Анна Данилова - День без любви Страница 24

Она подумала о том, что по телефону говорить о таких вещах опасно, поэтому промолчала.

– Я понимаю, почему ты молчишь. Но это все равно не я! Я только нож вынул из его горла. И если ты когда-нибудь решишься избавиться от меня окончательно и принесешь этот нож в полицию, то, конечно, там будут отпечатки моих пальцев, но они не могли там не остаться, потому что я не мог не вытащить его из горла моего уже мертвого брата.

– Значит, кто-то в больнице услышал, как дед Райко рассказывал тебе про клад. Ты читал «Двенадцать стульев»?

– В больнице? Стой… ты думаешь, что кто-то следил за Стефаном? Что, кроме Стефана и меня, еще кто-то знал об этом кладе? Но какой смысл было убивать Стефана? Я-то оставался… Я подумаю.

– Подумай-подумай.

– Так что с домом? Ты обещаешь мне, что, когда тебе представится такая возможность, ты обследуешь его? Простучишь стены? Пойми, ведь если ты найдешь этот клад, то и тебе кое-что достанется.

– А может, это тебе кое-что достанется? – передразнила она его. – Ты, Коля, удивительный человек!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что если ты найдешь золото, то возьмешь себе все?

– Какой бессмысленный разговор. – Она нежно провела рукой по кувшину, ногтем осторожно поцарапала окаменевшую грязь. Потом легко наклонила его, оттуда высыпалось несколько монет. Крупных золотых «besi birlik». Видел бы эту картинку Николай! Убил бы ее, как убил Стефана. И все золото забрал бы себе.

– Скажи, Коля, а где те деньги, которые тебе дал Биртан? Ну, те, которые достались тебе после продажи твоей горячо любимой русской жены?

– Прости. Я же видел, что он порядочный человек и все равно не воспользуется своим правом.

– Что ты говоришь! Какая проницательность!

– …что ты выкрутишься…

– Ты свинья, Коля! И мне очень жаль ту француженку, которая тебя полюбила.

– Сука, – услышала она ледяной голос и от неожиданности положила трубку. Теперь она точно знала, зачем он ей позвонил. Клад. Золото. Стамбул. Дом.

Она расстелила плед на полу, высыпала все золото из кувшина, легла рядом и принялась гладить монеты, золотые украшения, статуэтки.

– «Сатана там правит бал… там правит бал…» – пропела она хрипловатым от волнения голосом мотив из оперы «Фауст».

19. Шумен. Апрель 2007 г.

Иорданка Дончева смотрела, как русскиня Наташа раскладывает на постели белое кашемировое платье Ирины, любуется вышивкой на вороте, поглаживает мягкую ткань, со слезами на глазах укладывает в коробку белые туфли для покойницы.

– Надо же, надели мужской пиджак, уроды, – шмыгала носом русскиня, а в это время Румяна доставала из комода белье и тоже плакала, не в силах сдержаться.

Потом они заперли дом Ирины, вернули Иорданке ключи и втроем отправились в морг. Иорданка так боялась смотреть на тело своей любимой соседки, что входила в комнату с покойницей, словно ей самой сейчас предстояло принять смерть. Ей и стало плохо, едва она увидела разбитое лицо Ирины, гладко зачесанные волосы и ворот черного мужского пиджака.

– Она не заслужила того, чтобы быть похороненной в таком виде, – прошептала она, выбегая из помещения и чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. – Надо было привезти щипцы, завить волосы.

Но щипцы, как выснилось, привезла из дома Румяна. Она, по словам самой Ирины, была ее самой близкой подругой, но, в отличие от разговорчивой Наташи, в основном молчала, и вид при этом у нее был задумчивый.

– Ты что-то знаешь? – спросила ее Иорданка позже, когда они на какое-то время остались одни (Наташа с помощью социальной работницы в специальной комнате в морге обряжала Ирину).

– Что я могу знать? – уставившись в одну точку, ответила Румяна. – Кроме того, что знают все остальные: какой-то идиот-таксист сбил ее.

– Поговаривают, что это убийство.

– Убийство? – Румяна машинальным движением заправила за уши белые блестящие локоны и покачала головой. – Так говорят потому, что уж слишком там безлюдное место, рядом с тобой. Да и про таксиста первой сказала ты, ведь это ты видела желтую машину. А вдруг это была просто обычная желтая машина, а не такси? Такое же тоже могло случиться.

– Могло, – прикусив губу, пробормотала смущенная этим неожиданным предположением Иорданка. – И то правда, ведь это же я сказала полицейским, что видела такси, но ведь в подробностях-то я ничего не заметила. Машина пыль подняла.

– Вот и я о том же. Никто ничего не знает. Если бы Ирина была бедной и жила в простом квартале, никому и в голову не пришла бы мысль об убийстве. А так… Богатая русскиня, живет в большом доме, в престижном районе, выходит замуж за сына состоятельного турецкого бизнесмена, имеет свой магазин. Вот и лезут в голову всякие предположения. – Румяна, как показалось Иорданке, даже рассердилась на эти самые предположения. – Хотя, с другой стороны, если бы убийца действовал с корыстными целями, то уж наверняка воспользовался бы ситуацией и, убив Ирину, непременно вошел бы в ее дом и вынес все ценное.

– Ее не ограбили, – подтвердила Иорданка. – Что верно, то верно. Но я почему спросила тебя, не знаешь ли ты чего-либо, – уж больно у тебя вид загадочный. Словно тебе есть что сказать.

– Может, мне и есть что сказать, да только не знаю я, как быть.

Их разговор был прерван появлением шумной возбужденной Наташи. Она пришла и сказала, что сейчас займется гримированием покойной: она придумала, каким образом наносить пудру, румяна, тени.

– Девочки, вы не смотрите, что я такая деятельная, – вдруг сказала она уже в дверях, прижимая к груди сумку с косметикой. – Мне кажется, что я вижу дурной сон. Мне прямо нехорошо становится при мысли о том, что я сейчас буду делать. Но все это – только ради нее, ради ее памяти. Согласитесь, что Ирина была красивой женщиной, и мне жаль, что она так и не успела выйти замуж за своего турка, за этого Биртана.

– Кстати, а где он? – оживилась Румяна. – Надо бы ему сообщить о том, что случилось.

– Надо найти ее телефон и попытаться разыскать там его номер. Или номер телефона его отца.

– Господи, какой ужас! Представляю себе, как переполошится вся их семья! Ведь они там готовятся к свадьбе…

Иорданка вспоминала этот день часто, думала о том, как нелегко складывалась жизнь у Ирины и сколь многого ей удалось достичь за такой короткий срок. Думала она и о Николае, о том, что с первого взгляда было видно – с этим мужчиной она только теряет время, ей нужен совершенно другой, более развитый и предприимчивый, любящий и нежный мужчина. Однако он любил Ирину и, словно в доказательство этого, так громко и истерично рыдал на ее могиле, что все, кто знал его, были потрясены этой сценой. Это было так непохоже на всегда сдержанного на эмоции, грубоватого Колю.

Иорданка достала из холодильника масло, положила его в миску и принялась разминать ложкой, потом всыпала туда сахару, разбила три яйца, добавила ваниль, муку, карамельную эссенцию. Месила тесто, долго месила и плакала, вспоминая Ирену и ее печенье, ведь и в то утро она тоже несла корзинку с ванильным печеньем ей, Иорданке. Плакала, и слезы ее капали в тесто.

А потом позвонила Румяна и сказала: она долго думала о том, кто мог захотеть смерти Ирины, и решила, что этим человеком может быть только Николай. Что он мог убить ее просто из ревности. А не из-за ее денег.

На следующий день они отправились по одному адресу, который ей подсказал приятель Румяны, часто ездивший во Францию, и именно в Страсбург, где работал Николай. Нашли водителя микробуса, отлично знавшего Николая. Оказалось, что в день убийства Николай был в микробусе, у него стопроцентное алиби, и что он вернулся, получается, уже к самым похоронам своей бывшей жены.

– Значит, не он, – говорила с задумчивым видом Румяна, когда они с Иорданкой вечером у нее дома пили кофе с печеньем и много курили. – А если не он, то кто же?

– Получается – несчастный случай. – Иорданка встала, стряхнула крошки с платья и поставила на стол чистую пепельницу. – Жаль, что мы не нашли телефона Ирины и не сообщили о ее смерти ни сестре, ни Биртану. Не знаю, как ты, а я за это постоянно чувствую свою вину.

– А я – свою ответственность, – неожиданно сказала Румяна. – Мне кажется, что я приняла неправильное решение.

И, ничего не объяснив, она встала, попрощалась и ушла.

20. Шумен. Май 2007 г.

Утром Женя нашла Джаида в кухне. Он, бледный, в черном домашнем халате, сидел за столом и пил чай.

– Вы не удивляйтесь, это мой халат. Я всегда надевал его, когда оставался здесь. У Биртана был синий, а у меня вот этот, черный, с белыми полоскими на рукавах. Ирина знала, когда вешать в ванную черный, а когда – синий. Она никогда не ошибалась. Хотя она ошиблась в главном.

– Что вы имеете в виду? – Женя присела рядом, и Джаид налил ей чаю.

– Если бы она вышла замуж за меня и мы жили бы с ней в Кемере, скажем, или Анталии, она не погибла бы. Это же ясно.

– Вы плохо выглядите.