Крис Юэн - Похождения в Париже Страница 31

— Voila,[17] — женщина протянула мне пластиковый кружок с номером серого цвета, размером с монетку в один евро, но тоньше. Я поблагодарил ее, сунул номерок в карман брюк, повернулся и увидел, что Виктория идет ко мне, одной рукой откидывая с лица мокрые волосы. В другой она держала два билета и буклет.

— Я взяла карту. Пикассо на пятом этаже.

— Отлично. Папка пристроена. — Я указал на гардероб, и на лице Виктории отразилось сомнение. — Лучшее место, — заверил я ее.

— Ты не боишься, что они заглянут в папку?

— Никогда. Пошли.

По внешним эскалаторам мы поднялись на четвертый этаж, где начиналась экспозиция современного искусства, а потом, по лестнице внутри здания, на пятый, где размещалась постоянная экспозиция. Виктория сверилась с картой и у полотна Ротко,[18] которое висело перед нами, повернула налево, выведя меня на застекленную террасу. Здесь стояло несколько скульптур, а за ними я увидел крыши Парижа, силуэт музея д'Орсе, вдали — Большую арку,[19] небоскребы квартала Дефанс и, конечно же, проглядывающую сквозь пелену дождя Эйфелеву башню. Стены галереи были выкрашены в ослепительно белый цвет, разительно контрастирующий с медовыми тонами деревянного пола. Повсюду стояли скамейки, приглашающие присесть и полюбоваться шедеврами искусства.

«Гитариста» мы нашли во второй галерее, среди коллекции кубистских работ Пикассо и Жоржа Брака.[20] Остановились в нескольких метрах от картины, застыли в благоговейном молчании. Конечно же, я не мог приставить картину из пластиковой папки к оригиналу, чтобы сравнить их, но поразительное сходство сомнений не вызывало. И, судя по всему, о том же подумала Виктория, когда цокнула языком.

— Господи… — едва слышно прошептала она.

— Похоже, не правда ли?

— Очень даже. Только подумать, эта стоит миллионы. А сколько можно выручить за ту, что внизу?

— Проданную как репродукция? Честно говоря, не знаю. Само имя Пикассо стоит очень дорого.

— Знаешь, я вроде бы уже понимаю, почему картина так называется. Если стоять на расстоянии, замечаешь все новые подробности.

— Ты про знаки фунта стерлинга?

Виктория улыбнулась.

— Пикассо был клевым парнем. — Я сцепил руки за спиной.

— В смысле дамским угодником.

— И это тоже. Но дело в том, что он вызывает у меня самые теплые чувства.

— Родственные души?

Я искоса глянул на нее.

— Просто ты ничего не знаешь. Хочешь услышать мою любимую цитату от Пикассо? «Если есть, что украсть, я украду».

Виктория закатила глаза.

— Я очень сомневаюсь, что его слова надо понимать буквально.

— А как еще их можно понимать?

Она покачала головой, словно я рассердил ее, а я подошел поближе и хорошенько разглядел картину, и не только ее. Рама без каких бы то ни было завитушек, изготовленная из качественного дерева, выглядела очень тяжелой. Похоже, ее регулярно полировали. Защитное стекло прикрывало картину спереди и, возможно, сзади. Я не мог посмотреть, как картина крепилась к стене. Если бы ее держали тросы, спускающиеся с потолка, я бы, наверное, точно сказал, снабжена картина датчиками охранной сигнализации или нет. Но место крепления находилось на обратной стороне — то ли крюк, то ли болты. Я попытался заглянуть за край рамы, но, конечно же, ничего не увидел. Наверное, я получил бы большее представление о том, как крепится картина, если бы прижался щекой к белой стене и посветил в щель фонариком, но подумал, что тем самым привлеку к себе внимание сотрудницы музея, которая сидела на черном пластиковом стуле у входа в галерею.

Я отошел от картины и вновь всмотрелся в нее. Приглушенные коричневые, серые, черные тона, резкие, четко выписанные углы. Сам по себе каждый индивидуальный «куб» казался бессмыслицей, но как только глаз охватывал картину в целом, сразу же начинал проступать общий замысел. Словно складывались элементы головоломки.

Повернувшись, я увидел, что Виктория вскинула голову и оглядывает потолок. Потом принялась жевать губу, одновременно поворачиваясь вокруг своей оси. Наконец, она подошла к арке, которая вела в коридор. А когда вернулась, глаза ее возбужденно поблескивали.

— Забыла тебе сказать, — заговорила она нарочито небрежно, словно собиралась упомянуть о каком-то пустячке. — Мне сделали эти фотографии.

— С негативов, которые лежали в конверте?

— Да, я по пути в банк отдала их в лабораторию. Думаю, теперь тебе будет интересно на них взглянуть.

— Правда?

— Я так думаю.

Она наклонила голову, полезла в сумочку и рылась в ней, пока не вытащила конверт из желтой глянцевой бумаги. Откинула клапан, достала из конверта шесть цветных фотографий. Я не взял фотографии, потому что не смог оторвать глаз от другого предмета, который увидел в сумочке.

— Коричневый конверт! — Мой голос осип от напряжения. — Скажи мне, это конверт из картины?

— А что?

— Виктория, — меня передернуло, — тебе следовало оставить его в гостинице.

— Я подумала, что он нам понадобится. И потом мне кажется, что в моей сумочке он будет в большой безопасности.

— А если бы сумочку выдернули у тебя из рук?

— Никогда в жизни у меня не выдергивали сумочку. Так почему такое могло случиться сегодня?

Я посмотрел на нее, не зная, что и сказать. Ситуация мне совершенно не нравилась, однако не хотелось привлекать внимание наблюдавшей за залом сотрудницы музея.

— Послушай, надеюсь, ты не обидишься, но я бы предпочел, чтобы конверт ты отдала мне.

Виктория насупилась.

— Послушай, если я его потеряю, вина будет моя, ладно? Всю ответственность я беру на себя, — продолжил я.

— Как скажешь. — В голосе звучала детская обида, но она достала из сумочки уже изрядно помятый конверт, протянула мне. Я сунул его во внутренний карман пиджака и ослепительно улыбнулся Виктории.

— А теперь я хочу взглянуть на фотографии.

— Пожалуйста.

Я взял фотографии, просмотрел их. Через несколько мгновений поднял голову и встретился с Викторией взглядом. Мы оба улыбнулись.

— Спасибо, что сделала их. Я забыл напомнить тебе и…

— Да ладно… Мне можно доверять, знаешь ли.

Я это знал. А кроме того, я знал, что разглядываю сейчас фотографии зала, в котором мы стояли. Но вместо того чтобы незаконно фотографировать картины, фотограф сосредоточился на верхней его части, где стены смыкались с потолком. И запечатлел лампы, распылители воды, вентиляционные решетки и… камеры наблюдения.

Я прошел к арке, повторив маршрут Виктории, заглянул в узкий коридор. На стенах в рамках висели забранные под стекло газетные статьи о Пикассо и Браке. Справа от пола до потолка были стеклянные панели. Чуть дальше по коридору нашлось место огнетушителю, пожарному шлангу, красному ведру с песком. Позади уголка средств пожаротушения находились стеклянные двери запасного выхода, которые вели на лестницу. Повешенная над дверьми камера наблюдения смотрела прямо на меня. Все это я уже видел на одной из фотографий. Я собрался поделиться своими наблюдениями с Викторией, когда заметил, что сотрудница музея, хмуря брови, пристально смотрит на меня.

Я доброжелательно ей улыбнулся, сунул фотографии в карман пиджака, по соседству с коричневым конвертом. Потом взял Викторию под руку и повел мимо сотрудницы музея в центральный зал. Не остановился, чтобы полюбоваться бронзовой скульптурой лошади, перегородившей нам дорогу, или огромной абстракцией Пикабиа[21] на стене, и повел Викторию направо, мимо зала Матисса.

— Давай выпьем кофе, — предложил я. — Там и поговорим.

Виктория ответила недоуменным взглядом; в ответ я подмигнул ей и сквозь толпу посетителей направился к выходу из музея. На эскалаторе, помещенном в стеклянный тоннель, мы поднялись на шестой этаж. По пути к застекленной террасе я объяснил, что сотрудница музея обратила на нас внимание, а мы не должны вызывать подозрений, помня о фотографиях и документах, которые лежат у меня в кармане.

— То есть мы исходим из того, что эти документы — часть плана кражи «Гитариста»? — спросила меня Виктория.

— Полагаю, что да. Хотя план этот не представляется мне детально проработанным.

— Но, если добавить картину из хранилища в банке Катрины, все становится более-менее понятным. Оригинал собирались заменить подделкой.

— Согласен. Непонятно другое — почему все пытаются добраться до этих документов? — Я похлопал себя по пиджаку. — Без подделки толку от них никакого.

— Наверное, толк все-таки есть. Всегда можно украсть картину и не пытаясь скрыть кражу.

— Можно. Но, если бы ставилась задача просто украсть, не уверен, что потребовались бы чертежи зала и электрические схемы.

Я подвел Викторию к столику на краю террасы, у стекла, за которым простирался город. Виктория села на стул из белого пластика, я остался стоять, изучая меню.