Валерия Леман - Дело о лысой гимнастке Страница 3

Я усмехнулся.

— Таинственное число три. — Тут я пристально посмотрел на сестрицу. — А ведь я еще должен согласно твоему жутковатому предсказанию убить троих ни в чем не повинных людей.

Ольга посмотрела на меня, слегка приподняв бровь.

— Вот уж чем сроду не занималась, так это предсказаниями… Кстати, мой дорогой братец, а ты реально мог бы кого-нибудь убить?

Я пожал плечами:

— Запросто. Да хоть троих зараз. Первой — тебя, за слишком длинный язык. Второй — Соню, за постоянные измены. Так сказать, из ревности. Третьим же непременно стал бы этот блестящий «хирург» Серж, виртуозно кромсающий трупы. Полагаю, он теперь каждый вечер тусуется здесь, у Сони. Ведь так?

Вместо ответа моя мудрая сестричка только многозначительно усмехнулась, а я не стал настаивать, неторопливо продолжив цепочку невеселых житейских размышлений неисправимого романтика.

— И вот представь себе: я убиваю вас прямо сейчас, при всем честном народе, тут же красиво выбегаю прочь из домика, бегу к дороге, эффектно сажусь в свой лимонно-желтый «Пежо» и на бешеной скорости улетаю отсюда куда подальше — в свой тихий и мирный дом…

Ольга с усмешкой вздохнула:

— Очередная история в духе Бонда. Джеймса Бонда… Как говорит один мой приятель — труба!

— Возможно, и труба, — бодро согласился я. — Но разговор сейчас не об этом. Может, ты в курсе, что здесь происходит и что там за шедевры ожидают нас в подвале? Мне тут так тяжко намекали на какие-то отходные молитвы…

Ольга хмыкнула.

— Да уж, полный отходняк! — проговорила весело. — Осмотр картин в кромешной тьме при неровном трепете свеч… Впрочем, не буду ничего предвосхищать. Советую взглянуть на все собственными глазами.

— Звучит интригующе. Что ж, посмотрим.

— Уж ты смотри внимательнее, ближе подноси свечу к шедеврам. У тебя, кстати, есть какой-нибудь мешочек?

Сестрица смотрела на меня с ехидной ухмылкой.

— Не понял. — Я пожал плечами. — Зачем мне какой-то мешочек для осмотра шедевров в кромешной тьме?

Тут Ольга вместо ответа рассмеялась, весело подхватила меня под руку и потащила за собой.

— Увидишь. Началось! Двигайся быстрее, или тебя затопчут ногами возбужденные встречей с высоким искусством посетители!

В общей толпе мы молниеносно очутились у подвала, где при входе стоял важный парень в смокинге, чинно выдававший каждому по свечке. Здесь Ольга совершенно неожиданно дематериализовалась.

Таким образом, я оказался один-одинешенек среди бубнящих и хихикающих поклонников Сониного искусства. Что было делать? Спустившись на шестнадцать ступенек, я сделал несколько шагов и…

И стремительно приобщился к потрясающему искусству потрясающей художницы Сони Дижон.

Глава 3

Великий Отходняк

В течение следующих неполных сорока минут я блуждал по крошечным зальцам подвала Сониного дома с трепещущей свечой в руках среди прочих «огоньков», бросая осторожные взгляды на нетленные шедевры, украшавшие стены. Собственно говоря, для общего впечатления вполне достаточно было познакомиться с парой-тройкой полотен, постаравшись остаться при том в добром здравии и настрое.

Поверьте мне на слово, это было действительно нечто. Десятки огромных мрачных полотен, на которых было изображено не понятно что. Но это только на первый взгляд. Приблизившись к первому холсту, я в предвкушении замер, всматриваясь. И тут же вместо душевного трепета перед вечным искусством вдруг ощутил довольно-таки сильный рвотный рефлекс, очень кстати припомнив реплику Ольги по поводу «какого-нибудь мешочка».

На картине, как говорится без лишних затей, были изображены мрачноватые внутренности свежевскрытого трупа — этакое кровавое месиво с отдельными, весьма четкими, подробностями. Назывался сей шедевр простенько, но со вкусом: «Внутренний мир».

Ничем не хуже было и второе полотно, где главным героем оказалась человеческая печень, выложенная на некое подобие огромной синей тарелки из гипермаркета ИКЕА. Честно говоря, печень эта мало чем отличалась от говяжьей или свиной, ну, разве что размером поменьше, да и вид у нее был, прямо скажем, не слишком аппетитный. Объяснение тому давало лаконичное и внушительное название шедевра: «Жертва алкоголя».

Вот так-то — уверенная кисть мастера все расставила по своим местам: жил человек и умер, его вскрыли и без труда определили причину смерти. Не забывайте, граждане: много пить — здоровью вредить.

Отмечу сразу, что все прочие шедевры выставки были выдержаны примерно в том же суровом стиле, тяжело и мрачно агитируя за здоровый образ жизни и правильное питание. Не пейте, не курите, не поглощайте чипсы и прочую гадость — ешьте авокадо и орешки, брокколи и спаржу и тогда вскрывать ваши трупы будет одно сплошное удовольствие для патологоанатомов всех городских моргов.

Сами понимаете, каждое новое полотно лишь усиливало мой рвотный рефлекс. Я даже придумал новый сюжет для завершающей картины данной выставки: чаша с рвотной массой. Название: «Спасибо, что нас посетили!» Я пообещал себе непременно предложить его Соне. Абсолютно бесплатно.

Блуждая среди богемной публики, искрометным юмором отмечающей каждое новое Сонино произведение, я подумал, что моя подруга очень мудро поместила все свои шедевры в полной тьме. Будь каждая картина ярко освещена, совершенно неизвестно, какой бы эффект это имело. А тьма давала шанс выжить — лично у меня не было никакого желания лишний раз поднимать свечу, чтобы всматриваться в сюжет очередного полотна.

В какой-то момент мне вдруг пришла в голову мысль, что Соня Дижон, любовь всей моей жизни, на самом деле так и остается для меня немного пугающей незнакомкой. Пару раз я наблюдал, как она создает свои картины — кажется, моя любимая даже переставала дышать, в каждый новый мазок кисти вкладывая частичку своей энергии… И при всем при том все картины Сони Дижон остаются для меня абсолютно чужими… Чернуха, мрачность, безысходность — такими словами можно охарактеризовать их в общем и целом.

Что ни говори, а приходится признать очевидный факт: восхитительная, на редкость пропорциональная синеглазая Соня не создала ни одного столь же гармоничного и прекрасного, как она сама, произведения. В каждой ее картине — в лучшем случае гротеск и аномалия, в худшем — вот такие мерзости в духе трепанированного черепа и искореженных курением органов мертвяков.

И все равно я преданно люблю художницу и человека Соню Дижон. Такие вот дела…

Просмотр я завершил, по глупости остановившись перед очередным шедевром. Крупным планом на нем был изображен синевато-зеленый скукоженный пенис мертвеца (я ориентировался по колориту шедевра). Название картины было вполне в духе всей выставки: «Прощай, любовь моя!»

Как говорится, это было последней каплей. Из подвала я вылетел, как птичка из клетки. Глотнув влажного свежего воздуха, стрельнул сигарету у худощавого субъекта в темных очках — похоже, выставка подействовала на парня не лучшим образом, раз он на ночь глядя разгуливал в солнцезащитных очках.

Клянусь, никогда больше не получал такого наслаждения от греха курения! Я жадно затягивался никотином и прочими жуткими штучками, содержащимися в сигарете «Кэмел», с восторгом смотрел на темную синь неба с яркой россыпью звезд, подсвеченных серебристым полумесяцем, и мой рвотный рефлекс постепенно слабел, затухал, а на лице застывала слабая улыбка. В конце концов, вздохнув с великим облегчением, я затушил сигарету и отправил окурок в урну.

— Ну что, совсем плохо? — криво ухмыльнулся угостивший меня сигаретой малый, глядя черными стеклами очков.

Я ухмыльнулся в ответ:

— Наоборот: сейчас мне очень хорошо!

И я почти бегом кинулся к своей машине.

Глава 4

Ночная гостья

Люблю ночные «полеты» по автострадам столицы. Мой «Пежо» почти бесшумно несся по влажной дороге, притормаживая лишь у меняющих цвета загипнотизированных фиолетовой ночью светофоров, в открытое окно врывался освежающий ветер, ерошил мне волосы и, кажется, еще доносил слабый аромат сирени, что так буйно цвела вокруг Сониного дома.

Я старался выкинуть из головы дурацкую выставку и ее на редкость уродливые картины. Кошмар! Чтобы отвлечься от этой темы, я с головой окунулся в более приятные воспоминания — о нашей с Соней первой встрече, давшей старт истории любви всей моей жизни.

Тогда, в годы юности, мы с Соней были беспечными студентами института кинематографии, или ВГИКа. Все было чудно и удивительно: первые дни учебы, первые лекции и уроки мастерства, дерзкие, честолюбивые надежды… Как говорится, весь мир принадлежал нам.

Я действительно первый раз обратил внимание на Соню, когда она стояла у окна. Разумеется, она не ковыряла в носу, но о чем-то сосредоточенно думала. Я подошел и осмотрел красавицу с ног до головы, небрежно облокотившись о подоконник.