Генрих Боровик - Артём Страница 30

У Артема была особая манера общения: сочетание пылкости и мягкости. Он никогда (во всяком случае, в беседах со мной) не повышал голоса. Но тут вскрикнул:

- Этого же никто не понимает! Об этом необходимо писать!

Сам он умел выслушивать, понимая.

Мы назначили следующую встречу на весну 2000 года. Я приехал в Москву в начале марта и решил сначала сделать церковные дела, а встречу с другом оставить на "сладкое". Наконец у меня выдался свободный вечер, я уже собирался звонить Артему. Но включил телевизор и из программы "Время" узнал о его трагической кончине.

Когда уходят в иную жизнь такие люди, как Артем, мир становится темнее.

Он освещал окружающее радостью и человеколюбием, состраданием и знанием, горением ума и сердца. Надо надеяться, что соратники Артема сохранят его свет и продолжат его дело.

Да упокоит Господь душу раба Своего Артемия в селениях праведных.

Наташа Дарьялова ЧЕЛОВЕК БЕЗ МАСКИ

Совсем, кажется, недавно, под Новый, 2000 год, в Центре международной торговли празднично, шумел бал-маскарад прессы. Меня кто-то дружески полуобнял за плечи. Я обернулась навстречу широкой улыбке человека в маске. Но маска не могла скрыть такую узнаваемую, по-детски открытую улыбку Артема, Темы Боровика.

Мы редко виделись, слишком разными были маршруты наших путешествий, слишком стремительными графики жизни, но, когда встречались, Тема расспрашивал, поздравлял, сочувствовал - со своим неизменным теплым человеческим интересом, умением порадоваться чьим-то ещё успехам.

- Наташа, давай съедемся, потолкуем - это неправильно, что мы так редко встречаемся, - предложил он.

- Давай, конечно, на днях созвонимся. Родителям привет...

По-другому распорядилась жестокая судьба. И когда была я на горестной встрече - похоронах, а потом на поминках, сквозь слезы смотрела на заплаканные лица Галины и Генриха, Маришки и Вероники и многих-многих близких, - мне все казалось, что вот-вот полуобнимет меня за плечи Тема, улыбнется - и закончится этот мрачный маскарад, нелепая шутка, - так невероятны, неправдоподобны были эти похороны, в таком противоречии со всем его существом - жизнелюба, победителя, творца.

А перед глазами - стойко - его улыбка. Он ещё мальчик, ему лет десять, мы с нашими родителями - а вернее, они - с нами, детьми - в солнечном Коктебеле, в Доме творчества писателей. Я думаю, меня, Маришку и Артема роднило наше уникальное везение - счастье родиться в наших семьях. И не потому вовсе, что знаменитые родители, а потому, какие люди, какие семьи и какие в них отношения. Нас воспитывали в требовательной любви и в хорошей строгости, и помимо наших детских игр мы обожали проводить вечера с нашими родителями, участвовать и в их всегда веселых, интересных застольях с анекдотами, шутками, песнями и - с серьезными глобальными дискуссиями. Помню, весь Коктебель любовался Галей и Генрихом - этой по-королевски статной, высокой и жизнерадостной парой с приветливыми доброжелательными детьми. Приятно видеть, когда красивые люди так любят друг друга. Это нужная всем инъекция мечты в реальность, и чем больше доза, тем лучше всем окружающим - а вдруг такой и должна и может быть реальность, а все остальное - неправда, накипь?

Тема Боровик легко узнавался даже в карнавальной маске, потому что на самом деле он был человеком без маски, рыцарем с открытым забралом. Он и к друзьям, и к врагам всегда поворачивался лицом. Он был надежным другом и надежным врагом. Ни друзья, ни враги не видели его спины.

Для него не было границ - ни географических, ни социальных, не было грани между реальным и невозможным - все ему удавалось - во всех уголках мира, в пространстве между обычной мирной жизнью и военной опасностью, между радостями семьи и дружбы и угрозой мщения за раскрытие "совершенно секретных" преступлений. Его издательский дом набирал популярность, его мир рос, его вселенная расширялась. Помню свое приятное удивление, когда увидела его в Нью-Йорке на Си-би-эс, одном из центральных каналов огромное достижение, ведь на американское телевидение иностранцев практически не допускают. А он легко и бесстрашно вел зрителей и по подземным карцерам тюрем КГБ, и по военным полям Афганистана, и по уже новой, очнувшейся от спячки Москве, он соединял разные страны, разные миры и мировоззрения.

Все ему удавалось. Только вот не удалось пожить подольше. Так ярко он полыхнул несправедливо короткой, но такой насыщенной, такой талантливой жизнью! Страшна боль утраты. Но я верю: наши близкие не исчезают бесследно - они просто обретают некую недоступную нашим физическим ощущениям форму - ведь не можем мы разглядеть невооруженным взглядом ультрафиолетовые лучи, например. А они есть. Они точно есть. И близкие наши не совсем покинули нас. Они тоже есть. В огромной Вселенной, которая все время расширяется, отодвигая границы, преодолевая барьеры. Они просто отлетают в Вечность, из которой пришли, и они по-прежнему с нами, ещё больше вдохновляя и нас, оставшихся, отодвигать границы, преодолевать барьеры и освобождаться от масок лжи, ненависти, гордыни, являя миру и друг другу лица, освещенные улыбкой.

Николай Доризо "Он мог родиться только в этой семье..."

В последнее время мы все чаще и чаще стали провожать наших друзей на кладбище, друзей, которые ещё вчера были настолько живыми, что их внезапный уход буквально ошеломил нас своей неожиданностью. Артем Боровик - такой молодой, талантливый, жизнелюбивый, казалось бы, неиссякаемо трудолюбивый, и вдруг?..

Еще вчера никак не думалось о возможности его трагической смерти, а сегодня события его жизни внезапно выстроились в такой ряд, что начинаешь понимать, что где бы он ни был, все эти годы он мужественно ходил по краю жизни, что все время летел этот самолет, уносящий его к гибели. Летел, взорвался, и это было предназначено.

На войне смерть солдата, какою бы порой случайной она ни была, всегда неслучайна.

Молодой писатель - журналист, которому довелось родиться в мирные дни, в столице, родиться талантливым, родиться в благополучной, преуспевающей семье, которая со дня его рождения не только не мешала его таланту, а как бы за руку вела его талант к успехам, к совершенству. Счастливая судьба?

Говорят, что солдатами не рождаются. Он родился солдатом-фронтовиком и погиб, как солдат-фронтовик. Но только тогда, когда разбился этот едва взлетевший самолет его судьбы, в мирное время мне стал так зрим, так ощутим солдатский подвиг всей его фронтовой жизни. Я стал лучше понимать связь всех событий этой жизни.

Герой Советского Союза генерал армии В.И. Варенников в предисловии к книге Артема "Спрятанная война" пишет: "Мне неоднократно доводилось встречаться с ним в различной обстановке, и должен сказать, что материалы для своих репортажей и повестей он собирал не в Кабуле, а в районах боевых действий; бывал на сторожевых заставах, летал на истребителе, ходил в ночную засаду со спецназовцами под Джелалабадом и всегда стремился в самые "горячие" точки Афганистана. Потому героями его повестей являются реальные солдаты и офицеры 40-й армии с их мыслями и чаяниями, неоднозначным отношением к этой войне и своей миссии в Афганистане".

Та же фронтовая дорога, что и в Афганистане, неожиданно для всех его друзей мобилизовала и позвала его в ряды армии США, не только, по словам Артема, "еще не остывшую от войны во Вьетнаме", но ещё не остывшую и от "холодной войны" с Советским Союзом, поступок, исполненный дружелюбия к американскому народу.

Когда думаешь обо всем этом, начинаешь понимать, что Артем Боровик мог родиться только в той семье, в которой он родился, а ни в какой другой. Его отец - блистательный журналист, писатель, драматург Генрих Боровик в давние годы подружился с Хемингуэем, общение с которым вызвало к жизни увлекательные, с любовью написанные страницы Генриха Боровика об этом великом писателе. Не от отца ли перешло к сыну это понимание писательского долга? Я убежден, что образ Хемингуэя - мужественного солдата, писателя-интернационалиста - пришел в детские годы Артема и не покидал его всю жизнь.

Отца Артема связывала тесная дружба с другим замечательным писателем, Константином Симоновым, который, думаю, с детских лет тоже был духовным наставником Артема. Понимание Артема, понимание его судьбы пришло ко мне вместе с дружбой с его родителями, с которыми я участвовал в автопробеге Москва-Неаполь, организованном Советским комитетом защиты мира.

Долгая совместная дорога - строгая проверка человеческих качеств, проверка усталостью, раздражительностью, вызванной бытовыми неудобствами, порою мелочными, однако больно ранящими людское самолюбие. У нас была замечательная дорога, замечательно дружное общежитие. Мы смотрели друг на друга добрыми глазами. Драматурги Ада и Петя Туры, мой друг поэт Евгений Долматовский, кинорежиссер Станислав Ростоцкий - все мы жили одной семьей, душою которой была чета Боровиков, Галя и Генрих. Это были по-настоящему интеллигентные, доброжелательные люди, что не так часто встречается в нашей писательской среде. Галя - женщина умиротворяюще спокойной доброты. Генрих, выросший в театральной среде - отец его был главным режиссером одного из театров оперетты, - прекрасный, остроумный рассказчик...