Наталья Борохова - Адвокат инкогнито Страница 24

Только теперь его жизнь, совершив стремительный разворот, поставила профессора Соболева перед странной необходимостью – искать контакт с тем, вернее, с той, кого он раньше в упор не замечал. Однако с его стороны тут неверно было бы пенять на жизнь. Он сам сделал свой выбор в тот холодный октябрьский вечер, когда вместо того, чтобы вернуться под крышу родного дома, поплелся следом за чужой женщиной, которая после обвинила его в совершении изнасилования…

Аркадий узнал ее сразу, что довольно странно, ведь до сего момента он, как ни старался, так и не мог вспомнить ее лица. Теперь же смутные воспоминания, скудные обрывки той давней уже ночи сложились во вполне определенный образ.

Женщина сидела на краешке стула и, казалось, чувствовала себя в стенах следственного управления совсем неуютно. Она сложила руки на коленях и застыла в неестественной, напряженной позе, словно ожидая, что у нее внезапно может возникнуть потребность бежать. На обвиняемого она взглянула мельком, потом перевела взгляд на его адвоката и, наконец, опустила глаза в стол.

Аркадий застыл на пороге, не зная, куда ему сесть. Поскольку на повестке дня значилась очная ставка, он сел напротив потерпевшей, полагая, что там для него самое правильное место. Но следователь Чирков, конечно же, решил все по-другому.

– Обвиняемый, сядьте вон на тот стул, в углу. Не хватало еще, чтобы вы своим присутствием давили на потерпевшую.

Женщина взглянула на следователя с благодарностью, а Аркадий оторопел. Значит, вот как они расценивают его присутствие здесь? Тогда зачем, скажите, его вообще пригласили на этот спектакль? Он вынужден был отменить лекцию, а теперь его просто задвинули в угол, как ненужный музейный экспонат. Да если они захотят, он просто может уйти. Встать и раскланяться. Оставайтесь себе здесь на здоровье…

Конечно, ничего подобного он не сделал и не сказал, а смирно сел на предложенный ему стул. Очная ставка началась…

– Назовите вашу фамилию, имя и отчество, – попросил следователь потерпевшую.

– Кислова Софья Валерьевна.

– Возраст?

– Тридцать девять лет.

– Место работы…

Женщина на все вопросы отвечала без запинки, тщательно, как она, должно быть, мыла на кафедре те самые пробирки. Аркадий рассматривал ее пристрастно, точно пытаясь найти в ее внешнем облике подтверждение тому, что она редкая сволочь. Но ничего подобного, на первый взгляд, сказать было нельзя. Никакого вызывающего макияжа на лице, яркого лака на ногтях или вульгарной одежды на ее чуть полноватой фигуре не наблюдалось. Софья казалась ему чистенькой, простенькой и провинциальной. Наверняка ее родственники проживают в деревне, и она в сезон, как полагается, приезжает к ним копать картошку. Женщина выглядела такой бесхитростной, что заподозрить ее в коварном замысле было попросту невозможно. Чистая, как вода из ручья, пухлая, как деревенский хлеб, она смотрела на мир, хлопая ненакрашенными ресницами. У Аркадия возникло опасение, не является ли все сказанное ей чистой правдой. Неужели он и вправду набросился на нее в том гостиничном номере и изнасиловал самым непотребным образом? Боже ты мой…

Аркадий рассматривал ее, пытаясь определить, что же зацепило его в ней, что вдруг свело с ума, лишило рассудка, превратило в больного зверя? Ответа по-прежнему не было. Его не привлекал такой тип женщин вообще. Аркадию нравились эффектные дамы, умеющие подать себя и произвести впечатление. Такие, в конце концов, как его жена. Умные, смелые, знающие себе цену. Эти женщины красиво укладывали волосы, заманчиво пахли, носили обтягивающие юбки и туфли на высоких каблуках. Они шли по жизни, покачивая стройными бедрами, кокетливо поглядывали на мир из-под длинных ресниц. За ними струились флюиды обожания и поклонения. Говорили они сложно, так что невозможно было понять сразу «да» или «нет», водили за нос, беззастенчиво обманывали и жестоко смеялись.

Но Софья была вылеплена из другого теста. Аркадий подумал: насколько верно к ней подходит это выражение – «вылеплена из теста»? Женщина казалась тихой и домашней клушей, у которой обязательно должны быть муж и дети. Соболев даже дернулся, услышав неожиданное:

– Не замужем. Детей нет.

Господи, во что он вляпался? В целом мире не нашлось мужика, согласного взять ее в жены. А он, как последний кретин, набросился на нее. Так голодный пес бросается на обглоданную, никому не нужную кость. И это при наличии жены-красавицы и очаровательных ребятишек!

Теперь уж Аркадий специально, испытывая какое-то садистское удовольствие, старался отыскать в женщине все новые и новые несовершенства. Он замечал все: разношенную, со старыми полустершимися набойками обувь; примитивную блузку, купленную, должно быть, по дешевке на рынке; школьную заколку, удерживающую волосы на затылке. Наблюдения доставляли ему удовлетворение, словно он упивался глубиной своего падения. Его злила ее кроткая сдержанность, ее манера щурить глаза, когда она отыскивала в памяти ответ на очередной вопрос следователя. Софья сжимала в замок пальцы, а он обращал внимание на ее коротко стриженные ногти, без малейших следов маникюра. Опускала вниз голову, а он рассматривал едва заметный валик жира у нее под шеей и знал, что через несколько лет она вообще оплывет, превратившись из пышечки просто в тучную матрону. Господи, где были его глаза? А может, ему подмешали что-нибудь в питье?

При мысли о зелье Аркадий едва не подскочил, обрадованный неожиданной разгадкой, но, бросив очередной взгляд на потерпевшую, осел, как перестоявшее тесто. У Софьи хватило бы ума разве подмешать ему в водку аспирин. На большее она была бы не способна…

– Знали ли вы обвиняемого раньше? – спрашивал следователь.

– Да, разумеется. Ведь мы работаем в одном университете, – отвечала та, кротко взглянув на Аркадия.

– Ложь! – мгновенно среагировал Соболев. Мерзавка выдала себя, сказав неправду. – Я ее вижу в первый раз.

Однако следователь только лениво отмахнулся.

– Согласно вашей версии, любезный наш Аркадий Александрович, потерпевшую вы видите не в первый раз, а во второй раз. А вообще выскажете свои возражения позже, когда вам дадут слово.

Соболев вопросительно взглянул на Дубровскую.

– Таков порядок, – прошептала ему адвокат.

Ему не оставалось ничего, кроме как смириться.

– Может быть, вы знали гражданина Соболева как известного ученого, а он действительно был с вами незнаком? – озвучил вопрос Чирков. – Или между вами были какие-нибудь отношения?

Соболев даже вытянул шею, ожидая услышать ответ.

– Конечно, были, – сказала женщина.

– Нет, ничего не было! Она лжет! – вновь не сдержался Аркадий.

– Уймитесь, обвиняемый. Скоро я дам вам слово. А вы, гражданка Кислова, объясните свои слова.

Женщина повела плечами.

– Мне неловко говорить, но… Аркадий Александрович приставал ко мне. Ну, он меня домогался…

У Соболева голова пошла кругом от такой нелепицы.

– В чем это выражалось?

Потерпевшая вздохнула, и Соболев готов был поклясться, что на ее щеках вспыхнули алые пятна. Она волновалась, но со стороны все выглядело вполне невинно, как будто женщина просто стеснялась озвучивать при людях пикантные подробности своей личной жизни.

– Он… мне неловко говорить… Аркадий зажимал меня в углу и шептал на ухо всякие непристойности. Щипал меня за грудь и бедра. Говорил, что хочет меня как женщину.

– Вранье! – воскликнул Соболев, понимая, что ведет себя сейчас неправильно. Ему следовало бы не орать, краснея, как уличенный в позорном проступке школьник, а обдумывать вопросы, которые могли бы загнать лгунью в тупик.

– В первый раз это случилось на защите кандидата наук Романова, – глядя ему прямо в глаза, ответила Кислова. – Я накрывала стол, когда он подошел ко мне сзади, обхватил меня руками, а потом… – Софья закрыла лицо руками, – потом запустил руку в вырез моего платья. Я, конечно, сопротивлялась. Может быть, недостаточно решительно. Ведь он доктор наук, профессор. Не могла же я с ним поступить так, как поступила бы с любым другим хамом. Он лапал меня руками и потел. Он тогда тоже был нетрезв. Не знаю, что бы произошло, если бы в комнату не зашли его коллеги. Кто-то даже хохотнул, сказав что-то типа: «Ну ты ходок, Аркаша!»

– Сказочка на ночь! – усмехнулся Соболев. – Допросите наших профессоров и узнаете правду.

– А мы так и сделали, – огорошил его Чирков, глядя на него без улыбки. – По-вашему, мы тут в игры играем, что ли?

– Второй случай был связан с моей дальней родственницей Ольгой Клюкой, – продолжала потерпевшая. – Она приходится мне двоюродной племянницей и учится в нашем университете. Оля – необычайно красивая девушка, чего Аркадий Александрович, конечно, не мог не заметить. Он не принял у нее зачет и потребовал явиться на пересдачу. Зная, чем это может кончиться, я пришла вступиться за девушку, по-хорошему попросила его об одолжении. Мы были одни в его кабинете, и Аркадий сделал мне прямое предложение, сказав, что я могу решить проблему в два счета, если соглашусь встретиться с ним в другой обстановке.