Продавец вечности - Анна и Сергей Литвиновы Страница 26

А дальше раздался какой-то вой… потом сдавленный выкрик ее мальчика. Треск. И полная тишина.

— Андрюшка!

Телефон отключился.

Дрожащей рукой Полина набрала его номер — отозвался автоответчик. И еще раз. И снова. Что случилось?!

Выбежала на крыльцо. Солнце садилось. По свинцово-серому небу неслись клочья перистых облаков.

Где его искать? Куда бежать?

От дома — как в сказке — ведут три дороги. Одна к пруду, две в лес. По всем маршрутам Андрюшка ходил.

За забором надсадно скрипнула дверь, во двор выглянула бабка Тамара.

Полина кинулась к ней:

— Вы Андрюшку не видели?

— А вы поссорились, что ль? — Старуха взглянула проницательно.

— Видели или нет? — Голос матери сорвался на визг.

— Видела. Он в лес побежал, — соседка махнула влево. И добавила с укором: — В слезах дите. Сказал: «Уйду от нее. Навсегда уйду». А ты сидела спокойно, вино пила.

Если бы он просто ушел, ладно! Все из дома убегали, и все возвращались. Но с Андрюшкой явно что-то случилось — слишком уж неожиданно оборвался их разговор!

Небо неумолимо серело, подступала ночь. В Москве только заяви, что пропал ребенок, полиция примчится немедленно, а тут — куда кидаться?

И соседка масла в огонь подливает:

— Зря ты ему одному везде гулять разрешала. У нас спокойно, конечно. Но Васька Рябой опять запил. А он, как глаза зальет, буйный. И Дмитрич — только месяц как из тюрьмы. За убийство сидел.

— Мне наш хозяин сказал! Что тут безопасно!

— Днем и в деревне — да, — назидательно молвила бабка. — А у тебя дите плачущее в шесть вечера выскочило. И ты только в восемь очнулась.

Полина понимала: глупо оправдываться, да и время терять нельзя. Но соседка словно заворожила. Мать забормотала:

— Так получилось! Начальник разнос устроил!

— Сын, кровинка родная, никакой работы не стоит, — парировала старуха. — Пьете, гуляете. А дети погибают.

— Вы про что? — Голос у Полины сел.

— Так летом этим. Туристы из Москвы приезжали с палатками. Родители там тоже, — она поджала губы, — заняты были. Водкой. А ребенок сам по лесам ходил. Вот Щербатый его и забрал. Погиб мальчик. Не слыхала, что ли? Даже по телевизору показывали. По всем каналам.

— Хватит, Тамара, чушь нести! — прогремело за спиной.

Полина обернулась. К ней торопился хозяин. В подступавшем сумраке его бородатое лицо выглядело зловещим.

«И это он мне посоветовал — разрешить Андрюшке гулять одному?!»

Но поздно себя винить — надо действовать.

Сдержала слезы, выпалила:

— Помогите сына найти. Он в лесу гулял. Десять минут назад позвонил, сказал: что-то нашел. Дальше вскрикнул — и все. Связь оборвалась.

Кустистые брови хозяина сдвинулись к переносице.

— Сейчас не отвечает телефон?

— Нет, — всхлипнула она.

— В полицию, что ли, сообщать? — чирикнула соседка.

— А, толку с них! — отмахнулся бородатый. И велел Полине: — Пошли!

Схватил ее под руку и потащил за собой — в подступавшую ночь, в стремительно чернеющий ельник.

Шагал быстро, на ходу говорил скрипуче, быстро — словно щепки отлетали под ударом его топора:

— Полиция без толку. Две машины на район, и те на ковиде. Самоизоляцию проверяют.

— Но как мы можем искать вдвоем в целом лесу?! Надо хотя бы людей позвать! — нервно выкрикнула Полина.

— У нас людей — старики да пьяницы. Сначала каждому объяснить, а пойдут в итоге полтора человека. Только время зря потеряем.

— А Щербатый — это кто? — Поля поневоле подделалась под его лапидарный стиль.

— Бабьи сказки, — нахмурился бородач. — Просто несчастный человек. Да и мертвый он уже тридцать лет.

— Так кто он такой?

— Фронтовик. Инвалид. Без ноги. С войны злым пришел, людей сторонился. Дом поставил в лесу. Жил один, бобылем. К нему пытались заглянуть — по-соседски, — никого к себе не пускал. Мальчишки если лезли — поглазеть или яблоки воровать — солью по ним палил. А после того, как помер, в его доме много кукол нашли. Детских. Разных. И все — с отрубленными ногами. Оттуда слух и пошел, что маньяк. Хотя живых он сроду не обижал. Даже кур сам не мог резать — отца моего просил. А куклам — да, мстил. За жизнь свою конченую.

— А ребенка… летом… у вас правда убили? — всхлипнула Полина.

— Не убили. Утонул. На мелкой воде играл и захлебнулся. Родители пьяные были, ничего не заметили. Когда откачивать бросились, поздно было.

Взглянул проницательно:

— Андрей гулять ушел или еще куда?

— Ну… — Поля замялась.

Как признаться постороннему человеку, что сама велела родному сыну убираться?

— Говори, — хмуро велел хозяин.

— Какая разница? — запальчиво спросила она.

— Есть разница. Если просто заблудился — одно. А если из дома убежал, по-другому действовать будем.

Поля не представляла, как им действовать, — вдвоем против ночи и дремучего леса. Накатили отчаяние и безнадега.

— Брал он с собой еду или нет? — возвысил голос хозяин.

Полина пробормотала:

— Взял. Буханку хлеба.

— Ясно.

Лес стал абсолютно черным. Бородач включил мощный фонарь. Теплый луч окрасил тропинку умиротворяющим, почти солнечным светом. Но Полине стало еще страшнее.

Она осторожно спросила:

— У вас всегда при себе фонарь?

— А как иначе в деревне? — хозяин взглянул с удивлением.

— Я лично только вечером беру, — парировала она. — И вообще, куда мы идем?!

Ее спутник скупо улыбнулся:

— Логика. Я в детстве тоже от мамки убегал. Километра два прошел, устал. Дождь еще, ветер — как сегодня. Но домой-то возвращаться обидно. Вот и решил заночевать. В домике у Щербатого. Он как раз по этой дороге. Может, твой сын тоже там? Тем более Андрюха бывал в нем, путь знает.

— Он один ходил так далеко?

— Андрей сказал: вы разрешаете. Точнее, вам все равно, — уколол хозяин. — Парень там фотографии делал. Ему нравилось разные ужасы снимать. Кукол без ног. Паутину. Паук — вроде как прямо в глаза смотрит. Протез и кружка жестяная рядом, прямо натюрморт. Страшно, но глаз не оторвать. Способный малец.

Полина задохнулась от раскаяния и страха. Ничего себе новости! Сын мало того, что один лазил по заброшкам, так еще и снимал какие-то гадости? А она все голову ломала: почему Андрюша во сне часто ворочается, вскрикивает? Списывала на то, что растет. Что вечерами по телевизору вечно то «Зловещие мертвецы», то еще какая-то жуть. А ее ребенок, оказывается, делал мрачные, депрессивные снимки. А ей демонстрировал только благостные фото подснежников…

Зато с посторонним дядькой был откровенным.

Ладно, потом себя будем корить. Сейчас главное — совсем другое.

Она нервно произнесла:

— Что с ним могло случиться — если разговор прервался?

— Да просто сигнал пропал. Обычное дело для нашей глуши.

Тон бодрый, фальшивый.

Полина еще больше забеспокоилась.

Не доверяла она этому дядьке. Но