Сергей Ермаков - Москву ничем не удивишь Страница 30

— Я не знаю в чем ты меня подозреваешь и кто наклеветал тебе на меня, — обиженно произнесла Вика, снова переводя взгляд полный уверенности в своей правоте, на мужа, — но знай, что ты очень больно обидел меня, потому что я всегда была верна тебе и никогда не изменяла! Ты что решил меня таким вот способом проверить? Поставить перед фактом? Притащил какого-то бомжа, повесил его тут? Зачем? Скажи, зачем?

В душе Хорьковского зародилось смятение — а вдруг и правда Алмаз что-то напутал или просто захотел выбить его из колеи, а он в порыве ревности наделал глупостей?

— Я не бомж, я телеведущий Матвей Спичкин… — опять подал голос пленник.

— Заткнись! — в два голоса прикрикнули на него и Виктория, и Хорьковский.

Им нужно было по косточкам разобрать сложившуюся ситуацию. Виктория поступила по-женски правильно, сыграла беспроигрышным козырем — она зарыдала, отвернувшись к стене. Плечики её тряслись, фигурка вздрагивала и Хорьковский понял, что потерять её для него означает лишиться очень многого — в прямом и переносном смысле — ведь при разводе состояние придется делить напополам.

— Ну-ну, — произнёс Хорьковский, успокаивающе положив руки на плечи жене.

Она тряхнула плечами и скинула его руки. Теперь вроде бы как сам магнат остался виноват — поверил гнусному навету на верную жену. И тогда Спичкин решился на последнюю попытку, чтобы его узнали, он напрягся, собрал все силы в кулак и бодрым голосом ночного ведущего затараторил:

— Доброй ночи, доброй зимней ночи, дорогие мои неспящие радиослушатели! За окном идет снег, у нас идет эфир, с вами сегодня до утра ваш любимчик — Матвей Спичкин!

С этого спича известный радиоведущий всегда начинал свой ночной эфир и спич этот навяз в ушах у всех, кто слушал его передачи. Виктория узнала его голос, перестала плакать и повернула голову.

— Заткнись, полудурок! — приказал Матвею магнат.

Но Виктория еще раз внимательно пригляделась и увидела в опухшем и посиневшем лице знакомые черты известного телеведущего. А голос, который она услышала, не мог быть подделкой — нота в ноту звучало. Вариантов могло быть только два — либо на дыбе висел Матвей Спичкин, либо известный пародист Максим Галкин. Но на Галкина избитый субъект был совсем не похож и Виктория убедилась, что это и есть её любимый телеведущий. Она не удержалась и хлопнула в ладоши. Определенно ей везло в последнее время на встречи со знаменитостями. Только вот представали они перед ней всё больше в непрезентабельном виде.

— Мама моя! — с удивлением произнесла Вика. — Да ты и правда Матвей Спичкин!

Она наконец-то признала его.

Владик возвращался домой с початой бутылкой импортного пива в руке в настроении бодром и веселом, немного поддатом с виду слегка потрепанном, но с жизнерадостной маршеобразной песней в душе, а иначе как — ведь только прибыв, он зацепился в столице по полной программе: жильем в первый же день обзавелся у родни в хорошей квартирке почти в центре, работу нашел не пыльную и весьма денежную. И опять же, сразу же любовницу ему счастливый случай подкинул богатую. Мало того, что она с ним время проводит, так еще и денег ему подкидывает за раз столько, сколько за сколько он на поганой автомойке месяц должен пахать.

Жизненные перспективы рисовались Владику в самых радужных красках, поэтому он беззаботно насвистывал веселую мелодию, проходя мимо открытых ворот дома Татьяны, подошел к подъезду, чтобы нажать на сигнал видеодомофона, но в это время двери подъезда от сильного удара широко распахнулись, едва не влепив Владику по лбу и оттуда быстрым шагом вышел сначала мужчина, пахнущий дорогим парфюмом с лицом злым и глазами печальными, а за ним, едва протолкнувшись в двери, проследовали два мордоворота, которые тащили на руках безжизненное тело какого-то лысого человека.

— Перепил чувачок? — весело спросил у мордоворотов Владик, уступая им дорогу.

Но громилы не удостоили его ответом и даже не взглянули на него, загрузили лысого в джип, а сами уселись в свои машины мужчина, который вышел первым — в черный «Мерседес», а мордовороты в огромный черный джип, завели моторы и выехали со двора. Владик придержал двери подъезда, чтобы они не захлопнулись, но заметил, что теперь дверь и не захлопнется — замок от удара вылетел. Он зашел в подъезд, подошёл к лифту, шагнул в него, нажал на кнопку нужного этажа и поднялся к квартире Татьяны. Ему хотелось улечься на диване и хорошенько выспаться, ведь вечером ему нужно было снова идти в клуб работать.

Первое, что насторожило Владика, когда он вышел из лифта была приоткрытая дверь Татьяниной квартиры. Он на цыпочках подошел к ней, приставил ухо к щели и прислушался. Ни звука не доносилось изнутри — тишина. Тогда он легонько толкнул дверь пальцами, створка приоткрылась и Владик заглянул в коридор. Никого не увидел. Тогда он решил, что Татьяна просто забыла закрыть двери, успокоился, с видом хозяина вошел в коридор и крикнул:

— Тук-тук, кто-нибудь дома?

Никто ему не ответил, тогда он разулся, прошёл в зал и увидел сидящую на диване Татьяну, которая обхватила голову руками и не шевелилась. Владик присел перед ней, посмотрел в её глаза, которые словно остекленели и смотрели вперед перед собой.

— Э, сестренка, ты живая? — спросил он.

Татьяна перевела взгляд на Владика. Голос родственника доходил до неё как сквозь густой и плотный туман. Голова гудела колоколом и подташнивало.

— Что случилось? — спросил Владик. — Где все?

— Кто все? — удалось выдавить из себя Татьяне.

— Ну, отец твой, Алмаз, где они? — уточнил Владик.

Татьяна на этот его вопрос отвечать не стала, а задала свой:

— Хорошо погулял?

Владик по-своему понял удрученное состояние Татьяны — конечно, она за голову держится, ничего не соображает, видимо с перепою.

— Будешь пива? — предложил он, протянув бутылку ей. — Я только пару раз глотнул. Выпей — сразу полегчает.

Татьяна от предложения отказалась и тогда Владик стал рассказывать как хорошо он погулял, как после эротических упражнений в тренажерном зале Вика высадила его возле клуба, где он подвизался работать, как он зашел туда с видом старожила и присоединился к компании своих коллег, которые разминались пивком с креветками.

— Представляешь они все кто с Белоруссии, кто с Украины, кто из Воронежа, — с восторгом рассказывал он, глотая пиво, — ни одного москвича нет, все приезжие…

Он присел на диван рядом с Татьяной еще долго рассказывал, попивая пиво о том как «пацаны поднимаются — за год квартиры себе покупают», Татьяна практически не слушала его, но Владику, похоже, это не слишком мешало, он любовался своей удачливостью, как павлин хвостом до той поры пока в коридоре не раздались шаги и голос Краба.

— Татьяна, что случилось? Почему дверь открыта?

Владик решил этот вопрос уладить, поднялся с дивана, вышел в коридор и увидел, что Краб прибыл ни один, а с продюсером Захожиным.

— А я тоже пришел и дверь была открыта, — сказал Владик, — Татьяна чё-то молчит, голова у неё болит с похмелья…

— С какого похмелья, что ты бредишь? — спросил Краб, отодвинул Владика и прошел в зал, где сидела Татьяна.

Он сразу же понял, что не всё благополучно, что что-то нехорошее опять произошло, присел рядом с Татьяной и спросил что случилось? Татьяна ответила, что пришел Алмаз, она открыла ему двери, в квартиру ворвались какие-то вооруженные пистолетами люди и утащили с собой Матвея Спичкина.

— Милиция что ли? — спросил Краб, засунув большие пальцы рук за пряжку армейского ремня на которой был изображен барельеф герба Советского Союза. — Они в форме были?

Краб всегда когда нервничал и злился крутил эту тяжелую толстую пряжку армейского ремня, который носил когда еще был молодым морпехом и с которым, окончив службу, никогда не расставался. Татьяна, которая старалась одевать отца модно пару раз пыталась выкинуть этот ремень и убедить отца купить что-нибудь современное, стильное, а не этот анахронизм с гербом развалившейся страны, но Краб ни за какие коврижки со своим ремнем расставаться не хотел, да еще и чистил его утрам пастой Гоя.

— Нет, все эти люди были в гражданском, — ответила на вопрос отца Татьяна, — но я их толком и разглядеть не успела, один здоровый такой меня схватил и я головой ударилась о дверной косяк, чуть все мозги себе не вышибла. Голова до сих пор болит. А потом они уходили и их главный сказал, что я им не нужна. Тогда один из мордоворотов хотел меня застрелить, уже курок взвел, но тот вернулся и остановил его. Я думала, что умру со страху.

— Что ж такое? — сердито сказал Краб. — Нельзя дочь одну в квартире оставить! Надоело мне всё это! Давай, плюнем на все и будем собираться в Турцию, гори здесь все синим пламенем!

— Давно пора, — поддакнул Захожин.