Темная флейта вожатого - Владимир Волков Страница 22

– Знакомая физиономия? – строго спросил Стаев, и Ким тотчас оскалился. – Почему не доложили сразу? Впрочем, это тема отдельного разговора. Мне нужны отказные материалы по делу. Я полагаю, вы выезжали на вызов? Прямо сейчас отправьте в отделение кого-нибудь из ваших. С ним поедет мой сотрудник.

Через несколько минут опер в кожаном пиджаке и один из людей Кима отбыли на зеленой «шестерке». Когда урчание мотора затихло, следователь вышел на улицу. Он по очереди переговорил с Леночкой и Варей, показывая им фотографию из недавно просмотренного личного дела. Затем Стаев нашел Ивана Павловича и лично препроводил его в кабинет. Здесь уже сидели стажеры и эксперт-криминалист. Через несколько минут подтянулся Раскабойников. Не было только Яны, и никто не смог сказать, где она.

На пороге директор «Белочки» затравленно огляделся, сел на предложенный стул и склонил голову. Стаев вынул фото из папки и показал его Ивану Павловичу. Тот на миг поднял голову, мельком глянул и сцепил пальцы в замок. Следователь внимательно наблюдал за мимикой директора. Стаев прошелся туда-сюда, сел за стол.

– Кто это?

– В-вожатая… Альбина. Сотеева.

– И где она сейчас?

– Она… умерла.

– Вот как? – Стаев поднял брови. – Когда? При каких обстоятельствах?

– В начале с-с-смены…

– Почему не сообщили следствию об этом?

– Я подумал… это не имеет отношения к…

Стаев замолчал, вперив взгляд в переносицу директора. Молчали так долго, что могло показаться, будто прошло несколько часов. Через пять минут появился опер в кожаном пиджаке, положил на стол папку и встал у двери, сложив руки на груди. Стаев открыл принесенное дело, быстро пролистал и ткнул пальцем в страницу.

– Вот показания вожатого Антона Шайгина. Здесь говорится, что именно он обнаружил тело Альбины Сотеевой висящим на бельевой веревке, привязанной к трубе отопления, в сушилке Синего корпуса. Так?

– Так… – Иван Павлович едва заметно кивнул.

– И вы посчитали, что это не имеет отношения к пропаже десятого отряда?

Иван Павлович не отвечал. Он дрожал, опустив плечи.

– Странные дела у вас в лагере творятся, гражданин Хрущ, – произнес Стаев после минутного наблюдения за директором. – За одну смену два инцидента. В обоих замешано одно и то же лицо. А вы, вместо того чтоб помогать следствию, утаиваете важную информацию.

Иван Павлович молчал. Остальные тоже замерли в предвкушении чего-то невероятного.

– Каковы были причины самоубийства вожатой? Она, кстати, тоже старовата для своей должности. Судя по документам, ей тридцать один год. А еще в протоколе написано, что она была при полном макияже и с уложенными волосами. Как будто собиралась на вечеринку. Это как минимум настораживает.

Стаев потер подбородок и повернулся к директору.

– Так почему же Альбина Сотеева решила свести счеты с жизнью именно в Синем корпусе, хотя проживала в другом? Почему выбрала это время? Для чего прихорошилась по такому случаю?

Иван Павлович шмыгнул носом.

– Я… не знаю, – выдохнул он едва слышно.

Следователь Стаев прищурил глаза и наклонился вперед. Иван Павлович, наоборот, отпрянул назад, как будто его ткнули кулаком в лицо.

– Что же такого случилось в тот день в сушилке? Если это было действительно самоубийство и если вы на самом деле к нему непричастны, то почему вы умолчали об этой истории?

Иван Павлович застонал. Следователь помолчал, положил лист на стол и встал.

– Может быть, никакого самоубийства не было? – продолжал Стаев, не отрывая взгляда от лица директора. – Вот записка, которую мы нашли в комнате вожатого Антона Шайгина. А это вожатский дневник Альбины Сотеевой. Его нам дала подруга погибшей. Смотрите, почерк совпадает. Даже ручку нашли, которой пользовалась Альбина.

Иван Павлович шумно и прерывисто дышал ртом, как будто ему не хватало воздуха. Стаев наклонился к нему.

– У них были отношения? Девушка повесилась из-за несчастной любви? Или была беременна от Антона? Вожатый решил избавиться от нее? Впрочем, для меня все это неважно. Главное то, как вы повели себя!

Стаев заходил по кабинету. Он остановился, глянул на карту на столе, поизучал ее с минуту, а потом поднял голову к потолку. Взгляд его стал отсутствующим, как будто он мечтал о чем-то далеком, уносясь мыслью за пределы кабинета.

– Я не знаю, что произошло в сушилке, – начал следователь, переводя взгляд на директора лагеря. – Но мы это обязательно выясним. Дело будет направлено на доследование. И, можете мне поверить, лучше вам от этого не станет. Убил ли Антон Шайгин Альбину Сотееву или же она действительно повесилась сама – непринципиально. Существенно то, что вы решили скрыть это преступление!

Иван Павлович снова застонал, как умирающий зверь. Стаев же, не обращая на него внимания, гнул свою линию.

– Хотите, я расскажу, как было дело? Узнав о трупе, вы впадаете в панику. Как же так – репутация лагеря и все такое. Верно? Надо как-то замять дельце, чтобы информация не просочилась наружу. И вы вступаете в сговор с Кимом. Так? Уж не знаю, на каких условиях вы договаривались, но соглашение между вами налицо. Итак, материалы составляются так, чтобы случай квалифицировали как самоубийство. Все шито-крыто. Все довольны. Правильно?

Иван Павлович застыл, как деревянный болван. Стаев подошел к нему, положил руку на плечо и заглянул прямо в лицо. Глаза капитана, такие ясные и немигающие, казалось, испускали слабое, но неприятное игольчатое свечение.

– Случай в сушилке сошел вам с рук. Детям вы сказали, что Альбина просто уехала. Вожатым и воспитателям приказали молчать. Кстати, что вы сделали с вещами покойной? А ее родители? Им неинтересно было узнать, что приключилось с дочерью? Ладно, это дело десятое. Вместо Альбины в лагерь приехала другая вожатая, и жизнь пошла своим чередом. Казалось бы, ЧП забыто, но… – Стаев поднял вверх указательный палец, – но вы обязаны своему покровителю. Я имею в виду майора Кима. Долги нужно отдавать. И вот пришел судный день. Дальше продолжайте вы. Ну?

Но Иван Павлович сидел ни живой, ни мертвый и смотрел куда-то в угол комнаты, словно его парализовало.

– Послушайте, Иван Павлович, – следователь впервые назвал директора по имени, что испугало того хуже любых прозвищ и оскорблений, – вы ведь не уголовник. Не блатарь. Не вор в законе. Как вы влипли в это дело? Я имею в виду пропажу детишек. Кто вас надоумил? Ни за что не поверю, что вы по своей воле решились на такую авантюру, как похищение целого отряда. К чему отпираться? Или вы не хотите облегчить себе участь?

Иван Павлович закрыл глаза. Лицо его стало совершенно бескровным и неподвижным, только посиневшие губы дергались время от времени. Стаев махнул рукой