееся на полу без признаков жизни? Вполне возможно, ведь он бил его не так, как бьют в ковбойских фильмах, а награждал настоящими, тяжелыми тумаками, от которых остаются следы на всю жизнь.

Прямо перед ним в прихожей висело зеркало, и он случайно увидел свое лицо. Кровь запеклась и почернела, левый глаз напоминал раздавленный апельсин. Та шлюха подбила ему глаз дверным засовом – вот он, до сих пор лежит под ногами. Аманцио Берзаги, не вставая с места, взялся за красивый медный набалдашник, взвесил засов на ладони, потом вновь поглядел на распростертое в луже крови тело убийцы. Дожидаясь, когда тот очнется, он машинально прислушивался к шуму воды, но не отдавал себе отчета, что поток ее уже достиг прихожей. Это журчание напоминало ему счастливые дни, проведенные с Донателлой в горах, в Фондо-Точе (несколько лет назад он и его бедная свояченица предприняли такую попытку). Они остановились в гостинице у самого водопада; девочке так нравился этот пенный поток, и надо было все время следить, чтобы она не свалилась в пропасть. Отдых, правда, вскоре пришлось прервать, как и во все предыдущие разы: люди беззастенчиво и безжалостно пялились на красавицу исполинских размеров, ходили возле нее кругами, точно в зоопарке. И все же несколько дней семейство наслаждалось горным воздухом и музыкой водопада. А вот теперь шум льющейся из крана воды напоминал Аманцио Берзаги его девочку и заставил скорчиться от страшной боли: ведь девочки больше нет, эта мразь на полу, у ног, сожгла ее заживо.

Мразь эта тем временем начала приходить в себя. Франко Барониа, сын Родольфо, чуть приподнял сплющенную, окровавленную голову и тупо глянул на своего судью.

Аманцио Берзаги, держа в руке засов весом не меньше трех кило, пригрозил ему:

– Лежи смирно, иначе получишь вот этим по башке.

Трусливый подонок хоть и смутно, но все же понял, что от одного удара такой штуковиной череп его расколется, как яйцо. И застыл в неподвижности.

– Расскажи, как вы умудрились ее выкрасть, – приступил к допросу Аманцио Берзаги, потрясая дверным засовом над головой подонка. – Я уже знаю, как вы убили ее, теперь мне надо знать, как вам удалось похитить у меня дочь. – Разбитая челюсть мешала ему говорить, и тем не менее по привычке во всем доходить до конца он желал знать подробности.

Ручеек, подтекавший из-под двери ванной, неторопливо размывал лужу крови на полу. Поглядев на него, а потом на угрожающе занесенный над головой дверной засов, подонок решил: с этим стариком шутки плохи, надо рассказывать все без утайки. Как ни странно, в мозгу у него прояснилось, что вообще-то с ним редко бывало.

Я уже знаю, как вы убили ее, теперь мне надо знать, как вам удалось похитить у меня дочь. Таков был вопрос, и подонок ответил на него точно и с полной искренностью, в то время как медный набалдашник неумолимо качался над его черепом.

4

Аманцио Берзаги частенько заглядывал в бар неподалеку от дома, а Микелоне Сарози его обслуживал. Милый, сердечный, красавец – всякому приятно с ним словом перемолвиться, причем не только о футбольном тотализаторе, но и обо всех житейских делах: к примеру, о том, как в очередной раз наставил жене рога, а порой и о том, как жена отплатила такой же монетой. Толковали о беспутных детях, о тупоголовых невестах, о политике, о тумане, о дорожных происшествиях. Когда все время ходишь в одно и то же заведение и там застаешь одного и того же бармена, естественно, рано или поздно разговоришься с ним о жизни.

Футбол и женщины мало интересовали Аманцио Берзаги, потому он говорил все больше о дочери. День за днем, рюмка за рюмкой, слово за слово поведал он бармену Микелоне свою трагическую одиссею: как вешает замочки на жалюзи, как звонит со службы каждый час, как два раза, кроме обеденного перерыва, заходит ее проведать. Миланцы если уж открывают душу, то нараспашку; он говорил с барменом, как с сыном, как с братом Донателлы.

Он ведь не знал, что у Микелоне есть хобби – наставлять девчонок «на путь истинный» и сбывать их в дома терпимости, где у него имелись обширные связи. Поначалу бармену скучно было слушать исповеди старого лангобарда. На кой ему сдалась какая-то полоумная? Но старик с мохнатыми ручищами и лицом дикобраза, потягивая граппу, все твердил, что дочь его красавица, настоящее совершенство, и хотя рост у нее под два метра, но сложена безупречно, напоминает античную статую. Она самая прекрасная женщина в мире, уверял размякший от граппы отец.

Эти дифирамбы – красавица, совершенство, самая прекрасная в мире – в конце концов сделали свое дело, вдохновив предприимчивого бармена. Он доложил обо всем Франколино, ближайшему другу, Кончеттине, даме сердца, которую они по-братски между собой делили, и все трое вплотную занялись изучением вопроса.

Техника охоты на несчастных девиц проста и не отличается разнообразием; цель ее – соблазнить курочку, растлить морально и социально, чтобы той остался единственный выбор – либо в бордель, либо в петлю. Однако же наше трио работало нестандартно и охотилось за нелегкой добычей. Кому нужны потаскушки, которые и без их помощи под любого лягут! Нет, они выискивал!: лакомые кусочки, малолеток из хороших семей, романтических невест, жестоко обманутых женихами, молоденьких учительниц, рисковавших остаться старыми девами из-за своей нравственной чистоплотности, – именно таких пташек Микелоне Сарози и Франко Барониа, сын Родольфо, при поддержке Кончетты Джарцоне ухитрялись в несколько месяцев избавить от комплексов и поселить на частной квартирке или на вилле, что именуются в приличном обществе «культурными центрами».

Но данный случай поставил наших сутенеров в тупик, ибо они с первых же шагов осознали, что к делу нельзя подходить с обычными мерками. Причем трудность не в том, чтобы соблазнить девицу (за рюмкой граппы Аманцио Берзаги с горечью и стыдом открыл бармену, какие греховные симпатии его девочка в своей умственной отсталости питает к мужчинам), а в том, чтоб найти к ней доступ: из-за неусыпного отцовского надзора замысел соблазнителей становился практически невыполним. Великанша никуда не выходит, дома остается одна не более чем на два часа (расписание ежедневных визитов и звонков отца им было уже известно), к тому же все двери и окна в квартире крепко-накрепко запираются. Как действовать в таких условиях?

Однако мозговой трест операции – Кончетта, приняла волевое решение: девицу надо похитить. Увезти – и дело с концом. С присущей всем садисткам практичностью она заявила, что риск вполне оправдан: безмозглая нимфоманка принесет им дохода больше, чем выигрыш в новогодней лотерее.

Идея-то хороша, а как ее осуществить? Попробуй выкрасть двухметровую, шестипудовую девицу, чье поведение может оказаться непредсказуемым. Но тут уже Микелоне приберег в рукаве козырного туза. В бар, где он служил, почти каждый день заглядывала молодая горничная, страдающая хроническим гепатитом и алкоголизмом. Одинокая, с двумя детьми, оставленными на попечении матери, она жадно выискивала мужчин, всех угощала, не забывая и сама опрокинуть стаканчик, а парни из бара, за исключением разве что нескольких побирушек, насмехались над нею и брезговали даже подходить близко к этой бесцветной блондинке с водянистыми глазами сексуальной маньячки, уродливо одетой – вечно в каких-то допотопных кофточках, – угловатой и плоскогрудой, с нелепо откляченным задом, вызывавшем скорее смех, ежели влечение. Да еще, как на беду, мать с отцом нарекли ее Домицианой, что с детства служило поводом для всяческих издевательств – не потому, что имя Домициана само по себе смешно или неприлично, а потому что оно подходило ей, как корове седло.