Светлана Сорокина - Старый дом под платанами Страница 3

Выйдя из кабинета директора, Санин облегченно вздохнул. Да. Он отказался от дополнительных денег, потому что искусство для него важнее. Но в тот момент Ник не знал, что по иронии судьбы, чуть позже, будет сам просить директора отдать обещанные ему часы живописи на ненавистном факультете.

Итак, довольный сам собой, своим категоричным отказом шефу, он шел по длинному коридору. Студенты спешили в аудитории. Шум, смех, суета, стайки подружек, с интересом что-то обсуждающие, группы юношей, смеющихся нарочито громко и привлекающие к себе внимание противоположного пола, преподаватели, делающие замечания или с деловым видом проходящие мимо – все было как всегда. И вдруг в этой обычной, «фоновой» толпе обыденности он увидел ее – яркое, сияющее пятно неземного света. Позже, когда он вспоминал, первое ощущение было именно таким. Ведь она не успела подойти еще близко, а он уже на расстоянии почувствовал, увидел этот свет, как заблудившийся путник в ночи видит светящееся окно чужого дома. Он не помнил, во что она была одета, – это было не важно. Санин впитал ее всю сразу, без остатка. Это было похоже на чудо и шок одновременно.

Когда девушка приблизилась, он смог рассмотреть неземную красоту ее лица, невесомость и божественные пропорции, идеальные формы тела. Кожа студентки была нереально бела, но не той нездоровой бледностью образа женской красоты стиля ар-нуво конца девятнадцатого века. Нет, это была здоровая кожа – кровь с молоком. Глаза же ее были огромные и широко расставленные – в пол лица, интенсивного, насыщенного, ярко-синего, почти фиалкового цвета. Не серые и не бледно голубые, воспетые всеми поэтами мира. Нет. Таких они просто никогда не видели. Подобных глаз не бывает в реальной жизни. Ее очи были тем редким феноменом, которым природа один раз в тысячу лет наделяет дитя земли, выделяя его, как избранного. Волосы девушки так же были редкого оттенка: пепельно-светлые, слегка вьющиеся, они струились, собранные в огромный, длинный хвост по ее телу, стремясь вырваться из-под гнета бархатной резинки. Плавные движения, поступь Богини, – все выдавало в ней посланницу небес, особенно – свечение ауры, распространяющееся на десятки метров и захватывающее, как свет от фонаря все, что попадало в его пределы. Остальное исчезало с поля видимости. Это был воплотившийся ангел в женском теле. Он сразу это понял.

Девушка прошла мимо, не заметив застывшего преподавателя, не обращая внимания на другие восторженные и любопытные взгляды, вероятно, привыкшая к подобным явлениям и реакции при своем появлении, милостиво прощая и спокойно воспринимая все, как данность. Ибо всех королев ожидает одна и та же участь – поклонение.

Художник, очнувшись от шока, последовал за видением. Именно так он воспринял девушку, неземная красота которой повергла его в оцепенение. Убедившись, что она реальная студентка этого заведения, Ник проследовал за ней в аудиторию и когда смог что-то осознавать, вдруг к своему удивлению понял, что Богиня учиться на отделении искусствоведения, том самом факультете, от которого он только что отказался. Не задумываясь, Николай вернулся в кабинет директора и к удовольствию последнего сообщил, что передумал.

Да. Иначе он поступить не мог. Художник подошел ближе к портрету и, слегка сощурив глаза, стал всматриваться в прекрасное лицо. Пожалуй, ему удалось хотя бы приблизительно запечатлеть схожесть, но удалось ли показать свет, исходящий от нее, величие, рабом которого становишься раз и навсегда, чистоту и незапятнанность ангельской души, ее хрупкость, открытый детский взгляд и мудрость царицы запредельных миров? Вряд ли. Санин на секунду закрыл глаза. Картинки прошлого из его жизни снова всплыли из глубины памяти. Он вспомнил свое волнение, когда впервые переступил порог мастерской, где предстояло ему преподавать живопись студентам, в числе которых была лучезарная Богиня. Радость, когда узнал ее имя – Мария. Трепет своей души, когда он подходил к ее мольберту, чтобы сделать замечание. Счастье, – когда девушка согласилась позировать. Восторг и страх – от первого прикосновения кистью к холсту перед началом работы над портретом. Этих моментов он никогда не забудет, так же, как последний, грустный вечер прощания со студентами и с ней.

В студию снова заглянула его жена с подносом, напомнив, что сейчас Fivе o cloсk – чаепитие вдвоем, которое он редко пропускал. А поскольку он не обедал, пора было бы и перекусить. Ее доводам трудно было противостоять, тем более что только теперь он, наконец, почувствовал, что его желудок пуст.

Элизабет поставила поднос на маленький столик. Расставила чайный сервиз, положила горячие бутерброды на тарелки и салат. Подошла к мужу и нежно обняла его сзади.

– Ник, ты часами не отходишь от мольберта. Смотришь, как влюбленный на портрет. Ты должен избавиться от него. Нам нужны деньги. И потом, у тебя есть я. Ты помнишь об этом?

Художник попытался улыбнуться, закивав в знак согласия головой:

– Понимаешь, это лучшее, что я создал в своей жизни.

– Да, дорогой. Но прошло пять лет, и ты больше не написал ни одного портрета. Пейзажи не в счет. Уверена, ты снова сможешь рисовать людей, когда избавишься от этого изображения. Ты хочешь поговорить о Марии? Тогда идем пить чай.

Он действительно, ни о чем больше не мог говорить, как об этом портрете, понимая при этом, что причиняет боль жене. Он заверял Элизабет, что никогда не испытывал к девушке сексуального влечения, что невозможно об ангеле думать пошло, да и его репутация ему не безразлична. Говорил, что эта девушка сильно изменила его – он даже перестал ругаться и пить. Да что «он»! Ник клялся, что ни один раз был свидетелем, когда люди, попадающие в поле ее влияния, становились не узнаваемы, – независимо от их желания, в них пробуждались лучшие стороны их души и характера. На занятиях живописи, как преподаватель, он не раз убеждался, что девушки никогда не завидовали ей, а обожали подругу, хотя все юноши были в нее влюблены тайно или явно. Молодые люди при ней были предупредительны и вежливы с другими девушками, исчезал грубый слэнг, устанавливались искренние отношения. Мария как бы всех «подтягивала» до своего уровня. Окружающие не осознано хотели быть лучше, как будто действительно, высокая особа из королевской семьи имела честь посетить их своим присутствием.

Николай говорил и говорил, он даже вспомнил своего прадедушку – русского, белогвардейского офицера, любившего романсы, в которых пел об «очах» барышням-красавицам, а Элизабет терпеливо слушала. Его жена понимала, что супругу нужно выговориться. Все эти годы Ник болезненно не расставался с любимым изображением. Поэтому сейчас она выслушает все. Лишь бы портрет исчез из их жизни.

Наконец, после нескольких чашек чая и монолога, художник дал свое согласие на продажу картины. И дело было не в деньгах, а в его нездоровой привязанности к этому портрету, от которого нужно было избавиться. Он понимал: ему была дорога реальная Элизабет, и Ник твердо решил начать новый этап жизни.

– Завтра утром отвези его, но тихо, чтобы я не знал. Узнай о дате аукциона и предварительной сумме. Хочу знать, кому он достанется, – хриплым голосом обратился он к жене, смотря на нее «стеклянными» глазами.

Записки священника

1

Данные записи – лишь тщетная попытка описать причины, изменившие в корне мою жизнь. Они появились потому, что мысленно я постоянно обращался к этим событиям, пытаясь все понять, разложить факты по полочкам. И чем больше я об этом думал, тем больше всплывало незначительных деталей, являющихся, на самом деле судьбоносными. Узор из второстепенных событий, встреч, бытовых мелочей, случайных фраз, со временем складывается в определенную мозаичную картину, изначально ясную только Творцу. Наши, казалось бы, правильные умозаключения и поступки в начале Пути, оказываются в конце его ничтожными и неважными, но только спустя годы становится понятен истинный замысел Всевышнего.

С чего все началось? Со знакомства с Марго? С депрессии? Поспешного отъезда? С того момента, когда домработница достала из кладовой портрет? Нет. Наверное, все же – с его покупки на лондонском аукционе. Я помню, как повышал и повышал сумму, пока он не обошелся мне в двадцать тысяч английских фунтов. С огромным удовлетворением почувствовал себя хозяином большеглазой красавицы в голубом платье, изображенной на холсте и с видом победителя, но с сочувствием посмотрел на неудачников. Ко мне подходили некоторые из «побежденных» и поздравляли с замечательной покупкой. В конце подошел статный мужчина с небольшой бородкой, длинными волосами и славянским лицом. Представился. Это был автор портрета художник Николай Санин. У него были русские корни, и он неплохо говорил на языке предков. Николай обрадовался, узнав, что я из Киева. Рассказал, что знал девушку, изображенную им на портрете. Было видно, что он боготворил ее. Наверное, был влюблен в модель, как это обычно бывает с художниками. Я не придал его рассказу никакого значения, – просто все сказанное пропустил мимо ушей. Насторожила лишь одна оброненная им фраза, которую я почему-то запомнил: «Когда на землю спускается ангел, силы зла всегда ополчаются против него». Почему он это сказал я так и не понял. Для меня было важно, что «Девушка в голубом», картина, которую я приобрел, была написана трепетно и виртуозно, в лучших традициях реалистического письма – прозрачными лессировками и представляла собой шедевр или в худшем случае, талантливое произведение – лучшее из того, что я когда-либо видел.