Лоренцо Каркатерра - Парадиз–сити Страница 24

Мальчик никогда не попрошайничал и не принимал подачки ни от святых братьев в школе, ни от своих многочисленных собратьев по уличной жизни, ни от профессиональных благодетелей из Армии Спасения.

— Я сам пробьюсь в этой жизни, — сказал он однажды брату Джозефу, преподававшему в школе историю Америки. Именно брат Джозеф убедил администрацию в том, чтобы повышение цен на обучение не распространялось на Фелипе, который иначе не смог бы окончить четырехлетний школьный курс. — Возможно, не таким образом, как того хотелось бы вам, но я это сделаю. Я не собираюсь болтаться на улице всю жизнь, чтобы рано или поздно меня нашли мертвым на решетке канализации.

— Выходит, ты воруешь, — сделал вывод брат Джозеф. Они находились в школьном спортзале — помещении размером с большой складе полом, размеченным белыми линиями под баскетбольную площадку. — Ты берешь чужое и присваиваешь его.

— Я вынужден делать это, святой брат, — ответил Фелипе. — Мне это нравится не больше, чем вам, но только так я могу выжить. И я никогда не ворую у тех, кто беднее меня.

— Беднее тебя нет никого, Фелипе, — сказал монах. — Даже у меня в карманах больше, чем у тебя.

— Вы сами сделали этот выбор, — возразил Фелипе. — Лично я никогда не хотел быть бедным.

— Одно преступление неизменно ведет к следующему, — проговорил брат Джозеф. — Сегодня ты воруешь еду, потому что голоден, а завтра совершишь вооруженный налет на банк. На моих глазах такое происходило со многими ребятами твоего возраста. Мне сейчас сорок два года, и я устал ходить на похороны и наблюдать, как в землю зарывают парней вдвое младше меня.

— Не перегибайте палку, святой брат, а то вы уже внесли меня в список особо опасных преступников. Я могу украсть шоколадку, сэндвич, бутылку колы, вытащить из сумки у зазевавшегося парня коробку с китайской едой. Но от такого никто не умирает.

— Кстати о еде, — проговорил брат Джозеф, а его голос отразился от толстых стен пустого спортзала. — Дениз из кафетерия пожаловалась на то, что пропала одна из жареных индеек, которые привезли накануне. Тебе случайно об этом ничего не известно?

— Нет, — мотнул головой Фелипе, — но если хотите, я ее для вас отыщу.

— Я был бы тебе крайне признателен.

Фелипе вышел из пиццерии в раскаленную духоту Восточного Бронкса. На его памяти это было самое жаркое лето в городе, и он направлялся на Эйли–аве–ню, где шпана то и дело курочила пожарные гидранты, из которых начинала хлестать ледяная вода. Пару минут под таким холодным душем — вполне достаточно, чтобы освежиться после августовской жары. А потом он перелезет через кирпичную стену в тупике Эйли и проберется в один из вагонов метро, делающих там техническую остановку, и проведет остаток ночи, путешествуя по рельсам между Манхэттеном и Бронксом. Если повезет, ему даже может попасться вагон с кондиционером. В любом случае это будет лучше, чем большая картонная коробка, в которой Фелипе провел последние две ночи. У него до сих пор болела спина и шея от асфальта, который служил ему матрасом.

Он переходил Восточную 235‑ю улицу на зеленый сигнал светофора под метромостом, когда увидел Чарли Саншайна, выходящего из «Бара и гриля у Мерфи». Правую руку он крепко прижимал к боку, а рукав его рубашки пропитался кровью. Фелипе метнулся в сторону, спрятался за огромной ржавой опорой моста, по которому в этот момент грохотал поезд, и стал наблюдать за тем, как Саншайн, шатаясь, ковыляет к поджидающей его машине. Добравшись до черного «Шевроле Катлэс», он открыл заднюю дверь и нырнул внутрь, после чего автомобиль сорвался с места и, быстро набирая скорость, влился в плотный транспортный поток, двигавшийся по направлению к скоростной автомагистрали Мейджор—Диган.

Фелипе посмотрел по сторонам, чтобы не попасть под проезжающую машину, и кинулся через дорогу к «Бару и грилю у Мерфи». Подбежав к двери бара, он распахнул ее и замер на месте, чтобы глаза привыкли к полумраку. В воздухе плавали клубы дыма и стоял тяжелый запах подгоревшего жира. Кабинки в правой части помещения были пусты, столы слева — накрыты и готовы принять первых посетителей. Ступая осторожно, чтобы не наступить на осколки разбитого бокала и лужицу виски, вылившегося из лежащей возле одного из табуретов бутылки, Фелипе медленно направился к стойке бара. Телевизор, укрепленный над баром, был включен. Транслировали игру нью–йоркских «Янкиз».

— Бен! — позвал Фелипе. — Бен, ты здесь?

Из–за стойки послышался приглушенный стон. Фе–липе обошел стойку и увидел хозяина заведения, сидевшего на покрытом синим линолеумом полу, прямо под выдвинутым до отказа ящиком кассового аппарата, привалившись спиной к металлической двери небольшого холодильника. Бен повернул голову, и Фелипе увидел, что круглое лицо мужчины покрыто кровоподтеками и ссадинами, на бритом черепе — кровоточащие порезы, кожа местами содрана. Грудь белоснежной сорочки пропиталась кровью, которая текла так обильно, что рядом с мужчиной уже образовалась красная лужа. Ноги Бена были раскинуты, и правая — слегка подрагивала.

Фелипе кинулся к раненому, опустился на одно колено, взял его руку и прижал ее к своей груди.

— Я вызову «Скорую помощь», — сказал он. — Через пять минут ты уже будешь в больнице, а там тебя вмиг заштопают.

Бен дернулся к мальчику.

— Не надо, — тяжело дыша, проговорил он, — не надо «Скорую помощь»! Ни врачей, ни полиции! Они не помогут, да и времени нет.

— Не могу же я оставить тебя вот так! — попытался протестовать Фелипе. — Если ничего не предпринять, ты истечешь кровью и умрешь, а я тебе помочь ничем не смогу. Бен, нужно позвать на помощь! Это твой единственный шанс!

— Выслушай меня, — сказал Бен мальчику. — Забудь про все это дерьмо, заткнись и просто слушай.

— Хорошо, — кивнул Фелипе, еще крепче прижимая руку мужчины к груди. — Я тебя слушаю.

— Эта гнида Саншайн заявился сюда за деньгами, — заговорил Бен, — но ушел отсюда с пустыми руками, сука такая!

— Почему ты не отдал ему деньги? — спросил Фелипе. — Сколько у тебя было в ящике и неужели из–за этого стоило рисковать жизнью?

— А как насчет ста тысяч долларов? — вопросом на вопрос ответил Бен. — Стоит, по–твоему, рисковать за такие бабки?

— Я не знаю никого, кто имел бы такие деньги, — признался Фелипе.

— Как раз сейчас ты смотришь на такого человека, — сказал Бен. Кровь теперь текла по его липу, заливая левый глаз.

— Черт, выходит, ты продаешь гораздо больше пива и гамбургеров, чем я думал.

— Пять лет назад… я и еще три парня организовали гоп–стоп, — стал рассказывать Бен, говоря рваными фразами и с усилием выталкивая слова из горла. — Все прошло без сучка без задоринки, мы… поделили бабки на четверых, припрятали их и продолжали жить… прежней жизнью. Мы решили выждать семь лет и только потом… начать их тратить по своему разумению.

— Чарли Саншайн был одним из вас? — уточнил Фелипе.

Бен насмешливо хмыкнул и тут же застонал от боли.

— Чарли Саншайн… даже собственную заднику не смог бы найти, — выдохнул он. — Примерно через полгода после этого… одного из нашей четверки повязали на ограблении со взломом, и он… сел. За сотрудничество со следствием ему скостили срок. Он получил от шести до десяти и оказался в тюрьме Комсток. Там же сидел и Чарли Саншайн. Они были знакомы, так как на воле жили по соседству.

— И именно там он рассказал Чарли о вашем на–лете? — спросил Фелипе. Он намочил в раковине полотенце и положил его на лоб Бена. — Именно так Чарли узнал о деньгах?

— Нет, среди моих ребят не было болтунов, потому мы с ними и провернули так много дел. Сделаем дело, разбежимся и сидим тише воды и ниже травы, пока не уляжется шум. Но в тюрьме Саншайн связался с одним придурком из Белой Силы[11], они подкараулили моего парня и били его до тех пор, пока он не рассказал Чарли все, о чем тот хотел знать. После этого они оттащили его обратно в камеру, где на следующий день перед утренней поверкой его и нашли мертвым.

— Саншайн вышел из тюрьмы три, а то и четыре недели назад. Почему же он ждал так долго, прежде чем прийти к тебе? — спросил Фелипе.

— Он разыграл все как по нотам. Стал заходить ко мне, заказывал пиво, иногда пожрать и вообще вел себя так, будто мы с ним приятели не разлей вода, мать его. Я сразу понял, что он что–то разнюхивает, к тому же до меня уже дошли слухи о том, что именно он разделался с моим дружком.

— Почему же ты сразу не разобрался с ним? — удивленно спросил Фелипе.

— Наверное, я не такой крутой и умный, каким себя считал, — ответил Бен. — А может, я думал, что смогу поиграть с ним, полагал, что у такой погани, как Саншайн, духу не хватит наехать на меня и сделать то, что он сделал.

— Что же тут произошло?

— Чарли сказал, что, если я не отдам ему деньги, он позаботится о том, чтобы я никогда не сумел их потратить, и потом оставил меня в том виде, в каком ты меня нашел.