Сергей Ермаков - Москву ничем не удивишь Страница 31

— Что ж такое? — сердито сказал Краб. — Нельзя дочь одну в квартире оставить! Надоело мне всё это! Давай, плюнем на все и будем собираться в Турцию, гори здесь все синим пламенем!

— Давно пора, — поддакнул Захожин.

— Куда я теперь поеду, у меня наверное сотрясение мозга и синяки по всему лицу? — ответила Татьяна. — Я сижу-то с трудом…

— Ты приляг, — посоветовал Захожин, — тебе теперь покой нужен.

— С вами всеми покой мне может только сниться, — ответила ему Татьяна, но все же прилегла на подушку на диване.

— Нам всем отсюда надо уезжать, — сказал Захожин, — пересидеть какое-то время в пансионате за городом. У меня есть там человек, хозяин этого заведения, никто не будет знать что мы там. Потому что Насосов, я знаю — он это дело так не оставит, он такой пощечины по своей физиономии не простит. А вы завтра прямо оттуда и поедете в аэропорт и улетите в Турцию.

— Вообще ничего не пойму, — сказал Владик, — чего случилось-то?

Краб повернулся к нему и спросил:

— А ты почему не в Балашихе? Давай-ка собирайся и двигай к месту жительства, которое тебе нашли. Не видишь что ли — без тебя забот хватает?

Владик приосанился, как Конёк-Горбунок показав, что ему обидно слышать несправедливые такие слова и ответил:

— Никуда я не поеду! Не могу я вас бросить в неприятностях! Я же ваш родственник!

— Спасибо за самопожертвование, да только неприятности у нас с Татьяной как раз и начались с твоим появлением, — ответил ему Краб.

— Но я-то тут при чём? — возмутился Владик. — Из-за меня что ли неприятности? Из-за Алмаза у вас неприятности и из-за этого телеведущего Матвея Спичкина неприятности! А я неприятностей вам никаких не сделал! Я между прочим и триста баксов сейчас уже могу Татьяне вернуть, которые она мне на первое время давала!

Он полез в карман, достал оттуда купюры, но увидел, что от тех трехсот «зеленых», которые ему безвозмездно ссудила Виктория осталось меньше половины. Как-то быстро тратились деньги в Москве — туда-сюда, пиво, креветки, такси и вот, как песок сквозь пальцы денежки утекли. Он попытался вернуть хотя бы сто баксов, но Татьяна не взяла, сказала, что когда будут триста, тогда и отдаст триста. Краб присел к Татьяне на краешек дивана и спросил:

— Так, говоришь, этих людей, которые Спичкина забрали, Алмаз с собой притащил?

Магнату Хорьковскому телевизор смотреть было некогда, а по радио он слушал только новости, поэтому никакого Матвея Спичкина не знал. Потому то, что его жена якобы признала в пленнике висящем на дыбе, который сам признался что он Владик, какого-то известного паяца, возбудила в Хорьковском новую волну ревности — ему показалось, что из него дурака делают, пытаясь запутать.

Ведь когда магнат ворвался в спальню, где дрых этот субъект, пленник сам ему сознался, что он Владик. И теперь вот Виктория зацепилась за его версию о том, что он какой-то там телеведущий и выгораживает своего любовника, лишь бы оставить своего мужа в идиотском положении!

— Не делай из меня дурака! — вскипел магнат и кулаки его сжались. — Это никакой не телеведущий, это самый настоящий Владик!

— Я вообще не знаю откуда и что ты взял про какого-то Владика! — в ответ закричала на него Виктория. — Приснился тебе он что ли, пока ты из Сибири в Москву летел?

— Сегодня утром один мой знакомый человек видел как ты сидела у Владика на коленях, а он щупал тебя за все места! — выпалил Хорьковский. — Я всё знаю, можешь не отпираться даже!!! Знаешь где я обнаружил этого субъекта? В квартире певицы Татьяны, где вы вместе с ним забавлялись!

— Ни у какой Татьяны я сегодня не была, — сказала Виктория.

— Я вашу жену не знаю! — подал голос Матвей. — Я здесь у вас её в первый раз увидел!

— Закрой пасть! — прикрикнул на него Хорьковский. — Мне всё рассказал певец Алмаз, который тоже был у Татьяны и видел как вы миловались с Владиком! Ну, скажи мне что это неправда!

— Это неправда! — сразу же ответила Вика.

Но магнат не поверил. У жены магната больше не нашлось слов, чтобы убедить мужа в том, что он ошибается, ей осталось только хмыкнуть и отвернуться к стене, чтобы быстренько придумать логичную отговорку. А Алмаз-то какой гнусный человечишка оказался — побежал всё мужу её рассказывать! Вот уж не ожидала Вика, никак не ожидала! Ей нужен был тайм-аут.

— Почему ты изменяешь мне? — жалобно спросил магнат, сменив ярость на жалобный тон. — Чего тебе не хватает? Ты изменяешь мне потому что у меня маленький пипин?

— При чем тут твой пипин? — не выдержала Вика. — Мне не хватает от тебя элементарного внимания! Ты все время занят, ты все время в разъездах!

Своими словами она вдруг сама же косвенно призналась в своей измене. То есть она как бы сказала, что изменяет ему потому что обделена вниманием. До него дошло — раз у Вики есть к нему претензии, значит, всё, что сказал ему Алмаз о любовнике — чистая правда! Значит, Вике не хватает внимания, значит, она ищет внимания на стороне, значит, беззаботная жизнь наскучила ей и захотелось чем-то или кем-то заполнить свободное время. Она не хотела этого, слова сами вырвались, потому что она никак не ожидала такого скорого предательства и таких быстрых разборок. Хорьковский побледнел.

— Я осыпал тебя золотом и бриллиантами! — закричал он в бешенстве. — Я подарил тебе беззаботную жизнь! И вот твоя награда для меня — рога, как у лося!? Я убью его! — вскипел магнат и выхватил из-за пояса брюк пистолет.

— Мама!!! — вскрикнул Матвей Спичкин.

Ему в этот момент даже волосатые, как шимпанзе зеки с наколками на груди показались не такими уж страшными. Хорьковский взвел курок и направил ствол оружия прямо в голову Матвею Спичкину, который несмотря на боль в плечевых суставах стал дергать ногами, пытаясь вырваться. И тогда Вика своей грудью закрыла Спичкина от выстрела, расставила руки в стороны и крикнула:

— Не стреляй, это же не Владик!

И тогда до Хорьковского очень ясно дошло, что Владик на самом деле существует, раз Вика призналась, что тот кто висит на дыбе не Владик, значит, Владик должен быть в другом месте, раз его тут нет и значит Алмаз не соврал, значит, Виктория сидела на коленях у молодого похотливого самца, а он лапал её за грудь своими лопатами. И так стало больно и обидно магнату, что рука его с пистолетом без сил опустилась, голова накренилась и ему стало все в жизни безразлично.

Он всегда думал, что жены изменяют только неудачникам, аутсайдерам жизни, с которыми рядом находится стыдно, а таким как он — преуспевающим бизнесменам жены не могут, не имеют права изменять, ведь всё для них делается. А оказалось-то, что всё наоборот! Русская женщина неудачника своего алкаша-горемыку жалеет, мучается с ним и бросить не может — как же он без неё пропадет. А он её лупит почем зря, срывая зло на никчемную свою жизнь, а она его еще больше жалеет. А удачливого, да богатого чего жалеть — он по жизни твердо ступает, сам выкарабкается.

Виктория, ляпнув про Владика и сама поняла, что окончательно и бесповоротно прокололась. И зачем только она полезла закрывать Спичкина своим телом? Просто не хотела, чтобы муж совершил непоправимое, а сама это самое непоправимое и ляпнула сдуру. Надо было отпираться до последнего, даже если бы Хорьковский её с Владиком застал в пикантной позе, надо было отпираться, как в анекдоте: ты кому больше веришь — мне или своим глазам?

— Как это мерзко… — негромко произнес магнат, присаживаясь на пожарный ящик с песком.

Вика не знала что ответить, но женская мудрость подсказывала ей, что сейчас не время отпираться, а время молча и гордо выпрямиться, как человеку, которого несправедливо обвинили. Так она и сделала. Хорьковский посидел немного, а потом встал и сам от дыбы отвязал Матвея Спичкина. Тот рухнул с дыбы на деревянный пол ухоженного гаража магната и растянулся на нём во весь рост.

Хорьковский отошел в сторону, стараясь не встречаться взглядом с женой, которая практически призналась ему в своем прелюбодеянии. Матвей стонал на полу, магнат молчал и тогда Виктория, подумав, что время пришло, попробовала объясниться, стала что-то говорить о том, что любит она одного только Хорьковского и что он самый лучший мужчина на свете, но он попросил её ничего не говорить и оставить их с Матвеем вдвоем. Вика развернулась и стремительно ушла, обидевшись на мужа, который не захотел её выслушать.

Хорьковский подошел к шкафчику на стене, достал оттуда початую бутылку коньяка, отвернул пробку, хлебнул, потом подошёл к лежащему на полу Матвею и присел рядом с ним оперевшись о стену спиной. Спичкин опасливо покосился на магната и попытался отползти. Но Хорьковский протянул ему коньяк, мол, выпей. Матвей отказываться не стал. После того как он оказался практически в пасти смерти, ему и самому захотелось выпить. Умирать легче в забытьи. Спичкин присел рядышком с магнатом, плечо к плечу, глотнул коньяк и сморщился от боли — губы его телохранители Хорьковского разбили в кровь.