Анна Михалева - Мечты серой мыши Страница 28

Война ангелов… ну, это, допустим, бред. Спишем это на шок от созерцания испачканного соусом собственного галстука. Еще он говорил, что меня хотят втянуть в какую-то ужасную историю. Отлично. Учитывая события последних недель, я и так уже по уши завязла в ужасных историях. И что? Коксель просил не позволять каким-то «им» это делать? Каким образом мне не позволять втягивать меня в историю? Если бы я хоть знала, кто меня втягивает, разумеется, я бы не позволила. А так, людей одного за другим убивают чуть ли не на моих глазах. И те испускают душу с сообщением о войне ангелов на устах. Жуть! «Если что-нибудь случится…» В общем-то уже случилось. И именно с Кокселем. Что он в таком случае советовал? «Спросите Исаака в кафе на площади Святого Марка». Веселенькое дело! Площадей Святого Марка в Италии больше, чем улиц Ленина в России. Какую конкретно площадь он имел в виду? Первая скрипка в кафе на площади Святого Марка. Ха! Я представила, как некий пожилой еврей сидит за столиком и держит в руках скрипку, на которой белой краской намалевана римская цифра I.

— Площадь Святого Марка — это площадь Святого Марка, — неожиданно подал голос лифтер.

Я чуть не подскочила на месте. Удержало меня одно: как-то в детстве я провела эксперимент, подпрыгнув в лифте. Эксперимент удался. Ну, в том смысле, что лифт остановился и я просидела в замкнутом пространстве добрых три часа, потому что у аварийной службы был какой-то субботник по очистке парковых территорий. Так что с тех пор я в лифте не прыгаю, даже если на мои мысли мне ни с того ни сего отвечает лифтер по-итальянски.

Когда я отдышалась, то оглядела его с ног до головы. Парень как парень. Обычный низкорослый итальянец с глазами-маслинами. Он улыбнулся и пояснил:

— Площадь Святого Марка — это в Венеции. Только о ней говорят без уточнения города. О ней знают все.

Я решила, что, сама того не желая, размышляла вслух, и не стала акцентировать на этом внимание.

— Спасибо, — я улыбнулась ему. — И часто там бывает Исаак — первая скрипка?

Он поднял брови:

— Всегда.

— Неужели?!

— Большой оркестр в кафе «Флориан» просто не может существовать без первой скрипки.

— Ух ты! — сбившись на русский, выдохнула я и покраснела.

«Господи! Нельзя быть такой дремучей!»

Разумеется, всему миру известно кафе «Флориан», где чашечка кофе за столиком стоит порядка пяти долларов в пересчете с местных лир. Там играет огромный оркестр. Сама не слыхала, но в каждом путеводителе по Италии о нем текста — на целую страницу.

— Кроме того, на площади Святого Марка находится Дворец дожей, Колокольня, на которой Леонардо да Винчи установил свой первый телескоп, и, конечно же, целая армия голубей. Знаете, как появились голуби в Венеции?

Я почувствовала себя на экскурсии. Спасла меня техника. Двери лифта бесшумно разъехались, и я, облегченно вздохнув, вылетела на свободу.

— Это очень интересная история, связанная с Россией, — отчаянно затараторил лифтер, которому очень не хотелось терять слушателя, перед которым в кои-то веки ему удалось блеснуть своими познаниями.

— Ничего-ничего, я завтра вниз поеду, — заверила я его и понеслась к своему номеру, чтобы он не вздумал увязаться за мной со своими рассказами.

Вы когда-нибудь смотрели дешевый американский боевик? Не может быть, чтобы не смотрели. Каждый российский гражданин, у которого есть телевизор, непременно смотрел дешевый американский боевик. Без этого не прожить в нашей стране. Помните сцену, которая обязательно присутствует в произведениях подобного рода: когда героиня возвращается в свое жилище, открывает дверь и замирает на пороге в немом ужасе, потому что понимает, что ее жилище кто-то вывернул наизнанку и хорошенько встряхнул. Иными словами, в ее отсутствие произвели дотошный обыск, основной задачей которого было перемешать все вещи в помещении до состояния первобытного хаоса. Вспомнили?

Так вот, ничего подобного в комнатах нашего с Ильей номера не наблюдалось. Хотя именно этого я почему-то ожидала. Я даже специально застыла на пороге, открыв рот, чтобы крикнуть что-нибудь типа: «Мама миа!» И обломалась, потому что номер выглядел абсолютно нетронутым. Я испытала разочарование. Ну согласитесь, мне после шептаний про войну ангелов, трупа в телефонной будке, ритуальных шнурков, обморока и общения с полицией это простительно. В конце концов, перевернутый номер был бы превосходной финальной точкой трудного дня.

Немного справившись с чувствами, я шагнула в комнату. На меня вдруг накатила такая усталость, что я решила немедленно лечь в постель. Я поплелась в спальню, включила свет… И вот тут мне все-таки удалось крикнуть: «Мама миа!», да с такой искренней силой, что чуть люстра не обрушилась.

— Тише, прошу вас! — сидящий в кресле господин в коричневом костюме мне приветливо улыбнулся.

Я схватилась за косяк, чтобы не свалиться. У господина была неприятная внешность, а его лицо украшал уродливый шрам через всю правую щеку.

— Ап, ап, ап! — я хватала ртом воздух, сильно подозревая, что в скором времени встречусь с обувщиком Кокселем.

Господин поднялся и пошел на меня. Я дернулась было к выходу, но ноги мои подкосились, и я рухнула, больно ударившись лодыжкой.

Пока я стонала и корчилась на ковре, он приблизился. Увидав блестящие носки его ботинок у своего носа, я начала судорожно соображать, что скажу при встрече на небесах гаду Боккаччо, а заодно и своему папочке, которые втянули меня в столь неприятную передрягу.

Странно, но сожалений по поводу безвременно утраченной собственной жизни я в этот момент не испытала. Я чувствовала, как горло мое сжимает стальная рука смерти. В глазах моих потемнело, а потом я полетела с космической скоростью навстречу белому пятну. Пятно становилось все больше и больше, потом оно превратилось в сверкающую белизну. Я вдруг отчетливо поняла, что платье на невесте должно быть именно такое — чистое, как крыло ангела, и поклялась, что, если соберусь замуж, надену подобное…

— Эй!

Я открыла глаза и робко поинтересовалась:

— Тебя тоже задушили?

— Ну, знаешь ли! — возмутился Илья.

— Не понимаю, — я с трудом ворочала языком.

Он схватил меня за плечи и резко сдернул с кровати.

— Некогда расслабляться! — голос его мало было назвать взволнованным. Эмоции в его горле клокотали, как лава в вулкане. — Быстро собирайся. Мы уезжаем.

— Куда?

— В Рим, детка! В Интернациональный банк, дорогая!

Он распахнул створки шкафа, бухнул на пол чемодан и начал скидывать в него вещи без всякого должного к ним уважения.

— Поосторожнее! — тут уже я встрепенулась. — Это же Альберто Феретти.

— К черту! — он вдруг схватился за шею и закашлялся.

— Нет уж! — одним прыжком я подлетела к нему и, выхватив юбку, принялась складывать ее так, как того требовала цена, по которой я приобрела ее в магазине.

— Да перестань же! — Сухой кашель согнул его пополам. Он прислонился к дверце шкафа и закрыл глаза, пытаясь с ним справиться.

— Что, мороженого переел, пока я парилась на допросе? — ехидно поинтересовалась я, продолжая аккуратно укладывать юбку в чемодан.

— Не совсем, — выдавил он. — Пожалуйста, дай воды.

— И не подумаю. — Я решила быть жестокой и добавила: — Ты бросил меня на произвол судьбы в холле ресторана. А я была без сознания.

— Амалия! Черт тебя подери! Дай мне воды!

— Угу! И отказаться от удовольствия понаблюдать, как ты корчишься в судорогах?! Даже не проси.

Я глянула на него с укором. И тут второй раз за проклятущий вечер у меня из груди вырвался потрясающей силы крик: «Мама миа!» Шею Ильи пересекала розово-фиолетовая полоска. Не царапина, не синяк, а нечто среднее между ними.

— Что это? — я ткнула пальцем в интересующее меня место.

— Дай воды, умоляю! — прохрипел он, все еще кашляя.

Я бросила юбку и метнулась в ванную.

— Ну? — я не могла дождаться, когда он сможет заговорить.

— Собирайся, ради всего святого, — он все еще тяжело дышал, да и стоял на ногах как-то неуверенно. Его заметно шатало.

— Тебя что, пытались задушить?!

— Ты поразительно догадлива! — он закрыл глаза. — Нам нужно уматывать из этого бандитского города. Знаешь, я вдруг понял, что мне чертовски хочется прожить еще лет пятьдесят как минимум.

— Человек со шрамом на щеке? — я почувствовала, что у меня тоже начинает свербеть в горле, и схватилась за шею.

— Перестань молоть ерунду, — он усмехнулся. — Какой еще шрам?

— Разве не он тебя душил?

— Я в темноте не заметил, кто меня душил, но скажу тебе — это было крайне неприятно.

— В какой темноте? Он выключил свет?

— Амалия, детка, — он обнял меня и погладил по голове. Уезжать мне расхотелось, да и страх прошел. Я бы так всю жизнь простояла, млея оттого, что могу уткнуться лбом в его плечо.