Стиг Трентер - Нынче в порфире… Страница 24

Да, банщик отлично помнил директора Лесслера — клиент давний, с незапамятных времен ходил сюда баниться по-турецки. Но разговоров директор ни с кем не вел — по крайней мере банщик ничего такого не заметил. Свен Лесслер побывал в парилках, потом ему сделали массаж. Он был, похоже, в прекрасном расположении духа. После массажа искупался в бассейне, отдохнул в своей кабинке, а уж тогда начал одеваться. И около пяти ушел.

Я поблагодарил и распрощался. Единственная новость — что Свен Лесслер был в прекрасном настроении. Однако с незнакомцем он в бане определенно не встречался.

Но куда же он отправился затем? Вероятно, в книжный, ведь из двух магазинов, где он точно побывал,

«Библиотексбукхандельн» находился ближе. А если он ненароком обмолвился о чем-то при продавце? Может, и ниточка появится.

Лавируя среди машин и трамваев, я пересек Стуреплан, свернул на Библиотексгатан, вошел в книжный магазин и вскоре уже беседовал с молодым человеком, который обслуживал Свена Лесслера.

Директор пересмотрел много разных книг по музыке и в конце концов остановился на «Музыке в веках». Заплатил и ушел. Нет-нет, разговор касался только книг. Ни о чем другом речи не было. И о том, куда собирался идти, клиент не упоминал.

Продавщица из галстучной лавочки на Норрмальмсторг тоже меня не порадовала. Рассказала только, что Свен Лесслер пришел в магазин примерно без четверти шесть и долго затруднялся с выбором. Когда продавщица показала ему неброский коричневый галстук, он сказал: «Расцветка, пожалуй, стариковская какая-то». Ушел он всего за несколько минут до закрытия.

Оставив Норрмальмсторг, я пересек по-весеннему зеленый Королевский парк и вошел в «Оперный погребок». Здесь Свен Лесслер был дорогим гостем. Один из официантов рассказал, что миллионер появился тогда сразу после шести и сделал заказ лично ему: пряный лосось и хорошее белое вино, свежая земляника с морожеными сливками и изысканный херес, сыр и, наконец, кофе с рюмочкой «Реми Мартена». Еще директор попросил порошок от головной боли и стакан воды. Дескать, в бане немножко голова разболелась.

— О поездке в Лапландию он ничего не говорил? — спросил я.

— Я отметил его красивый загар, а он сказал, что превосходно отдохнул в горах.

— А что он там делал, не говорил?

Официант покачал головой.

— На лыжах катался, я так понял.

Я кивнул.

— Вы уверены, что за все это время к его столику никто не подходил?

— Я не видел. Но думаю, что нет. Вообще-то я почти все время держал столик директора в поле зрения. Он ведь у нас старинный клиент, и мы старались обслужить его как можно лучше.

Из ресторана Свен Лесслер вышел около восьми, расплачиваясь, заказал такси и обронил, что надо, мол, забрать из гаража машину после ремонта.

Ничего больше официант сообщить не мог, да и у меня вопросы иссякли. Время близилось к двенадцати, поэтому я решил остаться в «Погребке» и пообедать.

Пока я, глядя на сверкающие воды Стрёммена, не спеша наслаждался изысканным обедом, мысли мои опять вернулись к Свену Лесслеру, к его действиям вечером в понедельник 28 мая. Мои попытки доказать, что миллионер встречался с таинственным незнакомцем, потерпели неудачу. Может, они случайно столкнулись на улице и миллионер пригласил его зайти в полдевятого. А может, вообще не встречались. Не исключено, что незнакомец узнал о приезде Свена Лесслера иным путем и явился на квартиру незваным гостем. Хильде Таппер он вполне мог и соврать.

Над всем этим я раздумывал, прихлебывая кофе, и вдруг ход моих мыслей резко изменился. Меня поразило странное совпадение. Случайно ли, что тугоухий и немузыкальный бизнесмен в одни и тот же день — даже в один и тот же час — покупает книгу по истории музыки и записывается на прием к врачу, чтобы тот вновь попытался подправить ему слух?

Нет, не похоже это на случайность. Поступки стыковались друг с другом, как винт и гайка. Правда, он едва ли рассчитывал приобретать музыкальные знания, чтобы подправить слух. Наоборот. Хотел подлечить слух, чтобы заняться музыкой!

Но откуда вдруг такой интерес к музыке? На пустом месте он возникнуть не мог. Вообще сомнительно, чтобы он был непроизвольным и искренним. Если человек пятьдесят с лишком лет прожил в весьма прохладных отношениях с музыкой, он их в одночасье не изменит. Во всяком случае, коренных перемен ждать не приходится. Чем дольше я об этом думал, тем больше крепла во мне уверенность, что историю музыки Свен Лесслер решил изучать не ради собственного удовольствия, а чтобы доставить радость кому-то другому.

Когда я платил по счету, у меня уже созрела теория. Мало того, я даже прикинул возможности косвенно ее проверить. Воображаю, какую мину скорчит Веспер Юнсон, если мои предположения подтвердятся.

Я двинулся обратно, опять через Королевский парк, и замедлил шаги, только когда в поле зрения появился магазин «Библиотексбукхандельн». В понедельник, самое позднее в четверть шестого вечера, Свен Лесслер, по моим расчетам, вышел из книжного. Без четверти шесть он был в галстучной лавочке. Пешком от одного магазина до другого максимум минуты три. Чем же миллионер занимался остальные двадцать пять минут?

Согласно намеченному плану я зашел в ближайший цветочный магазин. Увы, результат был отрицательный. Чуть дальше по улице — еще один цветочный. И опять неудача. В районе Библиотексгатан и Норрмальмсторг отыскалось сразу четыре цветочных магазина. Но и там одни лишь вопрошающие взгляды и отрицательные жесты.

Я забрел аж на Норрландсгатан и уже хотел махнуть рукой на свою затею, как вдруг углядел скромный цветочный магазинчик, безжалостно втиснутый между огромной кондитерской и еще более огромной почтовой конторой. Я машинально нырнул в цветы и листья и скороговоркой изложил свое дело.

— Нет, надо же! — воскликнула продавщица, очень живая маленькая толстушка в черной атласной юбке и стоптанных туфлях.— Я как раз стою и думаю: отсылать заказ или нет. Нынче утром я видела его фотографию в газете. Вот ведь ужас-то!

— Значит, букет нужно отослать именно сегодня? — спросил я.

— Да, сегодня. Чтобы ровно в три он был у адресата. Господин Лесслер специально доплатил. И вот что хуже всего: мальчик-курьер, как нарочно, захворал, и послать некого.

Я взглянул на часы. Без четверти три.

— Ну, этому горю легко помочь. Где у вас букет? Мне все равно надо туда.

— Какая удача! — Она исчезла в подсобке и вернулась с роскошной охапкой белых роз.— Прелесть, верно? Двадцать две штуки! Адрес вот здесь, на бумажке. Надеюсь, сударь, вы доставите их в целости и сохранности.

— Буду беречь как зеницу ока,— заверил я.

Адресат жил далеко, в Эстермальме. Тесный скрипучий лифт медленно поднял меня на четвертый этаж. Сумрачная площадка, две двери. На одной матовая латунная табличка — «Фон Берштайн», а над нею приколота визитная карточка: «Ева Калленберг». Я позвонил.

Послышались тихие шаги, дверь приоткрылась, выглянуло морщинистое лицо.

— Кого вам?

— Фрекен Калленберг. Я принес ей цветы.

У фрекен Калленберг посетители,— холодно сказала старуха.

— Я только передам, и все, я сам тороплюсь,— объяснил я и, прежде чем она успела мне помешать, вошел в темную переднюю.

— Фрекен Калленберг в этой комнате? — спросил я, показывая на дверь, за которой слышались голоса.

Старуха смотрела на меня и молчала. А я отворил дверь и остановился на пороге скромно обставленной комнаты. В тени под пальмой стояло фортепиано, за столом посредине комнаты сидела молоденькая девушка, черноволосая, кареглазая. Я видел ее профиль, она разговаривала с кем-то, закрытым от меня дверью.

— Нет,— сказала она со слезами в голосе.— Этим летом мы должны были пожениться, директор Лесслер и я.

СОРОК ТРЕТИЙ, А НЕ СОРОК ПЕРВЫЙ!

Она повернулась в мою сторону, широкие угольно-черные брови чуть приподнялись.

— Фрекен Калленберг?

Девушка слегка наклонила голову и встала. Невысокая, стройная, одета в спортивном стиле. Свежий загар делал ее совсем похожей на южанку. Мы встретились на полдороге.

— Прошу вас,— сказал я, протягивая ей запакованный букет.— Это из цветочного магазина.

Она взяла цветы, а сама неотрывно смотрела на меня. Глаза были большие, испуганно-вопрошающие. Я хотел объяснить, что да как, но тут обнаружил, с кем она только что разговаривала.

С Веспером Юнсоном!

Он сидел на стуле в другом конце комнаты и теперь быстро шагнул ко мне. За ним маячила солидная фигура старшего полицейского.

— Можно вас на минутку? — Тон был резкий.

Я послушно вышел за ним в переднюю.

— Что это значит? — сердито воскликнул он.

Еще не оправившись от изумления, я переспросил:

— Как «что значит»?

Он неодобрительно смотрел на меня.