Павел Генералов - Война олигархов Страница 31

После шампанского Лёвка заказал себе текилы. И так — несколько раз. Виолетта воздержалась:

— Мне ж тебя в целости и сохранности доставить надо, — отмахнулась она от Лёвкиных приставаний насчёт пяти капель кактусового самогона.

Под текилу, пока Лёвка не перешёл на коньяк, Виолетта решила поговорить о делах — завтра ей предстояло дать ответ Котову. Всё–таки её несколько напрягала вся эта ситуация с акциями.

В доступной форме Лёвка изложила Лёвке весь расклад: про здание, про десять процентов, про свои подозрения по поводу щедрого инвестора.

— Фамилия? — спросил Лёвка.

— Что? — не поняла Виолетта. Похоже, малыш всё–таки перебрал. Текила–то она прямо по мозгам бьёт, притом наотмашь.

— Фамилия его как?

— Да какая тебе разница? Котов его фамилия…

Лёвка чуть не поперхнулся текилой.

— Как, как говоришь? А зовут его…

— Станислав… — начала Виолетта, а Лёвка продолжил торжествующе:

— Евгеньевич!

— Ты что его знаешь?

— Я за его уши, — Лёвка стукнул себя в грудь, — жизнью рисковал! Вот этой самой жизнью. — И он ещё раз убедительно стукнул себя между грудью и животом, будто именно там помещалась единственная и неповторимая жизнь доктора Кобрина. — А теперь, пожалуйста, поподробнее!

Левка мгновенно протрезвел и стал прямо–таки олицетворением внимательного слушателя.

Виолетта обрисовала ситуацию: шестьдесят процентов акций у неё, двадцать у московского правительства…

— Ну, про это можешь забыть, считай, что они уже у Котова, он с московскими — вась–вась. А что с остальными двадцатью?

— Они распылены. По мелочи, у шести человек, все мои хорошие знакомые. Если, как ты утверждаешь, у твоего Котова уже, допустим, есть двадцать плюс те десять, что он просит за домик, то всего лишь получается тридцать.

— А теперь я посчитаю, — хищно прищурился Лёвка. — У тебя остаётся всего пятьдесят, то есть если распылённые двадцать переходят к Котову, то у него получается столько же. И вот тут он тебя скушает. На паритетных началах.

— Ну, у своих–то знакомых я хоть один процент да куплю, и у меня снова будет контрольный пакет, — уверенно заявила Виолетта. — Лёва, ты не понимаешь, мне позарез нужно это здание, а твой Котов сделал мне предложение, от которого я не могу отказаться. Неужели ты думаешь, что он умнее меня?

— Нет, сестрица Ви, он не умнее, он подлее. Звони! — приказал он.

— Кому? — удивилась Виолетта.

— Своим держателям акций. Тем, которые по мелочёвке.

— Да ты что Лёва, с утра позвоню, — попыталась отбиться Виолетта, но Лёвка вошёл в раж:

— Нет, звони сейчас же!

Виолетта, пожав плечами, достала из сумочки телефон:

— Аллё, Витя? Спесивцева… И я рада… Конечно, по делу. Хочу выкупить акции ВСТ. За ценой, сам понимаешь, не постою… Что? Когда?… Ну ладно, рада была слышать, жене привет, как дети? … С ума сойти, я думала, они ещё в детском саду! … Обязательно заеду, но не сегодня… И не завтра, на следующей неделе.

Она нажала отбой и растеряно посмотрела на Лёвку:

— Продал. Ещё на прошлой неделе.

Лёвка кивнул:

— Звони ещё.

Второй звонок дал те же результаты — акции проданы.

— Больше можешь не звонить, и так всё ясно, — Лёвка погладил расстроенную Виолетту по руке. — Не плачь, милая. Этот домик я тебе добуду. У меня с этим псевдоушастым свои счёты… Ты только свои акции храни, как зарницу ока.

— Зеницу ока, — машинально поправила Виолетта и выпила Лёвкину текилу.

— Сестрица Ви, а знаешь, я тут вот подсчитал…

— Что это ты подсчитал? Уф, и крепкая!

— Сколько мы с тобой вместе. И знаешь, получилось — семь месяцев! В два с лишним раза дольше, чем я был женат! — радостно провозгласил Лёвка. — считаю, это не самый худший повод выпить. Ещё две текилы, — прищёлкнул он пальцами в сторону официанта.

— Ну, положим, не семь, а почти десять, — усмехнулась Виолетта.

— Тем более! — обрадовался Лёвка. — Шампанское будем пить дома!

Лёвка был страшно, страшно доволен. Впервые за время их длительного — десять, блин, месяцев! — романа он был старшим. Защитником вдов и сирот. Почти папой.

А Котова он порвёт, как Тузик — грелку.

Слышишь, Котов? Береги уши!

Глава пятая. Тайна Ослиной Горы

7 марта 1999 года,

Уфа

Зера на удивление мужественно перенесла смерть отца. И только Гоша, который старался быть с нею буквально каждую минуту, понимал, чего ей это стоило.

Она почти не могла спать, только забывалась на несколько минут, в лучшем случае на полчаса, и снова открывала глаза.

И вот только сейчас, в рабочем кабинете отца в «Башконефти» она вдруг заснула крепко–крепко, свернувшись калачиком в огромном кожаном кресле. Гоша, сняв пиджак, накрыл её. Зера даже не пошевельнулась.

В кабинет заглянула секретарь Сафина Нелли:

— Георгий Валентинович!

Прерывая её, Гоша прижал палец к губам и кивнул на спящую Зеру.

— Вот бумаги, которые вы просили, — уже шёпотом продолжила Нелли.

Гоша взял документы. Ему ещё предстояло в них разбираться чуть ли не весь день. И в первую очередь его интересовала «чёрная» бухгалтерия.

— Андрей Анатольевич звонил, — всё так же шёпотом доложила Нелли и уточнила, — Сергиенко. Уже из аэропорта. Он вам нужен?

— Да, я хотел бы с ним поговорить.

— Ему прямо сейчас ехать?

— Пусть заедет домой, я жду его через два часа.

С Сергиенко Гоша мельком познакомился на похоронах. Тогда тот прилетел из важной московской командировки только на полдня, сейчас же Гоша рассчитывал пообщаться с ним поплотнее. Тем более, что вопросы к нему у Гоши были.

Как–то так оно получилось, что Гошу в конторе тестя сразу стали принимать за главного. Первого зятя, Эмиля Вафина, никто всерьёз не воспринимал. Да тот и не пытался особо вникать в несколько запутанные дела «Башконефти», предпочитал вершки корешкам. Должность директора по связям с общественностью с несколько туманными полномочия его вполне устраивала.

Жене Вафина, Люции, старшей сестре Зеры, в наследство досталось двадцать пять процентов акций. Что, с одной стороны, гарантировало приличные ежеквартальные дивиденды, с другой стороны — снимало ответственность за управление корпорацией. С этими доходами, к тому же имея возможность продать акции по рыночной цене, Эмиль Вафин мог уже до конца жизни ничего не делать и жить при этом припеваючи. Единственная его серьёзная страсть, по крайней мере, видимая, была связана с бадминтонным клубом, который он пытался вывести на серьёзный международный уровень. Теперь этих возможностей стало несоизмеримо больше. Но по любому, от гибели Сафина формально Эмиль Вафин, несомненно, выиграл.

Семьдесят процентов «Башконефти» после смерти отца достались Зере. Вместе со всей ответственностью, которую и пришлось взвалить на собственные плечи Гоше. Оставшимися пятью процентами владел исполнительный директор «Башконефти», тот самый Сергиенко, который так напугал Зеру в Питере.

Так что под подозрением были практически все. Делом о заказном убийстве Сафина занималась милиция и нефтяные службы безопасности. Собственное параллельное расследование предприняли и Гоша с Нуром. Гоша углубился в изучение документов, а Нур взял на себя отслеживание внешних связей всех так или иначе задействованных в деле лиц. Прежде всего — Вафина, Сергиенко и, насколько то было возможно, «нефтяных генералов».

Версию о вмешательстве в нефтяные дела «синих» друзья решили оставить официальным службам.

Так же, как и версию о причастности к покушению Георгия Валентиновича Сидорова, младшего зятя Сафина. Следствию прекрасно было известно, что Сафин был категорически против этого скоропалительного брака… И всё же эту версию, хотя она и была едва ли не самой интересной и правдоподобной, Гоше с Нуром пришлось отмести в сторону. Гоша–то наверняка знал, что он тут не при чём.

Углубившись в документы, Гоша не заметил, как пролетело два часа.

Ну, в общем, «чёрная» схема не отличалась слишком большой оригинальностью. От налогов уходили всеми возможными способами. Самым простым из которых было формальное занижение зарплат. Если судить по ведомости, то даже топ–менеджеры «Башконефти» получали чуть больше школьного учителя. Правда, московского учителя — из частного платного лицея. Остальные сотрудники и вовсе, судя по бумагам, едва сводили концы с концами. На самом деле, и это было понятно, основные суммы выдавались через третьи фирмы в виде всякого рода подарков, беспроцентных кредитов и прочих хитрых выплат. Всё это, пусть и в несколько иных масштабах, Гоша использовал во всех собственных предприятиях, прежде всего в ликёрке.

С реальной серьёзной прибылью тоже всё казалось более или менее ясным — система липовых посредников уже давно и хорошо была всеми отработана. Нефть и продукты её переработки могли продаваться где угодно, а денежки по большей части оказывались за границей. И вот с этими–то денежками творилось что–то непонятное… Как будто сочились они сквозь пальцы, эти денежки. Причём выглядело это довольно странно.