Ольга Лаврова - Отдельное требование Страница 27

— Значит, вы собирались к сестре на дачу? А почему в рабочее время? Ведь ваша палатка должна быть открыта до семи вечера.

— У меня отгул за переучет.

— Адрес, имя, отчество сестры?

— Володенька, золотце, тут у одной дамы есть сестра — я тебе записал данные, — узнай, пожалуйста, работает ли она и до какого часа. Только осторожненько, не спугни.

— Ну, Олег Константинович! — обижается расторопный оперативник.

— Если я правильно понял, вы приехали с Прохорчуком в город вчера. Где вы ночевали?

— У знакомых. В гостинице-то, сами понимаете... Москва, столица, мать городов...

— Фамилия, адрес?

— Ах, какая досада, выкинул я бумажку-то. Дал мне один приятель бумажку, люди, говорит, хорошие, пустят. Верно — пустили, такие душевные старички! А вот бумажку-то я выбросил. Переночевали мы, я ее и выбросил, зачем она мне? И не могу вам объяснить, где те старички живут. Москву я плохо знаю — провинциал, а ведь Москва, она...

— Не припомните ли все-таки, Барабанов, что вы ели в вокзальном ресторане? И сколько платили?

(Он позвонит в ресторан и узнает сегодняшнее меню и цены.)

— Я съел бутерброд с сыром и...

— Вы говорили, что обедали.

— М-м...

— Сидор Ефимович, запишите, что он скажет.

Ждать Вознесенскому некогда.

Звонок в совнархоз.

— Имеется ли какая-нибудь переписка о переводе загородного цеха шелкоткацкой фабрики в Москву?

— При старом директоре вопрос поднимался, а при новом это все заглохло.

— Сандалеты хотели купить? В каком магазине были?

— Н-на улице Горького. Добрые люди посоветовали: прямо, говорят, туда и иди...

— Ну, вспомнили, что обедали?

— Записано, Олег Константинович, вот...

— Так купили, вы сандалеты?

— Видите ли, я давно хотел чешские, с такими фигурными дырочками, а задник...

— Купили или нет?

— Не было подходящих...

— А какие были? По какой цене, почему они вам не понравились?

(Вознесенский начал прощупывать всех по очереди «на слабину».)

— Да мне хотелось чешские, с дырочками.

— К вашему сведению, я только что проверил, — отдел летней обуви в магазине закрыт на учет.

«С вами, дьяволами, и блефануть не грех!»

— Так вот я и говорю, что не купил. Поглядел на витрине...

— Ах, на витри-ине!

«Мелкота все это, мелкота, а что поделаешь? Один великий юрист сказал, что из тысячи мышей нельзя составить одного слона. Умный был мужчина. Но он не работал в райотделе милиции. Покрутился бы он на моем месте...»

— Насчет сестры? Ах да! Спасибо, Володенька, умница!

— Значит, собирались к сестре?

— Да я ведь уже говорила.

«Поникли вы, мадам, осунулись. Сейчас попробуем Володькину штуку».

— Сестра живет одна?

— Одна.

— А у вас ключ от ее дома есть?

— Нет. Зачем?

— А затем, что сестра ваша уже пять лет работает на одном месте и всегда ровно до шести вечера.

Это должно было со свистом пробить «яблочко». Но едва Вознесенский выпустил фразу, он почувствовал, что она ушла мимо мишени.

— Ну и что? Посидела бы на скамеечке у ворот, чай не зима.

Казалось, он смастерил верную ловушку, перекрыл все выходы... Вот тут и изощряйся.

— В каком году судились?

Вознесенский идет на риск. Под ногами никакой опоры. Только воспоминание об уголовном «тембре» в злобном тоне «утюга».

— Какое это имеет отношение?

«Вмастил!»

— Отвечайте на вопрос.

— У меня нет судимости.

— Понимаю: снята по амнистии.

— Ну, по амнистии...

— Значит, освободились в пятьдесят третьем? Сколько сидели?

— Два года восемь месяцев.

— Хищение?

— Злоупотребление служебным...

«А чемоданчик-то, пожалуй, твой», — внезапно решает Вознесенский, глядя на присмиревшего Прохорчука.

Как раньше сыщики обходились без телефона, непостижимо!

— Алло, алло, Павлово! Девушка, милая, дайте ОБХСС... Кто у телефона? Ага, примите телефонограмму: «Нами срочно проверяются кладовщик Павловской швейной фабрики Прохорчук А. В. ...»

Благодать! Сейчас павловские оперативники спешно поднимут документы — проверят, нет ли каких сигналов, потом осмотрят рабочее место «утюга», заберут товарные карточки... Через часок, глядишь, и позвонят.

— Скажите, пожалуйста, что входит в ваши обязанности контрольного инженера-технолога?

— Я слежу за качеством продукции в процессе незавершенного производства. За тем, чтобы технологический процесс соответствовал нормативам.

— И в основных цехах и в загородном?

— Да, конечно.

— Извините мне мое невежество, я человек несколько другого профиля, но какой смысл в вашей работе? Ведь на фабрике, очевидно, есть ОТК?

— Видите ли, могут быть нарушения технологии, которые ОТК не заметит. Кроме того, я веду межцеховой учет.

— Ах, уче-ет. Тогда понятно...

— Товарищ следователь, я просила...

— Неужели вы могли подумать, что я забыл о вашем сыне? Боже упаси! Буквально через пять минут буду к вашим услугам.

— Алло, ресторан?..

— Знаете, а борща-то сегодня на вокзале не готовили. А?

Барабанов тревожно приглаживает жидкие волосы. Слегка сдвигается крахмальная манжетка. Вознесенский собирается в комок.

— Откуда наколка на руке?

— Молод был, глуп...

— Засучите рукав!

Когда Вознесенский приказывает, люди на мгновение теряются и глупеют. Барабанов заголяет руку.

— В заключении кололи. По рисунку вижу. Когда освободились?

— По амнистии, в пятьдесят третьем.

— Где отбывали срок?

— На Печоре.

— К вам два вопроса, товарищ Прохорчук.

— Ну?

— Где вы сидели?

— На Печоре.

— А ночевали сегодня у кого?

— У одной знакомой. Нечего ее в это дело впутывать.

— Ну, вот я и здесь. Звоните сыну. Только... не советую вам сообщать, что вы в милиции, — зачем попусту тревожить мальчика, верно? Как его зовут?

— Сережа.

— А кто, кроме Сережи, может подойти к телефону?

— Никто. В настоящее время мы вдвоем, муж в экспедиции...

— Хорошо, звоните. Надеюсь, вы не скажете ничего лишнего. Я вам верю.

Вознесенский смотрит проникновенно, выразительно. Филимонова слегка розовеет.

— Спасибо, — шепчет она.

— Сереженька, сыночек...

Вознесенский улавливает в голосе предательский спад и крепко упирается глазами в лицо женщины. Ага, выправилась.

— ...я, миленький, задержалась, тут... у знакомых. Ты не беспокойся, обедай один.

«Ну, клади же трубку. Что ты тянешь?»

— И потом, Сережа...

Раиса настороженно хмурится. Вознесенский приподнимает руку. «Если что-нибудь... надо успеть нажать на рычаг».

— ...я не успела постели убрать и вообще. Ты приберись. Обязательно приберись, слышишь?

Сказала с акцентом и сразу бросила трубку.

«Приберись... приберись»... Ах ты — вот оно что! Не знаю, как Сережа, а я понял. Вот где ночевали «паук» с «зыбучим песком», которых вы, Лидия Петровна, совсем не знаете»!

— Как у вас с жилищными условиями? — ласково спрашивает Вознесенский.

— Простите?

— У вас отдельная квартира?

— Д-да, две комнаты.

— Вынужден опять ненадолго вас покинуть...

Раиса провожает его чуть сумрачным и все-таки любующимся взглядом.

Надо на минутку присесть, и чтоб было тихо-тихо. Чертов телефон!

— Да, слушаю.

И как Головкин догадался разыскать его в пустом кабинете Нефедова?

Нельзя ли поинтересоваться, как идут дела, потому что, если Олег Константинович собирается кого-то арестовывать, то он, Головкин, был бы очень признателен, если бы его — как начальника следственной части — хотя бы в общих чертах ввели в курс событий. До конца рабочего дня прокуратуры осталось, если быть точным, два часа пятнадцать минут, и он — как начальник следственной части — должен успеть согласовать с прокуратурой все, что положено в таких случаях.

Проявляя ангельское терпение, Вознесенский молча дослушал монолог Головкина до конца. Да, он понимает, он надеется не позже чем через два часа разобраться, что к чему.

Головкину для согласований было отведено пятнадцать минут. Старик укоризненно вздохнул, но ничего, покорился.

Время! Время! Время!

Наконец-то звонок из Павлова.

— Плохо слышу, говорите громче! Что значит — не беспокоиться? На днях полугодовая ревизия? Ну, это будет, а сейчас что? Я говорю, меня не интересует, что будет, меня интересует, что есть. Черновые записи самоучета? Я вас правильно понял: недостача? Слышу, слышу, небольшая. На какую сумму? Так. Чего не хватает? Какого товара не хватает, говорю? Пуговиц к блузкам. Ясно. Согласен, ерунда, могли за полгода рассыпаться. Спасибо большое. Что? Спасибо, говорю! («Просто горло сорвешь».) О ходе следствия вам сообщим. Со-об-щим.

Уф!

— Лютый! Как там, посчитали пуговицы? Ну, чудесно! Теперь, голубчик, не в службу, а в дружбу, вызовите из «Галантереи» товароведа оценить их... Ну да, пуговицы.

Эти чертовы пуговицы только мозги засоряют, мешают думать. Он уже давно чувствует, что лежат какие-то два нужных факта в мозгу совсем рядом и никак не могут соединиться. Ведь брюнетка, по ее словам, хотела ехать за город вместе с Барабановым. Его билет Чугунов отобрал, а ее?..