Хуан Мадрид - Прощай, принцесса Страница 30

Потом наступил момент, когда погасли огни и уже должна была начаться опера, но никто больше в ложу не пришел. Я сидела как на иголках, думая, что перепутала время. И даже решила, что мне скорее всего следует уйти. Но как только стал раздвигаться занавес и оркестр заиграл начало увертюры, дверь отворилась, и вошел Фелипе, окруженный несколькими незнакомыми мне людьми. Я хотела было встать, но он мне не позволил, положив руку на плечо и одновременно с этим сказав «привет», потом наклонился, чтобы поцеловать в щеку. Я не могу вспомнить, произнесла ли я тоже в ответ «привет», потому что… Честно говоря, я просто этого не помню. Но зато прекрасно помню, как он приблизил губы к моему уху и прошептал: «Я рад, что ты пришла».

Весь первый акт я просидела в совершенном смятении, буквально в полуобморочном состоянии и, кажется, ни разу не шевельнулась. Я внимательно смотрела на сцену, но не помню абсолютно ничего из того, что там происходило. Я сама себе мысленно пообещала, что буду держать себя иначе — то есть постараюсь показать себя такой, какая я есть. Хочу надеяться, что мало-помалу мне это удалось.

Когда закончился первый акт и зажегся свет, публика в зале поднялась на ноги и начала аплодировать его высочеству. Он ответил на приветствие легким поклоном. После этого была задвинута портьера, отделившая нас от зала. Вошли два официанта с подносами, на которых стояли аперитивы, бокалы с разной выпивкой, кофе и чай. Фелипе спросил, не хотела бы я чего-нибудь выпить, а я поблагодарила его и ответила, что не отказалась бы от бокала шампанского, и он взял один для меня и один для себя. Он представил меня своим друзьям, которые, как оказалось, тоже были на празднике у Педро. Двое ближайших друзей принца были очень хороши собой и обладали особым шармом. Один из них, американец Стюард, учился вместе с его высочеством, другой, Альберто, был венесуэльцем очень знатного происхождения.

Мы болтали обо всем — о мотоциклах, опере, журналистике и шампанском, которое, как выяснилось, всем нам очень нравилось. Альберто сказал, что его семья владеет прекрасным островом всего в двадцати милях от венесуэльского берега, и пригласил нас туда. Принц посмотрел на меня и произнес: «Мы должны поехать, правда ведь? Это настоящий рай». Я с улыбкой ответила, что готова отправиться туда, когда ему будет угодно. Потом он спросил, не соглашусь ли я поужинать с ними в «Доме Лусио», и я ответила, что конечно хочу, а он начал с восторгом расписывать еду, которую готовит Лусио, — какая она простая, настоящая испанская, все продукты натуральные, именно это ему и нравится. В самом деле он был очень далек от всякого рода вычурности и фальши.

Все было прекрасно, я участвовала в общем разговоре на равных и потихоньку успокаивалась, с каждой минутой чувствуя себя все более счастливой.

Но я должна прерваться сейчас, так как страшно хочу спать. Продолжу в другой раз.

Содержание следующих страниц как-то ускользнуло от моего внимания. Думаю, в какой-то момент меня просто сморил сон.

В тот день Кукита был свободен, и я пригласил его на ужин в «Винный погребок» на улице Аугусто Фигероа, чтобы отпраздновать мой новый контракт. Мы уселись за столиком в глубине зала и заказали свои любимые блюда: Кукита выбрал свиную отбивную с кровью, а на гарнир взял печеную картошку, я же ограничился писто.[13] Сын Анхеля сразу же принес нам тарелки с салатом и кувшин вальдепеньяса, и мы спокойно попивали его. В заведении было еще довольно много свободных мест, хотя, как мы знали, в более поздний час, после половины одиннадцатого, оно бывает забито до предела. Это был отличный ресторанчик, славившийся, кроме прочего, вполне умеренными ценами.

Мы с Кукитой далеко не в первый раз здесь обедали. Когда нам хотелось отпраздновать что-нибудь, мы непременно отправлялись в «Винный погребок». В тот раз на мне был абсолютно новый костюм, который всего за три часа сшил мне Хуанг-Китаец.

Закончив читать копию дневника Лидии, я в очередной раз набрал номер Асебеса — к сожалению, с тем же результатом, что и раньше: его телефон был все так же выключен. Потом я позвонил домой Элене Ортуньо. Она взяла трубку, и я услышал ее голос — холодный, как мрамор могильной плиты. Мы договорились встретиться следующим утром в одиннадцать часов в кафе-кондитерской на площади Пуэрта-дель-Соль в верхней части Ла-Мальоркины.

Именно тогда я решил сшить себе новый костюм — ведь единственному моему костюму уже исполнилось пять лет. Я позвонил Хуангу. Этот китаец привозил контрабандные ткани из своей страны, выдавая их за английские. Надо сказать, что в качестве они им не уступали, зато стоили гораздо дешевле. У Хуанга были все мои мерки, и я сказал ему, что костюм мне нужен к нынешнему же вечеру. Он явно обрадовался и заверил меня, что заказ будет исполнен в срок. Потом спросил, не растолстел ли я с тех пор, как он снимал с меня мерки. Я ответил, что остался таким же, как прежде, он уточнил, не нужны ли мне рубашки, я ответил, что пока нет. Тогда он пришлет мне к назначенному часу домой костюм и запасные брюки, и все это будет стоить десять тысяч песет.

Мы с Кукитой болтали, вспоминая самые яркие партии, в которых оба принимали участие, иногда мы уходили с выигрышем, а иногда и проигрывали, правда, второе случалось гораздо чаще. Кукита довольно быстро перевел разговор на свою любимую тему — он заговорил о женщинах и начал развивать собственную теорию о том, что в последнее время происходит с испанками. Согласно его выводам, воинствующий феминизм превратил их в существа холодные, нервные и не способные к нежности.

— Тони, они не желают обнять тебя, не говорят слов любви, не заботятся о тебе, они не могут создать домашний очаг. Эти бабы вкалывают как настоящие мужики и говорят только о проблемах на работе. Они впитывают подобную манеру поведения с молоком матери, Тони, а вот латиноамериканки… это совсем другое дело, Тони. Вот настоящие женщины от затылка до кончиков пальцев на ногах — ласковые, добрые, нежные…

Я прервал старого друга:

— Хочешь поработать на меня, Кукита? Сразу говорю, деньги есть — адвокат за все платит.

Я достал бумажник, вытащил оттуда пять банкнот по тысяче песет и положил их на стол рядом с Кукитой. Он вытаращил глаза и воскликнул:

— Провалиться мне на этом месте! И что я должен делать, Тони?

Потом он спрятал деньги в карман штанов, а я сказал:

— Я хочу, чтобы ты сходил по одному адресу на улице Эсекиеля Эстрады… Это в районе Вальекас. Может, ты запишешь?

— Не нужно, я так запомню. Улица Эсекиеля Эстрады, район Вальекас. И что я должен там делать?

Я рассказал ему, что произошло в этом месте 28 августа. И просил его обойти всю улицу, прочесать все бары, опросить женщин и пенсионеров… Кукита должен был разыскать хотя бы одного свидетеля, который слышал звук выстрела, ставшего причиной смерти Лидии, или знал хоть что-нибудь об этом деле. Некие адвокаты готовы без лишних разговоров заплатить сто тысяч песет за любую информацию. Мы договорились встретиться через два дня перед обедом в «Бодегас Ривас» на улице Ла-Пальма.

— Черт возьми, Тони, неужто ты думаешь, что полиция уже не перерыла там все?

— Если они там и работали, то им мало что удалось откопать, Кукита. Слишком уж быстро было сфабриковано обвинение против Дельфоро. Кроме того, сдается мне, служители закона не пользуются большой популярностью в этом квартале. Твой козырь — сто тысяч, Кукита. Ах да, вот еще… Пригласи эту красотку Лус Марию прогуляться с тобой. Думаю, она будет рада, да и тебе не так скучно будет.

Я вышел из «Винного погребка» в одиннадцать тридцать вечера, поймал такси и попросил отвезти меня на улицу Сан-Бернардо, точнее на пересечение ее с улицей Пес. По ней я и зашагал среди шумной толпы парней и девушек, которые входили и выходили из баров. Так я добрался до площади Карлоса Камбронеро, прошел мимо дверей битком набитого посетителями бара «Палентино» и поднялся вверх до улицы Ветряной мельницы. Здесь я, как обычно, остановился, чтобы полюбоваться игрой неоновых брызг шампанского и сверкающими сердечками на вывеске «Золотых пузырьков», под которой висела еще одна — более скромная: на ней белыми буквами было выведено «Ночной бар».

Внутри у стойки бара сидели четверо или пятеро клиентов, они болтали с девушками. За одним из столиков отдыхала пара посетителей с двумя девушками, которые, похоже, были родом из Китая. Когда я вошел, одна из китаянок рассмеялась пронзительным смехом, напомнившим мне звук рвущейся бумаги.

Каталина сидела у кассы с другой стороны стойки, расположившись на высоком табурете. На ней была крошечная серебристая мини-юбка, размером способная соперничать с почтовой маркой.

Я подошел к стойке и остановился, опершись на нее. Каталина подбежала ко мне и, по всегдашней своей привычке, звонко расцеловала в обе щеки. Потом приблизила губы к моему уху и сказала: