Александра Столярова - Алмаз моей мечты Страница 27

Она умыла лицо холодной водой, рассеянно доела оставшиеся на блюде вялые ягоды черешни и закурила возле открытого окна. Номер был предусмотрительно заперт на ключ, снаружи, на ручке двери, болталась табличка «Не беспокоить». Сейчас Серафима никого не хотела видеть, даже Ника. Тем более Ника!

Никогда еще она не чувствовала себя настолько оскорбленной. Даже когда застукала своего прежнего парня в ресторане с какой-то бабой, за ужином при свечах, злости не было, только облегчение от того, что не надо больше делать вид, будто все прекрасно и подыскивать какой-нибудь веский повод для расставания… Но это движение Ника, когда он отпрянул от нее, словно прекрасный принц от холодной и мерзкой лягушки, вывело ее из себя.

Женат? Прекрасно, пусть катится к жене, пусть она и помогает ему искать какие-то неведомые алмазы! Серафима злобно швырнула окурок в окно и плюхнулась на постель. Изнутри девушку жгло горячее желание произвести какие-нибудь разрушения, выпустить пар. К примеру, разодрать на лапшу убогие малиновые шторы, кинуть в стену пепельницу, влепить Нику звонкую пощечину!.. Серафима даже испугалась: в обычное время она была человеком мирным и подобные деструктивные чувства ей были несвойственны.

Но в данный момент она была явно опасна для окружающих: любой звук, жест вывел бы ее из себя, а потому она решила посидеть взаперти, пока не успокоится.

К счастью, в номере имелся телевизор. Не бог весть что – черно-белый, два канала, изображение прыгало и мельтешило. Зато звук был на высоте: иерихонская труба по сравнению с этим телевизором побледнела бы от зависти.

Как раз шла очередная мыльная опера, герои ругались, мирились, плакали и страдали, а голоса у них были как на подбор – пронзительные и звенящие от страсти. Самое то, чтобы заглушить собственные мысли.

Но похоже, телевизор заглушил не только мысли. В стену раздраженно стукнули пару раз и что-то прокричали, и Серафима убавила звук. Она закурила и попыталась вникнуть в перипетии сюжета. Правда, страдания мексиканских красоток и красавцев бледнели, стоило только вспомнить о собственных приключениях. А было их немало! За какие-то два дня она трижды влезала в чьи-то дома, проникала в гостиницу через окно, следила, как заправский сыщик…

Да, и еще это убийство! Они с Ником совершенно забыли о несчастном Рощине, ослепленные алмазной лихорадкой. А ведь именно с него все и началось!

Ох, как все запутанно! Серафима рассеянно стряхнула пепел, поудобнее устроилась на узкой кровати. Итак, убийство. Рощин занимался поисками алмаза, и убил его кто-то из гостиницы. Два почти неоспоримых факта. По крайней мере Серафима взяла их за основу дальнейших размышлений.

Рощин и Крысеныш предположительно были напарниками. Одного убили, второй продолжает как ни в чем не бывало заниматься своими делами. Кроме них, в алмазной истории участвует Сергей Иванцов, весьма загадочный тип, опытный мошенник. Да и в драгоценных камнях здорово разбирается! Кто из них убил Рощина? Иванцова отметаем, даже милиция проверила его алиби, хотя он был бы самым подходящим подозреваемым. Крысеныш? Какой смысл ему убивать друга? Если только камень был у Рощина, но тогда зачем продолжать наблюдение за домом покойного ювелира?

По-видимому, все уверены, что алмаз до сих пор в доме, только никто не может его отыскать. И это внушало некоторую надежду.

А ведь были еще перешептывания Камиллы с неким мужчиной, странное поведение Агаты, горячее желание администраторши списать убийство на постороннего человека… Неужели убийца кто-то из них? И получается, что тот, кто убил Рощина, тоже охотится за алмазом?

Впрочем, все эти измышления – полная ерунда, она только зря убивает время. Слишком уж мало информации, а на смутных догадках и косвенных уликах далеко не уедешь. Серафима подумала, что совершенно забыла о своей профессии: она должна была в первую очередь нарыть побольше фактов, вместо того чтобы взламывать чужие замки и подслушивать чужие разговоры.

Она потянулась было к рюкзачку, где лежал блокнот: привычка записывать размышления на бумаге появилась еще в школе и здорово помогала, особенно при написании статей, где требовалась безупречная логика. Тем временем сигарета дотлела до фильтра и обожгла пальцы, эта боль слегка привела ее в чувство.

Постойте-ка, с чего это она сидит тут и дедуцирует, словно заправский Шерлок Холмс?! Ник бестактно отверг ее, а она продолжает тащить на себе ворох его проблем. Дикость какая!

«Любимая подруга Машка убила бы меня на месте, – мрачно сообщила себе Серафима. – И правильно бы сделала, между прочим! Вкалываю тут на какого-то типа, вместо того чтобы тихо-мирно поджариваться на солнышке!»

Она вспомнила, в какую сумму обошлись ей путевка и авиабилеты, и совсем приуныла. Впору было брать с Ника компенсацию за моральный ущерб, вот только беда в том, что никто ее не заставлял ввязываться в расследование. А значит – сама виновата!

В дверь постучали, и Серафима злобно сверкнула глазами.

Если это горничная, лучше бы ей поскорее убежать, и чем дальше, тем лучше.

Серафима дала человеку за дверью время подумать и отказаться от своих намерений, поскольку знала, что может не сдержаться и тому достанется ни за что ни про что… Но стук возобновился.

– Да?! – рявкнула она. – Кто там?

– Это я, – сказали за дверью, и от звука этого голоса у Серафимы все поплыло перед глазами.

«Возьми себя в руки, – тоскливо сказала она себе. – Или уже окончательно поставь этого типа на место!»

Ни того ни другого она не сделала. Распахнула дверь, молча кивнула Нику и негостеприимно заперлась в ванной. Хоть убей, а смотреть ему в глаза она сейчас не могла. Пусть делает там что хочет, может, хватит ума уйти.

Он не ушел. Спустя полчаса, когда Серафима выползла из ванной, злая и взъерошенная, Ник валялся на кровати прямо в кроссовках и увлеченно смотрел передачу «В мире животных».

– Это что за явление Христа народу? – недовольно осведомилась девушка. – Ботинки хотя бы сними, изверг!

– Извини, – сказал он с раскаянием. – А я тебе мороженое принес, шоколадное. Жарко сегодня, правда?

С этими словами Ник ткнул в сторону подоконника, где громоздилось расписное пластмассовое блюдо из-под черешни. В шоколадно-молочной луже плавала блестящая обертка из фольги.

– Ты что, издеваешься? – уточнила Серафима. – Я спрашиваю, ты это нарочно? Специально мое мороженое испортил?

– Ах черт, я его на солнце оставил! – Ник сплюнул сквозь зубы и с трудом удержался, чтобы не выкинуть злосчастное блюдо в окно.

– Но-но! Не раскидывайся чужим имуществом. И нечего плеваться! Если очень сильно приспичило – иди к себе в номер и там плюйся сколько влезет.

– Я сейчас схожу в магазин и куплю новое мороженое. Нет, два!

– Иди лучше в сад, – сказала Серафима в сердцах. – Ну, зачем ты пришел? У тебя еще пара миллионов свежих идей?

Она не смогла скрыть раздражение, ее голос прозвучал на редкость противно, самой было тошно слушать.

«Ну и пусть думает, что я склочница, теперь уже все равно!» – подумала Серафима и достала сигареты.

– Ты не слишком много куришь? – забеспокоился Ник.

– А ты что, раздаешь бесплатные советы? Если так, закрой дверь с той стороны и не показывайся мне на глаза. Ненавижу незваных советчиков!

Он не обиделся, хотя Серафима втайне рассчитывала, что Ник оскорбится и уйдет, хлопнув дверью. Но по-видимому, вывести его из себя было не так легко. Он, казалось, даже не замечал ее слов.

Они посидели в молчании пару минут. Серафима распалялась все больше и почти демонстративно закурила вторую сигарету сразу после первой. Ник продолжал таращиться в ящик, где лев кровожадно поедал свежепойманную антилопу. Зрелище было не бог весть каким приятным, но он смотрел с интересом.

«Ненормальный!» – решила Серафима.

– Может, объяснишь, зачем ты пришел? Телевизор посмотреть?

– Нет, я хотел спросить, удалось ли тебе хоть немного поспать.

– Мы расстались полтора часа назад! – Теперь в голосе Серафимы сквозил неприкрытый сарказм. – Ты-то сам как думаешь?

– Я хотел бы, чтобы ты пошла со мной к врачу – за запиской, – продолжил Ник, не слушая ее гневные речи. – Если ты не против, конечно!

У Серафимы от возмущения даже рот приоткрылся, но она не нашлась что возразить.

– Черт с тобой, пойдем, но не надейся…

Закончить фразу ей не удалось. Ник сгреб ее в объятия, запечатлел на щеке вполне добропорядочный братский поцелуй и довел до ее сознания факт, что она настоящий друг. С чем и удалился, наказав Серафиме быть в холле через пятнадцать минут.

Она сама не понимала, каким образом Нику удалось ее уговорить… Да он и не особенно уговаривал, если быть честной. Ей было стыдно за проявленную слабость, ведь еще пять минут назад Серафима давала себе клятвы выбросить Ника из головы или по крайней мере не заниматься его делами. Раздражение кипело, переливалось через край и настойчиво требовало выхода.