Викас Сваруп - Шесть подозреваемых Страница 24

Мужчины в очереди начинают с любопытством поглядывать на Кумара. Некоторые кланяются, бросают монеты к его ногам, однако никто не трогается с места. В девять пятьдесят окошко захлопывается. Кассир вывешивает табличку: «Все билеты проданы».

Немного погодя появляется Шанти.

— Может, пойдем домой? — с тревогой спрашивает она. — Сеанс уже начался.

— Скоро начнется другой, — бесстрастно улыбается Кумар. — Уверен, кто-нибудь непременно меня послушает. Если хотя бы один мужчина поймет, что поступает неправильно, для меня и это будет успехом.

— Как же они послушают, когда никто даже не знает о твоем посте?

— Пост — это между мной и Богом. Но ты не волнуйся, Ба, у меня обязательно скоро появятся сторонники.

— Выпей хотя бы сока, я тут тебе принесла… — Шанти протягивает фляжку.

— Когда человек постится, не галлоны выпитой воды придают ему сил, а сам Господь. Возвращайся домой, Ба.

Шанти бросает на него прощальный взгляд, и Бриджлал уводит ее. А Мохан продолжает сидеть на земле, наблюдать за приливами и отливами движения на площади, смотреть на хмурых административных чиновников в пиджаках и при галстуках, на юных дамочек, с беззаботными лицами выпархивающих из магазинов, на уличных торговцев, предлагающих прохожим ремни, очки от солнца и «пиратские» книжки. Над площадью стоит оглушительный гул.

Вернувшись два часа спустя, чтобы проведать мужа, Шанти с изумлением видит его восседающим на деревянном помосте заодно с каким-то незнакомцем; мужчины опираются спинами на пенопластовые подушки. Вокруг собралась толпа, примерно двести человек. Все машут плакатами и кричат: «ПОРНУХА — ЭТО ГРЯЗЬ!», «ГАНДИ-БАБА ЗИНДАБАД![82]», «ДОЛОЙ ДЖАГДАМБУ ПАЛА!»

У Мохана очень довольный вид.

— Как же так получилось? — хочет знать жена.

Кумар указывает на своего соседа, мужчину средних лет в белой курте-пиджаме. У него овальное лицо, тонкий нос, резко выдающиеся скулы и бегающие глазки. Шанти он с первого взгляда не нравится.

— Господин Авадхеш Бихари час назад случайно меня увидел и сразу решил поддержать мой протест. Он собрал всех этих людей и раздобыл плакаты.

— Доброго вам здоровья, бхабхи-джи,[83] — произносит Бихари вкрадчивым голосом бывалого мошенника. — Для меня огромная честь познакомиться со столь великим человеком, как ваш супруг. Я тут рассказывал ему, какой подлец этот Джагдамба Пал. Ему принадлежит не только грязный кинотеатр, но еще и несколько домов терпимости.

— А вы чем занимаетесь? — любопытствует Шанти.

— Я политик, из Партии возрождения нравов. На прошлых выборах наша партия заручилась поддержкой общественности, однако Джагдамба Пал ухитрился подделать результаты голосования и одержал нечестную победу. — Он морщится.

— То есть вы просто сводите политические счеты?

— Что вы такое говорите, бхабхи-джи? — Мужчина напускает на себя оскорбленный вид. — Оградить наших детей от пагубного влияния — святой долг каждого. Мы, члены ПВН, считаем себя хранителями индийской культуры. Возможно, вы помните, как несколько лет назад мы выступали против лесбийского фильма «Герлфренд» — сорвали все афиши, но не допустили картину на широкий экран, хотя против нас даже было судебное разбирательство. Эти мерзкие фильмы оскорбляют нашу культуру. Вот почему мы готовы помочь вашему супругу, невзирая на последствия. Он будет голодать — мы обеспечим поддержку.

— А если владелец кинотеатра никак не отреагирует?

— Что значит не отреагирует? Мы его заставим. Для начала нужно привлечь внимание общественности. Я уже позвонил на несколько телевизионных каналов, чтобы они осветили нашу акцию.

Шанти кладет ладонь на лоб мужа: не поднялась ли температура?

— Я очень беспокоюсь. Как долго ты еще протянешь без еды?

— Вот и выясним, — улыбается Мохан. — Не волнуйся, Авадхеш обо мне позаботится.

Итак, питаясь неусыпным вниманием жены и обещаниями Бихари, Мохан Кумар двое суток проводит без пищи. На третий день голодовки его состояние заметно ухудшается. Доктор Сони считает пульс, измеряет кровяное давление и принимает озабоченный вид. Шанти совершенно теряет голову. Между тем владелец кинотеатра по-прежнему не показывается.

После полудня напротив кинотеатра тормозит фургон, из которого выходит женщина в джинсах. У нее злое лицо и холодные, расчетливые глаза. Следом идет высокий мужчина с тяжелой камерой на плече.

Авадхеш Бихари торопится встать и отряхивает свою курту от пыли.

— Ну что, — обращается репортерша к политику, — надеюсь, сегодня вы припасли что-нибудь интересное? Прошлая ваша акция прошла довольно вяло.

— Вот увидите, Никита, — хитро улыбается политик. — На этот раз мы подцепили самого Ганди-баба. Джагдамба Пал будет опозорен в собственном логове.

Репортерша смотрит на Мохана Кумара, лежащего на помосте, и кивает:

— Отличный ракурс. Постараемся пустить этот материал в вечерней серии новостей. — Понизив голос до шепота, она прибавляет: — А если он вообще откинется, сделаем гвоздь программы.

Бихари кивает в ответ.

— Начинай, Лобо, принимайся за работу, — командует женщина оператору.

Наутро первые страницы газет пестрят заголовками: «Ганди-баба в критическом состоянии». Около десяти часов член законодательного собрания подъезжает на «форде-скорпио» с синей мигалкой в сопровождении четырех коммандос, вооруженных пистолетами-пулеметами «стэн». Владелец кинотеатра, настоящий великан с мощным затылком, черной как смоль шевелюрой и темными злыми глазами, присаживается на помосте рядом с Кумаром и шепчет:

— Чего вы добиваетесь, Ганди-баба сахиб?

— Я желаю остановить это извращение, — отвечает Мохан все еще твердым голосом.

— Это не извращение, а естественный человеческий порыв. Как бы мы ни скрывали влечение к сексу, оно обязательно проявится в той или иной форме.

— Я выступаю не против секса. Меня возмущают его оскверненные формы, при которых женщина превращается в товар.

— Да ведь в моих картинах нет ничего предосудительного, чего не одобрил бы отдел цензуры, — возражает член законодательного собрания. — Уж если хотите увидеть торговлю женским телом, пройдите метров пятьсот и загляните на подземный Палика-базар. Вот где можно взять за сотню рупий любую картину с маркировкой «три икса». А в десяти километрах отсюда, на Джи-Би-роуд,[84] за ту же сотню вам продадут живую девчонку. Вот и шли бы туда бороться со злом, зачем цепляться именно к нам?

— Малое извращение или большое, дело не в этом. Мой пост будет жестким ударом, направленным против каждого распространителя греховной заразы в обществе.

— Слушайте, Ганди-баба, мне не нужны лишние неприятности. Я политик. Ваш протест неприглядно скажется на моей репутации. От имени Ассоциации дистрибьюторов Северной Индии мне поручено предложить вам двадцать тысяч рупий за то, чтобы прекратить акцию.

Кумар смеется:

— Я сражаюсь не ради денег. Меня не купить за несколько серебряных монет.

— Ладно, как насчет двадцати пяти тысяч?

Мохан качает головой:

— Мистер Пал, я дал обет, и ничто на свете не сможет меня остановить.

Политик начинает терять терпение.

— Да кем вы себя возомнили? Я с ним по-человечески, а он продолжает корчить из себя Махатму Ганди!.. Довольно притворства. Сейчас же убирайтесь, или я буду вынужден прибегнуть к насилию.

— Настоящий сатьяграх обладает неистощимым спокойствием, безоглядной верой в товарищей и безграничной надеждой. В кодексе сатьяграха не существует такого понятия, как подчинение грубой силе.

— Ах ты, гад!

Джагдамба Пал кидается на Кумара с кулаками; бывший боксер, он безошибочно попадает по лицу, и нос отставного чиновника взрывается ярким фонтаном крови.

— О Боже! — восклицает Мохан и падает ниц.

Шанти визжит от ужаса. Джагдамба Пал замирает на месте в изумлении от собственного поступка и быстро возвращается в машину.

— Ганди ударили! — проносится над толпой со скоростью степного пожара.

— Прикончим изверга! — вопит Авадхеш Бихари. Его сторонники бросаются вслед за политиканом, но тот уже отъезжает.

— Сожжем кинотеатр! — горланит Авадхеш, и толпа устремляется ко входу.

— Стойте… стойте… — взывает Мохан, однако его не слушают.

За считанные секунды живая река сносит дверь фойе и врывается в зал. Через десять минут оттуда начинают валить клубы черного дыма, люди разбегаются в панике, а воздух звенит от сирен пожарных машин и карет «скорой помощи».

У кинотеатра с визгом тормозит полицейский фургон. Оттуда дрессированными кроликами выпрыгивают служители закона, чтобы наставить на Мохана грозные дула карабинов.