Марина Серова - Горячее дельце Страница 3

Глава 2

Вернувшись домой после неприятного свидания со Львом Владимировичем Троицким, я первым делом достала заветный мешочек и, встряхнув его несколько раз, бросила кости на стол.

14 + 30 + 9.

Это означало:

«Успех и удача не изменят Вам и в дальнейшем, если Вы, продвигаясь вперед, будете тщательно продумывать каждый свой шаг».

Короче говоря, дело спасения утопающих — дело рук самих утопающих. Жестоко, но похоже на правду.

Первый мой шаг был настолько очевиден, что его и обдумывать не требовалось.

Я взяла телефонную трубку и набрала номер Льва Владимировича. Трубку никто не брал. Видимо, он продолжал накачиваться коньяком в парке.

В течение дня я сделала несколько тщетных попыток связаться с искусствоведом, чтобы ответить категорическим отказом на его предложение.

Наконец часов около пяти он позвонил сам и неожиданно трезвым голосом сообщил, не став даже слушать меня:

— Видите ли, Таня, с момента нашей встречи обстоятельства кардинально изменились. Мой клиент желает немедленно встретиться с вами.

— А если я не желаю?

— Боюсь, что это не имеет значения. Я, признаться, боялась того же самого. Похоже, западня уже захлопнулась. Вот теперь мне действительно придется «тщательно продумывать каждый свой шаг». — Алло, — напомнил о себе Лев Владимирович.

— Да, я думаю.

— А что тут думать, голубушка? За вами уже и машину послали. Собирайтесь, и с богом. Я тоже здесь, значит, скоро увидимся.

— Хорошо, до встречи, — я со злостью бросила трубку.

Едва я успела собраться, как раздался звонок в дверь.

На пороге стояли те самые гоблины из парка. На этот раз они оба жевали. Я молча захлопнула дверь, прошла между ними к двери лифта.

Перед подъездом стоял «БМВ» с водителем. Я так же молча села на переднее сиденье и коротко бросила:

— Поехали! К шефу.

Пусть не воображает, что меня везут насильно.

Водила удивленно посмотрел на меня, но промолчал. Убедившись, что гоблины уселись на заднее сиденье, он резко рванул машину.

Двумя месяцами раньше

— Ты понимаешь, Олег, в чем суть дела, — горячился Благодаров, досадуя на непонятливость приятеля, — на самом деле не имеет значения, есть у нас картина или нет. Риск в первом случае даже больший, как ни странно это звучит.

Друзья сидели в своем пахучем подвальчике, курили, пили пиво, решая, что же делать дальше, и, незаметно для себя, перешли к обсуждению особенностей коллекционирования предметов искусства в условиях построения капитализма в современной России.

— Подожди, не тарахти. Предположим, что у нас действительно есть дорогая картина и мы хотим ее продать. Чем мы в таком случае рискуем?

— Если мы продаем ее Кабану, то рискуем тем, что он и картину заберет, и бабки не отдаст. А чтобы мы не трепались, может нас и закопать где-нибудь в лесочке, это ему раз плюнуть, не впервой.

— А если картины нет?

— Картину какую-нибудь иметь надо, желательно похожую на настоящую, но это другой вопрос. Если в процессе продажи выяснится, что она поддельная, то это плохо, но не смертельно: мы, мол, сами пролетели, нас тоже кинули. Кабан, конечно, разозлится, но мокрушничать из-за этого не станет, бабки-то его при нем и останутся. Дадут пару раз по морде, и все дела, инцидент исчерпан.

— По-твоему, выходит, что, если картина поддельная, то дадут по морде, а если настоящая, то закопают. Хороший бизнес, ничего не скажешь. По мне, так лучше вареными яйцами торговать, как тот мужик из анекдота.

— Да иди ты со своими яйцами! Пойми наконец, что я тебе толкую. С этой торговлей майонезной ты совсем отупел.

— Знаешь, что я тебе скажу, умник, — обиделся Назаров, — если один человек объясняет, а другой его не понимает, то это еще вопрос, кто из них тупой.

— Да ты выслушай сначала толком, а потом замечания свои делай идиотские.

— Ну, излагай.

— Я тебе просто объяснил, что таким жлобам, как Кабан, поддельную картину продавать даже безопаснее, чем настоящую. Согласен?

— Вроде согласен. По морде получить, конечно, приятнее, чем червей питать своим молодым телом.

— Ну вот, стало доходить постепенно, а то я начал бояться, что ты безнадежен.

— Надежен, надежен, — успокоил приятеля Назаров, — ты дальше излагай. — Да я почти закончил. Главное в этом деле — так обставить момент обмена картины на деньги, чтобы кабановская пехота нас не узнала и не сцапала.

— Легко сказать, — Назаров скептически покачал головой.

— Есть у меня один планчик. Можно их подловить на собственной жадности, но бабки должны быть очень крупные. А это значит, что картина должна быть очень дорогой. Ну, очень.

— Дорогие картины, они все на виду и наперечет. Как мы объясним, откуда она к нам попала? Скажем, что украли из Лувра? Кто же нам поверит? О таких делах в газетах на первых полосах пишут. Чтобы поверили, нам ее действительно придется украсть. А в Лувр я лезть отказываюсь принципиально, у меня с французским напряженно.

— В этом все и дело, — задумчиво согласился Благодаров, — чтобы Кабан железно поверил, картину действительно нужно украсть. Иначе он не клюнет, в этих делах он знает толк, сам, говорят, домушником был. За это и сидел. Только зачем нам ее красть? Нам ведь сама картина-то не нужна.

— Что-то я не пойму, куда ты клонишь.

— Ладно, мне еще подумать надо, завтра поговорим. Кстати, как твоя Зинаида поживает? Все рисует?

— А что ей сделается, рисует, — флегматично подтвердил Назаров.

Вдруг он что-то заподозрил и озабоченно посмотрел на приятеля:

— А при чем тут моя жена?

— Передавай ей привет, что-то давно не виделись, — спокойно продолжал Благодаров, не обращая внимания на вопрос.

И только отвернувшись в сторону, пробормотал себе под нос:

— Может оказаться, что очень даже при чем. 

Глава 3

Пока мы ехали в «БМВ», я пыталась угадать, куда же меня, собственно, везут. То, что к шефу, это понятно. Но вот кто такой этот самый шеф? Я, конечно, знала понаслышке клички и районы влияния самых крупных городских авторитетов, но, как всякий нормальный человек, старалась держаться от них подальше. Борьба с организованной преступностью ни в малейшей степени не входит в обязанности частных детективов. Впрочем, помогать преступникам у меня тоже не было никакого желания. После того, как мы проехали изрядную часть Заводского района, осталась только одна возможная кандидатура шефа — Кабан.

Штаб-квартира Кабана размещалась в одноэтажном приземистом здании на окраине города, обнесенном высоким глухим забором.

Когда машина подъехала к массивным металлическим воротам, они без видимых причин разъехались, освобождая нам дорогу.

Над воротами висела табличка: АОЗТ «Шторм».

Кабан, а это был именно он, сидел в большой комнате за обшарпанным столом, более похожим на обеденный, чем на канцелярский.

Был он среднего роста, сухощав и черноволос. Вид скорее озабоченный, чем свирепый. Лет около сорока пяти.

На стуле у стены примостился Троицкий с неизменным зонтиком между колен.

При моем появлении он встал со стула и церемонно представил:

— Анатолий Серафимович, позвольте вам рекомендовать Татьяну Иванову, знаменитого в наших краях детектива…

— Да заткнись ты, старый хрен, — грубо оборвал его Кабан, — я тебя уже наслушался.

Троицкий с поникшим видом опять занял свое место у стены.

— Садись, — кивком головы указал мне Кабан на ближайший к его столу растрепанный мягкий стул.

Несколько мгновений он буравил меня маленькими карими глазками, а потом визгливо спросил:

— Мне этот придурок напел тут про тебя, будто ты что хошь можешь отыскать со своей хиромантией. Это правда?

— Понимаете, Анатолий Серафимович, — осторожно начала я, но тут же была прервана.

— Да будет тебе! Серафимыч да Серафимыч. Оставь мово папашку в покое. Хоть и нехорошо про покойных, но сволочь был старик еще та. Скольки я от него натерпелся, вспоминать неохота, — неожиданно разоткровенничался Кабан.

— Как же мне вас называть? — слегка растерянно спросила я.

— Называй, как все, — кажется, он тоже был удивлен моей непонятливостью.

— А как это, как все? — продолжала допытываться я. Кабан начал сердиться:

— Ну, Кабан, как еще. Или это… Толян зовут тоже. Ты, в натуре, как маленькая все равно.

Внутреннее напряжение, нараставшее во мне с того момента, как мне позвонил Троицкий, внезапно пропало, и я неожиданно для себя и присутствующих громко захохотала.

Кабан, насупившись, смотрел на меня, решая, как расценивать мое поведение. В конце концов он, видимо, пришел к выводу, что все идет нормально, и сам захохотал, всплескивая руками и с грохотом ударяя ими по столу.

Троицкий смотрел на нас как на сумасшедших.