Игорь Христофоров - След Альбатроса (Танцы со змеями - 1) Страница 3

И Майгатов перестал бояться. Он опустил плексиглас, подсунул его лопатой под змею, провез метра полтора по палубе к леерам и, уже не обращая внимания на нервный, не доставший сантиметров с десять к его правой руке тычок головы, сбросил тяжелое, обмякшее тело за борт.

Последним быстрым взглядом отметил: на голове змеи сломан рог.

2

После стопки спирта, после жирного борща, сваренного из свиной тушенки и квашеной капусты, после пятнадцати традиционных минут подачи в каюты и умывальники пресной воды, которая хоть и пахла солью, но все же не жгла лицо при умывании, как морская, Бурыга ощущал себя умиротворенно. Он возлежал на боку в позе римского сенатора на ковре, постеленном поверх койки в анфимовской командирской каюте, и, перемежая слова сытыми отрыжками, басил:

- Хар-рошее у тебя "шило", Анфимов. А вот ты знаешь, почему спирт на флоте "шилом" зовут? Думаешь, от того, что пронзает, ежели саданешь? А ни хрена... Хошь, историю расскажу?

Анфимов с задержкой кивнул. Под плотным балахоном каютной жары он нестерпимо хотел спать и даже не понял, чему он кивнул.

- А история такая.., - и вдруг встрепенулся: - Слушай, а чего ты скрывал, что Майгатов - жлоб? Сразу ж видно: денег ему мало. В миллионеры захотел податься...

- Н-нет, не жлоб, - стер сон с лица мокрой ладонью Анфимов. - Был бы охоч к деньгам, бизнесовал бы. Полфлота этим занимается. А он всю зарплату отсылает. Часть - матери в Новочеркасск, часть - сестре на Украину, в Донецк, кажется. Она - мать-одиночка.

- Что: прямо всю зарплату отсылает? - привстал на локте Бурыга.

- Всю, - кивнул огненно-рыжим чубом Анфимов.

- А он откуда родом?

- Вроде как донской казак.

- То-то я гляжу - вредный. И усищи распустил. А чего у него нос такой вбитый?

- Боксом, вроде, баловался. Даже, говорят, не баловался, а мастером спорта был этого...

- СССР?

- Да-да. Но он вообще-то тихий. Жизнь просто заела. Знаете, как всякому нормальному человеку, хочется тишины, тепла, уверенности в завтрашнем дне, хорошей семьи...

- А он - тово?

- Н-нет, не женат... Господи, какая же жара здесь!

- Тебе - что? А я во: больше центнера. Одного пота за сутки с ведро выделяю... га-га-га-га, - гортанно посмеялся. - А эти дятлы сверху талдычат: стойте на "яшке"*) и ждите команды. Их бы сюда из Севастополя... Слышь?

Анфимов вздрогнул, разлепил короткие рыжие полоски ресниц. Наклонился щекой поближе к старенькому, дохленькому вентилятору, который гнал воздух, кажется, только для самого себя.

- Извиняюсь. Привычка. Адмиральский час все-таки. Весь флот спит, кроме вахты...

- Слушай, а что это за такая зараза была? А ну, вызови библиотекаря...

Толстый матрос с мятым-перемятым лицом принес пузатый энциклопедический словарь. Осоловелыми глазами последил за листающими страницы пальцами Бурыги, которые были скорее похожи на сосиски, чем на пальцы.

- Во, мля, харя эта, - ткнул ногтем в рисунок. - Гля, Анфимов.

- Похоже. С рогом, - подтвердил тот.

- Во: так и прозывается - рогатая гадюка. Та-ак, окраска... чешуя... грызуны... Слышь, мышами питается. Ее б на наших крыс натравить... Движется боковым ходом. Понял, почему Майгатов оплошал? Эта ж зараза не прямо ползет, а вбок, вбок...

По-стариковски прохрипел на переборке переговорный пульт "Каштана". Анфимов снял коричневый рожок микрофона, взвесил на -------- * "Яшка" ( жарг.) - якорь. ладони. Бурыга упрямо сопел над книгой, и его безразличное распаренное лицо подсказало Анфимову, что слушать придется ему. "Командир," - тяжело выдохнул он в горячий микрофон, и оттуда выкатились тяжелые, усиленные плохой связью до оперного баса слова:"Вахтенный офицер, та-ащ к-дир. По радиосвязи прошел сигнал "SOS". Координаты - одиннадцать миль от нас, ближе к берегу. Матрос говорит, что после "SOS" на английском радист прокричал что-то по-русски и смолк. Похоже, что судно наше российское. Пока на запрос не отвечает." Анфимов помрачнел. "А что по локатору?" "Есть на экране." "А ближе нас что: никого нет? Тут же судов, как машин на автобане." "Отметки есть на экране. Но ближе нас никого нет. Кто-то еще вот в милях в двадцати. Этот корабль... ну где "SOS", как бы в стороне от фарватера. На отшибе, вроде того."

Анфимов выглянул в щель между традиционной фанеркой и ободом иллюминатора. Глянцевой пленкой лежало синее до боли в глазах штилевое море. Из-за еле улавливаемого горизонта такой же натянутой до звона синей пленкой висело небо. В такую погоду? И сигнал "SOS"?

Анфимов оторвал взгляд от слепящей синевы, посмотрел на жирные капли пота на лысине Бурыги и сказал этим каплям:

- Товарищ капитан второго ранга, недалеко от нас российское судно терпит бедствие. Сигнал "SOS" получен. Прошу добро на съемку с якоря.

- Чего? SOS? - Бурыга с неожиданной для него резвостью сел, вбил похожие на толстые батоны ноги в сандалии. - А штаб? Может, запросить? Сдвинул глубокую борозду на лбу между выгоревшими бровями. - Ладно: по ходу запросим.

Он говорил еще что-то, но этого "ладно" было достаточно для Анфимова. Прижав рожок микрофона к пересохшим губам, он выдохнул давно уже лежавшие на языке слова:"Объявляйте боевую тревогу. Корабль экстренно к бою и походу приготовить..."

3

Итальянец был не похож на итальянца. Пепельно-русые, соломой лежащие волосы, бузгубый, рыбий рот, длинная, как у голландца или там у шведа, физиономия. И только глаза, крупные карие глаза, так похожие на маслины, лежащие на белом подносе лица, еще могли напомнить о южном солнце, о гондолах, карнавалах и прочем, что символизировало Италию.

- Он - из Ломбардии родом, - отпарировал высказанные вслух сомнения генерал, начальник управления. - А Ломбардия долго входила в состав Австрии. Так что парень не без немецкой крови, хоть и зовут его,.. - отнес снимок от дальнозорких, поблекшей синевы глаз, - Паоло...

Иванову довод понравился. Не нравилось другое: что опять прийдется работать с иностранцем. Такое впечатление, что, как только на его плечо упала звезда капитана Федеральной службы контрразведки, так его перевели в какое-нибудь посольство за рубежом. Хотя никуда из Москвы он не уезжал, а так и оставался в своем родном управлении. И работа была та же - наркотики. Но время надломилось, мир стал меньше и теснее, и то, чем раньше с экранов кинотеатров нас пугали, когда показывали американских гангстеров, сошло с этих экранов на наши улицы. И уже не хватало времени на какого-нибудь давно немытого, пропахшего плацкартами поездов пацана, везущего из днепропетровских степей в Питер или в Москву мешок маковой соломки, потому что пацан этот был слишком мелкой рыбешкой по сравнению с теми китами, что уже начинали бороздить просторы наркобизнеса. А вокруг китов шустыми лещами да щуками заюлили американцы и пакистанцы, итальянцы и заирцы. Одни везли на свой страх и риск то в чемоданах с десятью днами, то в желудках, другие гнали целые партии в транзитных контейнерах.

Итальянец не относился ни к первым, ни ко вторым. В Москву он привез три миллиона долларов наличными. "Баксы" хранились в огромном, непонятно как собранном станке, который он сопровождал на выставку, но брать его было нельзя. Итальянская полиция передала его нашим эмвэдэшникам из рук в руки, потому что деньги шли "белые" - от наркобизнеса, - шли на "отмыв" в Россию, где это можно было сделать в миллион раз быстрее и легче, чем в любой другой стране мира.

Контрразведку подключили к этому делу сразу, и вот теперь Иванов изображал из себя клерка из совместного российско-итальянского предприятия, которого на самом деле и в природе-то не существовало, сидел в душной "стекляшке" за столом, заваленным буклетами, и вел наблюдение за блондином Паоло. А тот в таком же стеклянном закутке напротив скучал возле своего "Троянского коня", набитого "баксами", и изредка вскакивал, если какой-нибудь шальной посетитель проявлял интерес к его неподъемному монстру.

Каждое такое вскакивание сопровождалось щелчком в левом ухе Иванова. "Жучки" терпеливо впитывали и впитывали в себя сложную смесь итальянских, английских и русских слов, но помочь пока не могли. Никто из тех, кто забредал в закуток Паоло, на связника не "тянул". Во всяком случае, ни у Иванова, ни у соседа-майора из милиции, тоже красиво упакованного под валютного клерка, профессиональное чутье ни разу не подало сигнала.

А шел уже последний выставочный день. По правилам Экспоцентра, он заканчивался всегда в полдень, но многие уже с утра начали упаковывать товары, на которые они искали оптовых покупателей. Полки пустели с такой скоростью, словно по павильону временами проносился ураган. Выставка поблекла, потеряла свои яркие краски, превратилась в шумный вокзал. Буклеты, проспекты и наклейки, которые еще пару дней назад вручались нашим зевакам с видом даримых бриллиантов, мусором валялись по проходам. Праздник закончился, но все были так радостно возбуждены, точно он только начинался для коммерсантов. И лишь Паоло грустил возле своего стального монстра, который еще не нужно было упаковывать. По плану выставки загнать его обратно в контейнер должны были работяги-грузчики где-то через пару часов.