Сергей Владимиров - Пожинатель горя Страница 28

Трое отморозков виновато топтались на месте.

— Ну обошлось же, Клоун… — подал голос один из них.

— А если бы нет?! — взбешенно заорал главарь.

Тонко свистнув, сталь рассекла воздух. Говоривший инстинктивно прикрыл лицо руками, и его ладони тут же залило красным.

— Все на выход! — приказал убийца ледяным голосом. — Пошарьте вокруг, чтоб ни одной живой души. Этих я кончу лично. Легко не сдохнете, — пообещал он нам.

Парни скопом вывалили из моего офиса, загрохотали вниз по лестнице.

— Ты все равно проиграл, Снегирев, — прошамкал я. — О тебе все известно, не сегодня завтра тебя возьмут.

Клоун замер, рука с ножом тяжело повисла.

— Кто меня сдал? — произнес он спустя некоторое время.

— Никто. В милиции работают не полные кретины. Нападение на торговый дом было твоей ошибкой. Кузнецов изготовил взрывчатку, открыл вам дверь, изъял кассеты с записями. Ты его предусмотрительно убрал, но это уже ничего не решало. Менты отработали связи убитых охранников. Вы же в детстве были дружками, вместе взрывали бомбу.

Андрей Снегирев отчужденно смотрел в пустоту. Может, сейчас он со стороны наблюдал заброшенный пустырь и двух бестолковых мальчишек, склонившихся над адской игрушкой. Взрыв, прогремевший через минуту, изуродовал одному из них лицо и всю жизнь.

— Сволочь, — исторг Клоун из глубины души. — Пиротехник хренов. Во всем виноват он. Я должен был грохнуть его раньше. Самым первым.

Сейчас он забыл и обо мне, и о Насте, и о том, зачем сюда пришел. Сидел на корточках зажмурившись, мелко вздрагивая плечами. Мне вдруг показалось, что он плачет.

— Я ни о чем не жалею. — Маньяк возвращался в настоящее, словно окунался в привычное безумие. — Толстосумы в «Миллениуме» вместе со своей гребаной крышей наложили полные штаны. И воры, которых мы постреляли три месяца назад. Теперь все знают, кто настоящие хозяева в этом городе. Скоро мы устроим бойню в каком-нибудь казино. Там хорошая зажравшаяся публика при баксах, сотиках и «мерседесах». Их бы туда, где побывал я. Ничего… Мы им устроим Грозный и Гудермес с доставкой на дом. О нас будут знать все. И бояться, бояться… Но вы этого уже не увидите.

Но мы услышали. На улице громыхнуло несколько выстрелов. В комнату ввалился один из парней, безумно вращая панически расширенными зрачками.

— Санька и Генку… наглухо. Какой-то… Сейчас будет здесь… — захлебывался отморозок с помповым ружьем.

— Где?! Назад! Вали его! — завопил Клоун, отшвырнув бесполезный нож и выхватывая пистолет.

Парень неуверенно топтался на месте.

— Клоун, это не мент, — испуганно лепетал он. — Стрелял без предупреждения. Он нас всех загасит. Сматываемся через окна.

— Сначала я загашу тебя. — Снегирев передернул затвор пистолета. — А ну быстро, обсосок, держать дверь!

Подельник шагнул было через порог, но вдруг тонко ойкнул и стал пятиться назад. Клоун с лету оценил ситуацию. Незваный гость прикрывался его последним бойцом, как живым щитом, и исход поединка решали секунды. Маньяк трижды выстрелил в дверной проем, и пули вгрызлись в кожаную спину парня с помповиком, вымазав ее бордовым сиропом. Пока убитый валился на пол, блондин бросился к находящейся в столбняке Насте, притянул ее к себе, ткнул горячим стволом в висок.

— Эй, ты, там! — надсаженно заверещал Снегирев. — Если рыпнешься, я вышибу ей мозги! Оружие на землю!

— Не дождешься, — зло проговорил подполковник Вершинин, входя в комнату. Пистолет он держал двумя руками. — Вот мы и встретились. У тебя только один выстрел. Убьешь девчонку — я тебя растерзаю голыми руками. А так просто застрелю.

— Ты кто такой? — сипло произнес Клоун. Его указательный палец замер на спусковом крючке. Незнакомец оказался круче его, и свое слово он сдержит. Так или примерно так думал Андрей Снегирев. Он понимал, что его могли убить на войне, потому что там убивали многих, однако так глупо закончить жизнь здесь… Выстрелить в Настю и лишиться заложницы… Нет, первая пуля должна достаться этому бритоголовому. Он не посмеет стрелять, боясь зацепить девчонку. Сейчас… Сейчас…

Клоун отдернул ствол пистолета от виска заложницы, мгновенно переместил его чуть вправо и надавил на спуск. Но противник уже исчез из сектора обстрела, пули раскрошили дальнюю стену. Рубоповец, опередив убийцу на доли секунды, ласточкой кинулся вперед, поднырнул под локоть Снегиреву, точным рубящим ударом по кисти выбил ствол. Длинные жилистые руки Вершинина сомкнулись на шее маньяка, подполковник проволок свою жертву через комнату к выходу, со всей силы припечатал затылком к дверному косяку, к стене, раз, второй, третий…

Клоун был уже не жилец. С закатившимися глазами он лежал на липком полу, и на его рваных губах разрастался блестящий красный пузырь. Еще немного — и он лопнет, и жизнь покинет тело.

Офицер РУБОПа присел перед умирающим.

— Ну что, гнида, — спокойно произнес он. — Три месяца назад я поклялся, что тебя достану. И как видишь, я свое слово сдержал. Не стоило тебе трогать мою женщину.

Пузырь лопнул, но прежде чем погрузиться в вечный мрак, Клоун равнодушно пробормотал:

— Да пошел ты… Знаешь, сколько я этих…

Договорить он не успел. Вершинин подхватил с пола нож и с размахом от плеча полоснул по уродливому оскалу, рассек лицо маньяка от уха до уха.

Тело дернулось в последний раз и застыло. Рядом завыли сирены, площадка перед моим офисом осветилась, сразу три машины с синими мигалками подкатили к подъезду.

Подполковник разогнулся и отцепил меня от батареи.

— Дерьмо ты, а не сыщик, — устало сказал он. — Зачем скрывал, что свидетельница у тебя? Защитничек. Ладно я заподозрил. После нашей встречи домой к тебе съездил да здесь побродил. Видел, как она из-за занавески подглядывала. Вечерком подъехал поболтать. Заодно банду ухлопал.

Я подполз к лежащей рядом Насте. Она была цела и невредима, только находилась в глубоком обмороке.

Дальше были оперативники, эксперты, фотографы, допросы. «Скорая помощь», на которой увозили Настю. Вроде бы я ехал с ней, держа за безжизненную холодную руку. Что-то говорил, а она ничего не отвечала, хотя и пришла в сознание. Врач в приемном покое долго допытывался, кем она мне приходится. Ему хотелось думать, что она моя любовница.

Прошла ночь, наступило утро, но солнце так и не выглянуло, все небо затянуто влажной скорбной хмарью. Я слонялся по безлюдному городу, потеряв счет времени. На мои ботинки налипла серая мокрая слизь, все то последнее, что осталось от ушедшей зимы. Потом я ступал по промерзлой черно-бурой поверхности, которую весна еще не успела согреть своим дыханием. И хождения эти казались мне бесконечными, а я сам себе — пустым и бесплотным, точно тень…

Почему даже сегодня меня не могли оставить в покое, откуда выплыло его слащаво красивое лицо? На патрульной машине меня доставили в Управление, где чуть ли не с распростертыми объятиями меня встречал помощник городского прокурора Константин Ремизов. По его просьбе длинноногая секретарша (а других он не держит) принесла горячий кофе и несколько бутербродов с красной икоркой.

— Вы теперь с этим рубоповцем Вершининым — герои дня, — лыбился Костя. — Правда, ему еще долго придется отписываться, почему он, работая по делу, проявлял такую самодеятельность. С начальством не согласовывал. Полномочия превысил. Устроил бойню, когда можно было сделать все чище и по закону. Это не горы, здесь цивилизация. Так что корячиться ему срок, если учтут прошлые боевые заслуги — отделается служебным несоответствием. Тебя это не касается, никаких нареканий от органов правопорядка. Думаю, ты заслуживаешь небольшого поощрения.

— Мне платит администрация «Миллениума», — на всякий случай заметил я.

— Я не об этом, — отмахнулся Ремизов. — Просто хочется немного удовлетворить твой сыщицкий инстинкт, страсть ко всяким психологическим заморочкам. Ловили маньяка Клоуна, им оказался некто Андрей Снегирев. Не интересует, как он таким стал?

— Не так давно я это слышал из его уст, — сказал я. — И углубляться дальше не намерен. Я не психиатр. Я устал, вымотался, хочу спать.

— Ну если так… — равнодушно ответил правая рука прокурора. — А у меня предстоит содержательная беседа с матушкой Клоуна. Как там у классика: «Есть женщины в русских селеньях…» В сыночке души не чаяла. Когда он пропал без вести, ушла в монастырь. Ее с минуты на минуту доставят сюда. Остаешься?

— Остаюсь, — кивнул я.

Вскоре в кабинет набилось множество народу. Даже сам прокурор пожаловал; потирая полные влажные ручки, повторял значительно:

— Так-с, так-с…

Он был доволен, аж весь светился изнутри.

Наконец ввели мать Снегирева, сухонькую плоскогрудую женщину в монашеском одеянии. Она нерешительно застыла посреди кабинета, никак не ожидая такого скопления незнакомых, серьезных, наделенных властью людей. Лобастый прокурор закашлялся в кулак. Ремизов подскочил со своего места, раскланялся, расшаркался, выставил на середину кабинета стул. Женщина села.