Александра Маринина - Замена объекта Страница 3

Татьяну Леонидовну я заметил на автобусной остановке и сразу понял, что она собралась на очередное чаепитие.

- Опять? - сочувственно спросил я, подходя к ней.

Она не ответила, но взгляд у нее был горьким и потухшим.

- И где он сейчас?

- У меня.

- Отсыпается? Вчера напился и сегодня отдыхает?

Она молча кивнула.

- Почему вы мне сразу не позвонили? Я же просил, чуть что - сразу звоните мне. Я за что зарплату получаю? Дайте мне ключи, - я протянул руку. - И не уезжайте, пока я не вернусь, хорошо?

Она снова кивнула, не произнеся ни слова, и отдала мне ключи от квартиры. Все это происходило далеко не в первый раз, и Татьяна Леонидовна отдавала ключи безропотно и терпеливо ждала меня на остановке, присев на лавочку. Разбирательство с сорокалетним похмельным бугаем много времени не заняло, дело было привычным, и я вернулся к старушке с ключами, непропитыми остатками пенсии и заверениями в том, что сын удалился к месту постоянного проживания почти совсем непобитый. Во всяком случае, физическое воздействие, к которому мне пришлось прибегнуть, для здоровья не опасно. От водки вреда куда больше. Вообще-то Татьяна Леонидовна живет не на моем участке, но я знаю ее с детства, и разве она виновата, что нашему участковому наплевать на нее и таких, как она, слабых и беззащитных?

Я проводил Татьяну Леонидовну до дому и вернулся к себе, чтобы предаться любимому занятию: просмотру последних записей и заполнению дневника. Социология сообщества кошачьих - это мой пунктик. Можете считать, что я на этом сдвинулся. Как нормальный милиционер, я давно понял, что люди ведут себя совершенно по-разному, когда они одни и когда рядом с ними кто-то есть. Но то люди, а кошки? Отличается ли их поведение, когда хозяин дома, от поведения, когда его нет и они предоставлены сами себе? Делают ли они то, что «нельзя», когда я ухожу? Или когда я дома, но сплю? Как они делят территорию, когда появляется новый член общества? Зависит ли поведение «старожилов» от того, кем является «новичок», самцом или самкой? Разнится ли поведение стерилизованных и нестерилизованных особей? Влияют ли на поведение родственные связи? Наверное, я далеко не первый, кому пришли в голову все эти вопросы, и наверняка во всем мире проведены сотни исследований и написаны тысячи книг, но я не хочу получать готовые ответы, мне куда интереснее найти их самому. И может быть, я напишу об этом свою книгу. Во всяком случае, материал для нее я набираю самостоятельно и получаю от этого огромное удовольствие. Вся моя квартира напичкана дорогой записывающей аппаратурой, и это позволяет получать полное представление о жизни и деятельности моих питомцев.

Просмотр кассет и ведение записей трижды прерывались мамиными звонками, из которых я узнал, как она страдает, как ей тяжело, как нервничает папа и что сказал знакомый астролог по поводу сегодняшней премьеры. Астролог, как выяснилось, что-то там посчитал и сделал вывод о том, что сегодня день для премьеры крайне неблагоприятный, и мама теперь не знает, как ей быть, сказать ли об этом папе или промолчать, чтобы не волновать его, но, с другой стороны, вправе ли она скрывать от него столь важную информацию…

В шесть вечера я в смокинге и при аккуратной прическе уже принимал удар на себя, сидя в папиной гримерке. Мама была в полуобмороке, что не мешало ей не выпускать из рук мобильник, обзванивая всех, кого она пригласила на спектакль, и выясняя, едут ли они и в какой точке маршрута в данный момент находятся. Папа гримировался, всей своей фигурой выражая полную отрешенность. Он не притворялся, нет, он действительно ничего не слышал, это точно. Из нас троих адекватным оставался только я, ибо просто не видел поводов для беспокойства. К исключительно трудным партию графа ди Луны отнести никак нельзя, хотя и в ней есть свои неудобства, как и в любой партии. Одним из таких неудобств является то, что партия в целом драматическая, то есть музыка достаточно ритмичная, жесткая и темповая, но в ней есть лирический кусок - ария «Il balen del suo sorriso», которая требует безупречной кантилены, а для нее, в свою очередь, нужны совершенное дыхание, опора и правильная позиция. Думаете, это легко? Это невероятно трудно, и далеко не все вокалисты с этим справляются. Но про отца один музыкальный критик написал? что у него «божественная кантилена», так что «Il balen» нам не страшна. Есть еще одно место, о которое частенько «спотыкаются» баритоны с недостаточно подвижным голосом: терцет «Di geloso amor sprezzato» в финале первого акта, но у папы это никогда трудностей не вызывало. А терцет красивый, я его с детства люблю… Короче говоря, ди Луна - типичная вердиевская партия без особых подводных камней, папа пел ее на многих ведущих мировых сценах, и в Лондоне, и в Вене, и в Сиднее, и всегда с большим успехом, поэтому ни малейших причин для переживаний я не видел. Однако певцы - люди с большими странностями, они всегда панически боятся, что голос не зазвучит, отсюда и особенности поведения, с которыми приходится считаться их близким. В данном случае - нам с мамой.

В четверть седьмого затренькал мой мобильник. Я страшно удивился, услышав голос Катерины.

- Ты уже в театре? - спросила она.

- Естественно.

- Можешь выйти на улицу?

- Зачем? - не понял я.

- Меня прислали сделать репортаж о премьере, мы стоим у служебного входа. Выйди, пожалуйста.

Мама, увидев, что я двинулся к двери, бросилась мне наперерез:

- Куда ты, Егорушка? Сейчас спектакль начнется…

Я ласково отодвинул ее и решительно взялся за дверную ручку:

- До спектакля еще сорок пять минут, мамуля, я сто раз успею вернуться.

Уже сбегая по лестнице, я сообразил, что наверняка замерзну на улице в своем шикарном смокинге и в ботиночках на тонкой подошве. Еще декабрь не наступил, а уже вся Москва завалена снегом и мороз градусов под десять. Ладно, не возвращаться же.

Катерину я увидел сразу, она стояла рядом с оператором и его ассистентом возле машины, на борту которой красовался логотип телевизионного канала. А вчера машина была другой, и канал, соответственно, тоже. Надо же, она, оказывается, многостаночница, на два канала работает.

- Привет! - Катя чмокнула меня в щеку. - Извини, что я тебя выдернула.

- Ничего, все в порядке. Хороший у тебя диапазон, вчера попсу снимала, сегодня классическую оперу.

- Это для разных каналов, - подтвердила Катя мои соображения.

- На одном работаешь, на другом подхалтуриваешь? - поддел я ее.

- На обоих халтурю. А работаю вовсе на третьем, - улыбнулась она. - Вообще-то моя специальность - соцпол, социально-политическая тематика. Можешь ответить на несколько вопросов?

- На камеру?

- Нет, что ты. Понимаешь, я брякнула сегодня, что знакома с сыном Дорошина, и меня прислали делать репортаж и особо оговорили, что должно быть интервью твоего отца перед спектаклем…

- Исключено, - отрезал я.

- Погоди, ты не дослушал, - она нетерпеливо притопнула ногой. - В этом же вся фишка, чтобы именно перед спектаклем, а не после него. После спектакля всегда легко говорить, потому что главное уже позади, и в материале никакого драйва нет. Уже понятно, приняла публика спектакль или нет, успех это или провал. А вот до него, перед самым началом, когда и на лице, и в голосе жуткое волнение и совершенно непонятно, чем все кончится…

- Катя, - остановил я ее, - ты можешь брать интервью до начала у режиссера, у дирижера, у капельдинера, у гардеробщика, у черта лысого, но только не у певца. Это совершенно исключено. Отец ни с кем не разговаривает, пока не споет свою партию. Он никому и никогда не дает интервью, пока не опустится занавес.

- Но ты же можешь с ним поговорить.

- Нет. Ты меня только для этого вызвала?

Я начал сердиться.

- Не только, у меня еще есть вопросы. Говорят, что в постановке использованы элементы авангарда. Это правда?

Элементы! Это еще слабо сказано. Вся постановка - сплошной авангард, нечто подобное я видел только один раз, когда в «Риголетто» все персонажи, кроме затянутого в красное трико шута, были одеты в черные сюртуки конца девятнадцатого века, а по сцене, начисто лишенной каких бы то ни было декораций, постоянно катали туда-сюда красный гробик на колесиках. В нашей стране авангардный театр слегка протянул свои шаловливые ручонки к классической опере в Большом театре, где в «Набукко» просматривались некие аллюзии с нацизмом, потом слегка порезвился на «Травиате» в Новой опере, а потом и вовсе вошел в моду. Любителей и ценителей оперы сегодня не так много, а вот театралов, интересующихся авангардом, - пруд пруди, и они-то точно будут ходить на спектакль. И режиссера пригласили именитого, Вернера Фрая, аж из самой Австрии. За Фраем тянулся длинный шлейф громких скандалов, связанных с отсутствием взаимопонимания между ним и исполнителями, как дирижерами, так и певцами. Он уже «обавангардил» на западных сценах около десятка опер, в том числе и «Пиковую даму», и «Фауста», и даже «Силу судьбы», теперь вот и до России добрался. Я не был ни на одной репетиции, но мама исправно ходила на все и потом подробно пересказывала мне нюансы, так что у меня было ощущение, будто спектакль я уже видел по меньшей мере раз десять. Если попытаться выразить мои ощущения двумя словами, это был «полный караул». Я так и объяснил Катерине.