Анна Данилова - Солнце в ночном небе Страница 25

– У нее есть телефон, – напомнила Маша. – Роуминг...

– Это только так говорят.

– Да что ты все заладил: так говорят, так говорят! Ее телефон должен работать!

– Значит, не работает. Мы же пытались с ней связаться... Поверь мне, они сейчас находятся в том благостном состоянии, когда не хочется никого ни видеть, ни слышать. Они оторвались от семьи, от всех своих друзей, от Москвы. Они – в другом мире. Маша, мне ли тебе объяснять? Вспомни, как мы с тобой отдыхали на Кипре... на островах...

– Сережа, это совсем другое дело. Мы с тобой – мужчина и женщина, у нас другие отношения, и нам действительно на тот момент никто не был нужен...

– Даже Валя? Маша, прошу тебя, успокойся. С Валей все хорошо. И ты только напрасно переживаешь... У тебя что, какие-то предчувствия?

– Нет, предчувствий никаких. Просто я соскучилась. Вот она уехала, и дом словно опустел... И еще... не знаю, как тебе сказать. У меня все больше и больше развивается чувство вины перед ней... Родилась Гера, и мы словно перестали уделять внимание Вале, ты не находишь? Возвращаемся с работы и сразу – к кому? К Гере. Разве не так? А Валентина могла нас ревновать к своей младшей сестренке, только не показывать вида. Это нам кажется, что мы любим их одинаково, а со стороны ей могло показаться, что мы все свою любовь и внимание переключили на малышку. Вот она обиделась и уехала...

– Ты еще поплачь. Давно не плакала? Маша, ну что ты такое говоришь? Твоя старшая дочь выросла, захотела отдохнуть от нас всех, да от той же Геры, если хочешь. Мы в последнее время, до твоих родов и после, находились в каком-то напряжении, переживали, как бы с вами чего-то не случилось... Ведь так? Гера же такая маленькая, совсем крошка. В доме – суета, все крутятся вокруг ребенка. И что плохого в том, что Валя решила немного отдохнуть от всего этого? Нам не в чем себя упрекнуть, мы оплатили путевку, дали ей денег.

– Может, мало дали? Может, ей захочется что-то купить, что-нибудь из золота...

– Маша, да что с тобой?

– Говорю же, – вдруг заплакала она, – чувство вины... Но какое-то запоздалое.

– Иди ко мне.

Маша уселась к мужу на колени и уткнулась в плечо.

– Даже не знаю, как это назвать... Это не предчувствие, нет, это другое. Я знаю, что с ней ничего плохого не случилось, но почему же тогда я постоянно думаю о ней? Словно она зовет меня, хочет о чем-то поговорить, посоветоваться, спросить... Знаешь что, – она подняла красное от слез лицо и высморкалась в платок, – вот когда она вернется, все будет по-другому. Я постараюсь уделять ей больше времени. Мы сходим с ней в кино, в театр. Попросим няню посидеть с Герой до полуночи, а сами, всей семьей, втроем – я, ты и Валя – отправимся куда-нибудь. Потом посидим в ресторане. Чтобы она не чувствовала себя на втором плане, понимаешь?

– Хорошо, так и сделаем.

– Еще я подумала о том, что она стала настоящей красавицей. Такая хорошенькая, и фигурка у нее... Ты видел ее в купальнике?

– Видел, она же нам сама демонстрировала летом свой новый купальник...

– Я ей еще два своих новых дала, пусть почувствует себя королевой. Вот только, боюсь, она будет привлекать к себе чрезмерное мужское внимание. Валя – и мужчины. Больная тема. А вдруг она встретится там с каким-нибудь парнем, который будет морочить ей голову? Что тогда?

– Ничего особенного. Она не настолько глупа, чтобы верить первому встречному.

– Но я же тебе поверила, – Маша щелкнула мужа по носу. – Вот как увидела тебя, так все – влюбилась! Больше того, совсем голову потеряла.

– Я рад, что к тебе вернулось хорошее настроение. Мне кажется, что ты в последнее время просто не знаешь, чего хочешь. Все же хорошо. Гера подрастает, мы работаем, Валя – на курорте. Успокойся. А может, и ты хочешь куда-нибудь поехать?

– Нет, что ты?! Пока Гера не подрастет, никуда даже с места не сдвинусь. Знаешь, Сережа, мне иногда даже как-то страшно становится оттого, что все хорошо. Не верится, что в нашей семье наступил такой покой.

– Это ты о своей сестрице?

– О Симе. Иногда мне кажется, что мы были к ней несправедливы, требовали от нее невозможного.

– Интересно, и что же мы такого особенного от нее требовали? Чтобы она вытряхивала после себя пепельницы и мыла тарелки? Чтобы не шлялась по ночам неизвестно где и неизвестно с кем?

– Но она же была взрослой женщиной. Она имела право...

– Работать, значит, она не имела права? А сидеть на нашей шее – имела?

– Не кипятись. Признайся лучше: она нравилась тебе как женщина? Ведь моя сестра была очень красива.

– Маша, ну что такое лезет тебе в голову?! Ты же прекрасно знаешь, как я относился к твоей сестре. Я ее просто терпел!

– А мне иногда кажется, что она была влюблена в тебя и делала все для того, чтобы позлить меня, досадить...

– У нее был несносный характер. И я вообще не понимаю, почему ты вдруг о ней вспомнила?

– Так... Прошел год, как ее не стало. Понимаешь, Сережа, какой бы она ни была, все равно Сима была моей сестрой. Родной. И она умерла. Не надо говорить о ней плохо.

– Ладно, тогда постарайся вспомнить о ней что-нибудь хорошее.

– Ну... Однажды она подарила мне... серебряный браслет. Знаешь, как мне было приятно!

– Маша, ты нервничаешь, я же чувствую. Хватит о Симе, пойдем спать. Я и компьютер сейчас выключу. Пойдем. Прошу тебя, постарайся сейчас не думать ни о Симе, ни о Вале.

– Ты – мужчина. Ты не настолько эмоционален, как я, женщина. Ты можешь абстрагироваться и не думать о том, что наша дочь очень далеко от нас и, может, тоже скучает...

– Да, я мужчина, и слава богу, что мы с тобой разнополые. Думаю, у тебя просто время сейчас такое... тебе положено в эти дни тосковать, капризничать, нервничать. Но я тебя сейчас быстро успокою. Обниму, ты закроешь глаза – и сразу уснешь...

– Думаешь?

Она вернулась в спальню. Горел ночник, прикрытый розовой пеленкой, и все вокруг было розовым, теплым. Маша достала из комода конверт, старый, пожелтевший от времени. Оттуда на столик выпали светлые локоны, мягкие, детские. Это были волосы Симы. Волосы остались, а самой Симы нет, подумалось ей с горечью. И почему так случилось, что они, самые близкие по крови люди, оказались соперницами? И почему они, родившись от одних родителей, выросли совершенно разными, настолько непохожими друг на друга людьми? Или это не так, и Сима была права, когда говорила, что они похожи, просто Маша не хочет это признать, и что, самое главное, этого не должен знать и видеть Сергей. Сима жила чувствами, а разве Маша – нет? Просто Сима так и не встретила свою половину, ей не повезло, и она всю свою короткую жизнь переходила из рук в руки, как красивая хрупкая вещь. А если бы, к примеру, Сима вышла замуж за человека, похожего своими качествами на Сергея, а она, Маша, осталась бы одна, как бы сложилась ее жизнь? А что, если Сима была права и они поменялись бы местами?

Она убрала волосы сестры обратно в конверт, спрятала в комод. Потом зачем-то достала маленький альбом со старыми фотографиями своих родителей, бабушек, тетушек... Между плотными листами, прослоенными хрустящими невесомыми прозрачными страничками, лежала одна фотография, при виде которой Маша вдруг покраснела. Закрыла глаза – и увидела гирлянду цветных, будоражащих слайдов, от которых у нее перехватило дух... Неужели Сима действительно была права?

– Кто это? – вдруг услышала она прямо возле уха и отпрянула, испугавшись.

Сергей стоял совсем рядом с ней и растирался полотенцем.

– Кто это у нас такой красивый, почему не знаю?

– Это артист один... американский... я в него была влюблена в детстве... в юности... и даже написала ему письмо, представляешь? Я была уверена, что мы с ним обязательно встретимся.

– Ну и как? Встретились?

– Я смотрела все фильмы с его участием и долгое время считала, что он – моя судьба. Я и письма писала на английском и отправляла в американское посольство, представляешь, умоляла передать мое послание в Америку, в Голливуд. А сейчас снимок увидела – и мне стало грустно и смешно...

– Известный актер, вот только имени его не помню.

– Гарри Олдман. Думаю, я и через пятьдесят лет, если доживу, конечно, до такого возраста, буду помнить это имя.

– А мне всегда нравилась Вивьен Ли, – неожиданно признался Сергей. – Только прошу меня к ней не ревновать! Вы, женщины...

– Брось, я же не идиотка... мне тоже нравится Вивьен Ли. Особенно когда она играет Скарлетт... – Она зевнула.

– Ты зеваешь, это отлично. Я вижу, ты успокоилась. Убирай все свои фотографии, раздевайся и ложись. Все.

Она послушно все убрала и легла. Интересно, а если бы он вдруг приехал в Москву, этот «Гарри Олдман», и они бы случайно встретились?.. Она, уже не юная девушка, помешанная на взрослом мужчине, а зрелая женщина, причем довольно-таки еще красивая... Стоп. Да ведь он уже, наверное, старик.

– Сережа, расскажи мне сказку, – попросила она, укладываясь на бок и закрывая глаза. Она почувствовала, как муж обнял ее и поцеловал в затылок. – Ну? Я слушаю...