Эрик Ластбадер - Цзянь Страница 24

Донован решил воспользоваться моментом, когда на него никто не смотрит, и спешиться, если этим красивым специальным термином можно было назвать его неуклюжее сползание со спины лошади. Затем он взял ее под уздцы, подвел к тому месту, где пасся жеребец Стэллингса, наклонился, чтобы подобрать и его поводья, а затем не без некоторой торжественности повел обоих животных к дереву.

- Не делай этого, - услышал он за свой спиной и остановился как вкопанный. - Он не любит, когда его привязывают. - Донован увидел, что Стэллингс приподнял шляпу с глаз при помощи указательного пальца и смотрит на него неодобрительным взглядом. - Оставь его в покое.

Донован уронил вожжи жеребца. Поскольку он не знал, что делать дальше, то погладил свою собственную скотину по холке. Скотина испуганно захрапела и попятилась, так дернув головой, что Донован чуть не упал.

- Твоя лошадь всегда должна знать, где ты находишься, - назидательно произнес Стэллингс, поднимаясь на ноги. - Лошади видят мир не так, как люди. Если ты не будешь об этом помнить, в один прекрасный день получишь копытом в зад. И уж этого ты точно никогда не забудешь, провалявшись полгода в больнице с переломом бедренной кости.

Донован стоял теперь немного в сторонке от лошади. Одна мысль о том, что на нее опять придется залезать, наполняла его сердце ужасом.

- Тебе надо собираться в дорогу, - сказал он, меняя тему.

- Куда?

- В Токио.

- Ага, в Японию. - Стэллингс плюнул в кусты. - Не был там целых шесть лет. Пора немного пугнуть моих славных япошек. - Он вышел на солнце и протянул жеребцу кусочек сахара. Тот поднял голову и тихонько заржал. Долго после того, как лакомство исчезло, он все тыкался мордой в ладонь Стэллингса. - И что там стряслось?

- Там сейчас находится жена Мэрока, Марианна.

Стэллингс стоял неподвижно, как статуя. Жеребец продолжал обнюхивать его ладонь, требуя еще сахара, но хозяин не обращал на него внимания.

- Ты лучше объясни мне все толком. Речь ведь идет о члене семьи нашего сотрудника.

- Все это очень неприятно, я понимаю, - начал Донован подчеркнуто бодрым голосом. - Старик настроен очень решительно. Тот звонок в ее квартиру был сделан из Дома Паломника.

- От Ничирена?

Донован пожал плечами.

- Мэрок сам сказал Дэвиду Оу, что у ее жены нет знакомых в Токио. Можешь делать из этого собственные выводы.

- Все это может быть случайным стечением обстоятельств.

Но Донован видел, что словам Стэллингса не хватает убежденности.

- Ситуация слишком опасна, чтобы рисковать. Помнишь, что Старик говорил про айсберг? Он твердо уверен, что никакой случайности тут нет. Все железно. И компьютеры это подтверждают. С Марианной Мэрок надо кончать.

- Если на нас надвигается опасность, нечего медлить. - Одним прыжком Стэллингс вскочил в седло. Натянув поводья, он заставил жеребца задрать голову. Раздувая ноздри, великолепное животное слегка попятилось. Даже ничего не понимающий в лошадях Донован не мог не залюбоваться им.

- В нашем Транспортном агентстве для тебя все приготовлено: инструкции, паспорт, виза, валюта, документы прикрытия.

- Кто я на этот раз?

- Эту ковбойскую шляпу придется оставить здесь, - ответил Донован. - Она будет явно неуместна.

Всем нравилась Москва Даниэле Александровне Воркуте, только не ее статусом сухопутного города. Она родилась в шумной Одессе, на северо-западном побережье Черного моря. Ее отец командовал целой рыбацкой флотилией, состоявшей из 20 судов, четыре из которых, тоже считаясь рыболовецкими, использовались Комитетом государственной безопасности в целях "охраны внешних интересов страны", выражаясь их языком, а попросту говоря - шпионажа. В сферу их "интересов" входили Болгария, Румыния и Турция.

Ее отца, Александра Макаровича Воркуту, КГБ привлек к сотрудничеству сначала только для того, чтобы обучать комитетчиков тонкостям рыбного промысла. Это чтобы они могли хоть внешне сходить за профессиональных рыбаков. После этого они только время от времени консультировались у него по разным вопросам. Он не был, строго говоря, сотрудником КГБ, но они относились к нему как к своему. Он у них пользовался полным доверием. Оно и понятно. Имея такую дочку...

Поэтому нет ничего удивительного, что она любила приезжать на эту дачу. Все-таки, на море, хотя и не в Одессе. Эта дача под небесно-голубой крышей находилась неподалеку от Ялты, на Крымском полуострове, гигантским перекошенным четырехугольником врезающемся в лазурные воды Черного моря. Ялта расположена примерно на равном расстоянии от Бухареста, Стамбула и Ростова, и бывая там, Даниэла Александровна ощущала себя как бы в центре своей паутины. А может быть, ее влекли сюда детские воспоминания. По сравнению с Москвой, этот городок был такой маленький и такой провинциальный. Каждый раз, приезжая сюда, она наслаждалась покоем и целительным морским воздухом.

Но в это утро, выходя из черного лимузина, который доставил ее с военного аэродрома в Симферополе, она чертыхнулась в адрес переменчивой крымской погоды.

Шел дождь, частый как гребешок. Свинцовое небо придавило дома, кажущиеся смазанными и обесцвеченными сквозь серую дождевую муть. Все в доме казалось холодным и влажным на ощупь: атмосфера затхлой сырости, словно здесь сто лет не жили люди.

Она распахнула все окна несмотря на дождь и попросила принести в гостиную электрический камин и включить его на полную мощность, чтобы хоть немного подсушить воздух. Затем вышла на широкую, застекленную веранду, обращенную к морю.

Дождь и ветер исхлестали воду до безобразия, превратив ее в пенистый бульон. Море тоже стало серым, по цвету совершенно неотличимым от неба. Там, за горизонтом, примерно в трехстах милях к югу, лежала Турция. Когда Даниэла смотрела в ту сторону, она заметила чайку, летящую как-то боком под проливным дождем. Птица издала пронзительный крик и нырнула вниз: хищно изогнув гребень, волна сделала в ее сторону выпад. Птица немедленно взмыла вверх и исчезла в серой мгле, которую с большой натяжкой можно было назвать небом. Генерал Воркута смотрела ей вслед, уверенная, что видела, как птица вздрогнула всем телом, когда к ней приближалась холодная, вся в белой пене, волна.

- Товарищ генерал!

Даниэла обернулась.

В распахнутой двери она увидела генерала Карпова. На нем был армейский, серый с красной окантовкой, мундир, который он обычно надевал, приезжая на отдых. У него был очень представительный, властный вид. Стоя посредине плохо освещенной гостиной, он, казалось, заполнял ее всю собой.

- Рад тебя видеть здесь, Данюшка.

По его каменным губам прошла трещина улыбки. Протянув руку вперед, он шагнул к ней...

В 1971 году Даниэла работала в Отделе "С" - важном подразделении Первого главного управления, занимающемся вербовкой и обучением нелегалов для внедрения их в разные сферы жизни западных стран. Она отвечала за так называемых "Оборотней" - службу, ответственную за обеспечение надежного прикрытия агентов.

В том году Олег Лялин, сотрудник Отдела "В", занимавшегося диверсиями и убийствами и недавно слившегося с Отделом "С", вошел в сговор с западными спецслужбами и, находясь в командировке в Лондоне, внезапно исчез вместе с важными документами и обширными сведениями о самых разным темных делах КГБ. На площади Дзержинского очень переживали этот удар, а несколько месяцев спустя Даниэла обнаружила некоторые факты, на вид незначительные, но весьма любопытные, и начала копать глубже.

Только она, руководитель "оборотней", специалист по части распространения разного рода дезинформации, могла обнаружить эти факты. Три недели упорной работы - и она положила на стол генерала Карпова, который тогда был начальником Отдела "С", внушительное досье, содержащее неопровержимые улики.

Основываясь на этих данных, Карпов начал действовать быстро и решительно. Дело было в том, что Даниэла обнаружила, что Лялин стал тайным агентом Британской разведки еще за два года до того, как дезертировал.

Типично советская параноидальная ксенофобия захлестнула Отдел "С". Первыми под топор попали высокопоставленные сотрудники Отдела "В", которых или по быстрому расстреляли после допросов с пристрастием под беспощадным оком высоковольтной лампы, или разжаловали и отправили на преподавательскую работу в Высшую школу КГБ.

Товарищ Карпов каленым железом выжег крамолу в Отделе "В" и за свои героические заслуги получил еще одну звезду на погоны и был назначен руководителем Первого главного управления.

Конечно, вся слава раскрытия шпионского гнезда, птенцом которого был Лялин, досталась Карпову. Но он не забыл, от кого получил эту информацию. При первой же возможности он перевел Воркуту на полковничью должность во вновь сформированный Восьмой отдел, созданный взамен ликвидированного Отдела "В".

И не только благодарность двигала Карповым. И даже не только объективная оценка ее недюжинных способностей. Его влекло к ней как к женщине с того самого момента, как он впервые увидел ее на одном из совещаний. Ей тогда было только девятнадцать лет, и один из его офицеров отозвался о ней, как об очень толковой сотруднице Службы активных мероприятий (этим хитрым термином у них тогда называлась дезинформация), которая разрабатывала несколько весьма остроумных шифров.