Марина Серова - Сердце красавицы склонно к измене Страница 23

— «Скорую» вызвать? — нерешительно спросила соседка.

— Ага, — кивнула я, не поднимая головы. Ключи с брелоком были в моей руке. Попробовала. Сигнализация машины, получив позывной, пискнула и дружелюбно мигнула фарами, приглашая прокатиться.

— Триста тысяч в подвале, триста тысяч, — бормотал Хикматов с остекленевшими глазами, устремленными в небо. В эту секунду окна подвала вынесло взрывом.

Я похлопала его по плечу и с притворным сочувствием изрекла:

— Тимур, это всего лишь деньги. Подумаешь, жалкие триста тысяч. Ты себе в десять раз больше заработаешь в тюрьме за тот срок, что получишь. Портняжный уж постарается.

Тимур заплакал и потерял сознание.

«Выживет», — подумала я. Но рассиживаться не было времени. Скоро тут будут все. Я поднялась с колен, отбросила в сторону ружье и последний раз посмотрела на дом. Уже и второй этаж, и крышу объяло пламя. Из огня непрерывной канонадой доносились хлопки, свист и треск взрывающихся банок с краской. Внезапно из дверного проема, подсвеченного изнутри багровым, на крыльцо вышел Хромой, приволакивая ногу. Вся одежда на нем дымилась, кое-где даже прогорела и искрилась, на лице красные пятна от ожогов, а в правой руке зажат охотничий нож.

— Пришла твоя задница, — проквакал бандит из-за сожженных дымом голосовых связок, зашелся кашлем и поковылял ко мне. Соседи за оградой вскрикнули в унисон. Я ногой подкинула себе брус, валявшийся в траве, и тремя ударами уложила Хромого на землю, пояснив, что со всякими задницами у меня разговор короткий. Он ничего не ответил, так как вырубился. Бросив брус, я запрыгнула в кабриолет. Двигатель «БМВ» завелся с пол-оборота, и мне оставалось только выехать в открытые ворота на дорогу да выжать газ. Выезжая, я старалась не подавить людей, высыпавших из соседних домов поглазеть на пожар. Где-то рядом протяжно выли сирены пожарных машин.

На соседнем сиденье я заметила джинсовку владельца машины. Используя ее как обтирочное средство, я привела в порядок свое чумазое лицо, заглядывая в зеркало заднего вида. От одежды нестерпимо воняло паленым, в таком виде в больницу было возвращаться нельзя, поэтому я направила машину к району, где находилась квартира тети Милы.

Перед тем как идти на тетину квартиру, я загнала «БМВ» в гараж, что был рядом с домом и, закрывшись там, принялась искать деньги, заглядывая в каждый уголок. Вскрыла приборную панель, проверила эндоскопом бензобак, двигательное отделение, покопалась в багажнике. Дошла очередь до сидений. На заднем сиденье недавно меняли обивку, и меня это насторожило. Вооружившись бритвой, я исполосовала винил, и под ним, в наполнителе, обнаружилось пять пачек стодолларовых купюр — стратегический запас Хикматова. Если он не врал, то основная масса денег сгорела в подвале, еще сто пятьдесят тысяч в банке на счете — это все, что осталось. Я забрала деньги, сложила в сумочку, закрыла гараж и пошла домой. По дороге несколько раз схватывал кашель. Надышаться дымом мне удалось все-таки прилично, а впереди еще ожидал неприятный сюрприз. Знакомая серебристая «Лада» дежурила недалеко от тетиного подъезда. Оперативники внутри с грустными лицами курили, тихо переговаривались и время от времени косились на входную дверь.

Ждали они, естественно, моего появления. Упустив меня в такси, решили караулить здесь, ведь я же говорила Земляному, что отправляюсь домой. Следователь не поверил, отправил своих архаровцев и после первой неудачи приказал им поймать меня хотя бы на лжи. Что ж — огорчу его. Незамеченной я прошмыгнула за угол дома.

Пройти в подъезд мне пришлось через подвал, забравшись в него через квадратное подвальное окошко с другой стороны дома. Решетка на нем легко снималась, но знала об этом лишь я. Тетя Мила была дома. Встретив меня у двери, она сначала очень обрадовалась моему приходу, а потом зажала себе пальцами нос и прогнусавила:

— Женя, какая вонь, ты что, где-то костры жгла из резины? И одежда ужас на что похожа. Только, умоляю, не оставляй ее здесь, а то всю квартиру провоняешь.

— Можешь не волноваться, я сама знаю, что делать, — заверила я. Тетя Мила ответила, что видала таких знающих на своем веку, но приставать больше не решилась. Слишком уж вид у меня был воинственный. Оказавшись в ванной комнате, я сразу включила воду, чтобы наполнить ванну, и принялась стаскивать с себя одежду. Джинсы, блузку и джинсовку можно было смело выбрасывать на помойку — ткань в мелких прожженных дырочках, штаны порваны, в краске и грязи. Вонючее тряпье я сложила в пакет для мусора и завязала. Плюхнулась в ванну, отмокла. Приняла душ. Посушила волосы.

— Ужинать будешь? — осторожно поинтересовалась тетя, заглядывая ко мне в комнату.

— Нет времени, — буркнула я и, подумав, ласково попросила: — Тетя, а ты не могла бы мне стакан молока погреть? Что-то в горле першит.

— Уже погрела, — обеспокоенно ответила тетя Мила, — я слышала, как ты кашляла в ванной, и подумала, что тебе это понадобится. Ты что, дымом надышалась?

— Чуть-чуть, — соврала я, отложив фен.

— Женя, ты так рискуешь своей жизнью ради всяких сволочей, — тяжело вздохнула тетя Мила со страдальческой гримасой на лице. — Я так волнуюсь за тебя. Нужно ли это? Такой-то ценой!

— Не такие уж они и сволочи, — пробормотала я, и мы двинулись с тетей на кухню. Передо мной на столе возник стакан молока. К молоку тетя предложила печенье, но я отказалась, рассказывая, какие плюсы может нести моя работа.

— Вот, например, сейчас у меня клиент банкир. Скоро все закончится, и я попрошу, чтобы он организовал для меня кредит на выгодных условиях. Их банк инвестирует средства в строительство, так что и квартиру он сможет подыскать получше. Я скопила, кое-что он мне потом за работу заплатит…

Тетя слушала меня с кислой миной на лице, и скоро я поняла, что она не рада перспективе моего скорого переезда в собственную квартиру. Привыкнув за это время к обществу племянницы, она боялась вновь остаться одной. Чтобы ее успокоить, я извиняющимся голосом сказала:

— Боюсь, конечно, я перееду отсюда не так скоро, ведь, помимо квартиры, понадобятся деньги на обстановку. Не на полу же мне спать. Снова придется копить. Для начала даже пущу на квартиру квартирантов, чтобы в счет оплаты проживания обои поклеили, потолок побелили, то-се. В общем, извини, тетя, но тебе придется терпеть меня еще довольно долго.

У тети Милы с души как камень свалился.

— Ничего страшного, — махнула она рукой, — живи, сколько потребуется.

На радостях она полезла в холодильник и вытащила на блюде половину шоколадного торта.

— Мы тут с Марией Александровной вчера экспериментировали с рецептом «Птичьего молока», такой вкусный получился. Боюсь теперь, что объемся вконец. Уже и соседу носила, и Галине Петровне со второго этажа.

— Да мне некогда, — неуверенно протянула я, тоскливо взирая на торт, — да и сладкое я не очень. Надо идти…

Дело кончилось двумя кусками проклятущего торта. Тетя с радостью подливала мне чая, объясняя секреты приготовления «Птичьего молока»:

— В суфле положили половину нормы желатина. Естественно, оно не стало застывать. Мы его тогда в морозилку и следили да помешивали, чтоб застывало, но не замерзло. Пойми, если суфле замерзнет, то получится не торт, а черт знает что. Нарушится структура. При медленном же охлаждении суфле густеет за счет содержащегося в нем масла и желатина. Значит, дождались мы, когда оно загустеет, и намазали на тонкие коржи слоем в сантиметр или полтора — больше не получалось, суфле начинало сползать. Потом сложили коржи с суфле друг на друга, и в холодильник, чтобы понизить немного температуру. Точный температурный режим еще предстоит вычислять. Все это дело укрепилось, и получился большой слоеный торт. Полили его шоколадом и на пять минут в морозилку, чтобы не поплыл. Потом еще дали выстояться в холодильнике, вытащили и довели до комнатной температуры. Видишь, какой он нежный получился, — не унималась тетя Мила.

— Торт-то очень вкусный, но сколько вы на него времени ухлопали? — поинтересовалась я, допив остатки чая.

— Да целый день почти, — призналась тетя Мила, — столько нервов истратили. Женя, хочешь еще кусочек?

— Нет. — Я вскочила со стула и попятилась к двери. — Мне пора, и не соблазняй больше. Бесполезно. У меня почти железная сила воли.

— А может, возьмешь с собой, — не сдавалась тетя Мила, — он же такой вкусный, просто во рту тает. Сама не хочешь — угостишь клиента. Ну, возьми!

— Чтобы меня обнаружили объевшейся, с куском торта в руке, — буркнула я уже в коридоре перед зеркалом, подкрашивая губы. Я думала о Затейнике. Он где-то бродит там, рядом, снаружи, а я буду тут с тортами дефилировать. На могиле потом так и напишут: «Она очень любила „Птичье молоко“». Вспомнился и Мясницкий. Он спешил домой поесть, а согласился бы встретиться со мной в кафе, мог бы остаться в живых. Погиб ведь из-за какой-то окрошки.