Комната для трех девушек - Анна Васильевна Дубчак Страница 24

по дороге заехал в тот самый супермаркет, что на Покровской, где и увидел впервые Веронику. Себе купил водку, ей – шоколадку, но она отказалась принять, сказала, что им нельзя принимать подарки от покупателей, чтобы не подумали, будто бы они их украли. Тогда Валерий спросил ее, когда она заканчивает работу, выяснилось, что через полчаса. Он сказал, что будет ее ждать у входа. И когда они встретились, он повел ее в кафе, где они часа два пили чай и где пьяный Ребров делился с ней своей болью и разочарованием. Потом дал ей денег на такси (она выглядела такой скромной, что ей так и хотелось помочь, хотя бы дать денег!) и спросил, не будет ли она против встретиться с ним завтра. Она согласилась. Вот так они и начали встречаться. Поначалу, когда шел дождь, проводили вечера в кафе, а когда погода была хорошая, гуляли по Москве, целовались. Она не сразу впустила его в свою квартиру. Это произошло примерно через месяц их знакомства. И вот тогда он впервые увидел ее сестру Катю. Первое впечатление о квартире и ее обитателях было двояким. С одной стороны, квартирка была чистая, ухоженная, но вот со вкусом у девчонок была беда. Много пошленьких и безвкусных вещей, украшений портили эстетический вид квартиры. К примеру, обилие пластмассовых дешевых цветов в вазочках Реброва просто убивали. Или велюровые жутчайшие покрывала на диванах и креслах. Хорошо, что это отсутствие вкуса не так сильно отражалось в их одежде, простые джинсы, майки и курточки смотрелись на них, юных и длинноногих, отлично. Порадовало его и то, что Вероника водила машину. Причем водила отменно, классно. Потом выяснилось, что и готовили девчонки хорошо, хотя еда была простая, но вкусная.

Вспоминая Веронику и то, как ему было хорошо и легко с ней, причем настолько, что он начал было уже подумывать о женитьбе, Ребров испытывал сейчас боль при мысли, что, оказывается, почти ничего не знал о своей девушке. Да, конечно, его несколько напрягало то, что она так увлечена кино, что постоянно где-то снимается, ходит на кастинги, и в душе надеялся, что когда они поженятся, то она изменится, остепенится, что ли, займется семьей, будет больше внимания уделять ему, Реброву, а когда пойдут дети, вовсе забудет об этом увлечении. И так, быть может, и случилось бы, если бы не случай в бараке, а теперь вот еще и пустырь, больница, исчезновение… Чего он не знал о сестрах Супониных, он, следователь? Что просмотрел, не заметил?

Телефоны сестер молчали. Должно быть, они их отключили. Однако определить их местонахождение было просто, что Валерий и сделал: сим-карты маякнули все там же, в Переделкино! То есть сестры оставили их в машине.

Вот интересно, как Вероника ему потом все объяснит? А объяснять ей придется много. Что произошло в их семье девятого августа?

Конечно, он поехал к ним домой. Но и дома их не было. Он даже открыл дверь своими ключами – нет, их и не было. Чайник холодный. Полотенца в ванной комнате сухие. Их не было здесь давно, во всяком случае с того самого момента, как он потерял их из виду.

Если с ними что-то случилось (вернее, случилось же, они же ночь провели в больнице!), то почему не обратились к нему за помощью? Неужели за те месяцы их знакомства Вероника не успела понять, что он ей друг, что всегда поможет?! Но если она не позвонила и не сообщила, значит, не захотела, значит, ей все равно, что он о ней думает. И не переживает о том, что он ее разыскивает. Почему? Ответ был только один: во всем, что с ними произошло и происходит, замешан мужчина. Может, какой-нибудь ее бывший или же она встретила другого мужчину, на которого возлагала большие надежды, но который ее обманул, напоил… Об остальном даже думать было страшно. Хотя доктор же сказал, что они не были изнасилованы.

Борис Бронников, адвокат, одним своим присутствием нагнал тоску. Напомнил об отце, о том, какие это были тяжелые дни, когда у отца начались серьезные проблемы. Хотя, с другой стороны, Бронников же его и спас. Но тогда почему, думая о нем, Валерий испытывал тревогу? Быть может, все дело все-таки не в нем, а в том количестве крови, которое они обнаружили с ним в барачной комнате? Неужели там произошло убийство? Если бы подобное произошло с другими, Ребров сам однозначно заподозрил бы их в убийстве. Ведь все, ну абсолютно все указывало именно на это. Но в комнате были Вероника с Катей. Не могли же они кого-то там убить! А кровь?! И много!

Вот если бы он нашел девчонок и расспросил бы их обо всем! А так… Да он просто обязан уже сообщить о подозрительной комнате…

Было еще одно дело, к которому он пока не был морально готов: ему предстояло связаться со следователем, который занимался сейчас делом об обнаружении сестер на пустыре. И он знал, где и по каким каналам его нужно искать, но переживал, что его интерес к этому может показаться тому следователю подозрительным и что рано или поздно ему станет известно, что Валерий Ребров – жених Вероники. И вот после этого неизвестно, как этот факт выстрелит. А если…

Он не успел развить эту мысль, как раздался звонок. Борис Бронников!

– Да, Борис Михайлович, слушаю вас.

То, что рассказал ему адвокат, окончательно расстроило его – слишком мало шансов было на то, что этот труп в лесу не имеет никакого отношения к той роковой комнате, в которой побывали сестры Супонины.

– Я выезжаю, – сказал он. – Борис Михайлович, надеюсь, вы не звонили еще в полицию?

– Валера, какая полиция? Думаешь, я не понимаю ничего? Ты давай находи поскорее свою Веронику, пока ее не закрутило это дело… Может, они с сестрой и ни при чем!

По дороге Валерий много раз пытался дозвониться до Вероники, Кати. Позвонил и помощнику режиссера, Инге Абросимовой, в очередной раз спросил, не появлялись ли сестры. Нет. Все звонки оказались безрезультатными. Может, они сбежали? Натворили дел, испугались, да и рванули куда глаза глядят! И что же теперь делать? Он не имел права уже бездействовать. Ему необязательно было вообще встревать в это дело, связанное с бараком, и полицию могла бы вызвать Антонина. Быть может, тогда о сестрах бы вообще ничего не узнали? Антонина промолчала бы о своих постоялицах, о девятом августе тоже промолчала бы, со стороны могло бы показаться, что