Колея к ржавому солнцу - Денис Воронин Страница 31

– Настоящий? – поинтересовался как-то Жека у отца Василия.

– Пятнадцатого века, это имеешь в виду? Нет, конечно. Новодел. Но грудную клетку пробивает ничуть не хуже, – ответил хозяин гаража, оглаживая черную с сединой бороду. – А уж психологический эффект оказывает – будь здоров.

Не согласиться с последним утверждением было сложно, выглядело оружие исключительно пугающим. Если подумать, этот моргенштерн наглядно иллюстрировал суть отца Василия.

С ранних лет тот увлекался книжками и историей Средних веков. Меровинги, крестовые походы, гуситские войны, Ганзейский союз – других развлечений в захолустном карельском городке его детства у него не было. Разве что летом получалось погонять мяч во дворе. В старших классах он прочитал только вышедшую тогда «Плаху» Айтматова, как выяснилось позже, определившую его судьбу. Он перечитал роман несколько раз, после чего раздобыл у старушки соседки Библию, стал украдкой ходить в церковь. Закончив школу и выдержав натиск родителей, поступил в Духовную семинарию, после которой ему поручили захиревший малолюдный приход в Псковской области, заменив им прежнего священника, вчистую проигравшего борьбу с зеленым змием.

Через несколько лет приход изменился до неузнаваемости. Мужская часть населения стала меньше пить, прихожане повалили в отреставрированную церковь, а молодой батюшка стал настоящим пастырем – авторитетным, мудрым и справедливым. Его единственной слабостью оставался футбол, который он смотрел с местными мужиками, стараясь не обращать внимания, когда кто-то из них чертыхался в болельщицком запале. Приехавшая за отцом Василием из города жена носила удивительное для попадьи имя Милла, во всем его поддерживала и помогала. У них родился сын, а следом – еще один. Младшему было всего пять, когда отец Василий со всем семейством отправился в гости к родне в Карелию. На обратном пути на трассе «Кола» старенькую «девятку», восстановленную отцом Василием вместе с парой умельцев из его прихода, нашел выскочивший на встречку МАЗ с развесистым иконостасом в кабине. Словно Зидан боднул Матерацци. Смятую «девятку» отбросило в кювет как бабочку с оторванными крыльями. В раскуроченной легковушке выжил один только отец Василий, с переломанным телом и клокочущей пустотой внутри.

Происходившее с ним после аварии хорошо описывает множество произведений мирового кинематографа и литературы. Бог уехал по делам. Наверное, рванул в гости к какой-нибудь счастливой семье. Для потерявшего веру священника ужас, ярость, ненависть и отвращение из эмоций превратились в мясо жизни. Оставив службу в приходе, он перебрался в Петербург, в надежде спрятаться в большом городе от преследовавшей его боли. Как человек, у которого кто-то близкий умер от рака, идет помогать в хоспис, он устроился работать слесарем в автосервис. Не сразу понял, что оказался втянутым в криминальную деятельность, а когда понял, только пожал плечами. Ему было все равно. В самом деле, что такое тюрьма? Всего лишь недостаток пространства, вполне заменяемый избытком времени. А добытые неправедным путем деньги отец Василий переводил на расчетные счета детских домов.

Разбирая угнанные автомобили, он делал удивительные находки. Однажды нашел пропущенный угонщиком кошелек, туго набитый деньгами. Деньги он пожертвовал больнице в своем бывшем приходе. В другой раз в магнитоле обнаружился диск канадских пост-рокеров, с первых аккордов которых понял, что это его музыка. Песни сломленных людей на грани. Пластинки канадских прихиппованных евреев помогли пережить ему первую после ДТП зиму, не повеситься на стальной балке, поддерживающей крышу гаража, или не задохнуться выхлопными газами в машине. Пластинки и требующий ухода подобранный на улице пес с перебитой лапой.

А потом в бардачке одного из автомобилей отец Василий нашел киндловскую читалку. В наполовину разряженном букридере оказалась «Малазанская Книга Павших» – написанная еще одним канадцем Стивеном Эриксоном сумбурная нескончаемая фэнтэзийная эпопея о стоящей на перепутье древней Малазанской империи. Наемники, армейские маги, пророки и бессмертные завоеватели причудливо срифмовались в голове отца Василия с его утратой, и – пути Господни неисповедимы – он вновь нашел бога. Словно ему сделали перепрошивку как навороченному амазоновскому гаджету. Только в этот раз его богом стало прибывшее тысячи лет назад из далекого космоса существо, в схватках с другими сущностями потерявшее правую руку и глаза. Искалеченный бог. Искалеченный, как и сам отец Василий.

Услышав эту историю, Жека сказал тогда бывшему священнику.

– Я ничего не понял. Ересь какая-то… Так ты ролевик? Ну, вроде толкиниста?.. Реконструктор?.. А много вас таких?.. И вы собираетесь вместе и дубасите друг друга этими хреновинами? – он кивнул на моргенштерн. – Отец Василий, ты ведь не серьезно? Так и садо-мазо можно увлечься. У них тоже есть штуки вроде этих. Страпоны называю… Все, молчу!..

Отец Василий, чуть не отвесив Жеке затрещину, сменил тему разговора.

– Нашли покупателя. Повезло тебе. Берут машину. – Отец Василий вернулся в гараж. – Но торгуются… Твой процент, как обычно… Холодает там…

Жека кивнул, водружая кружку на верстак.

– Пора мне, отец Василий. В аэропорт. Тут еще пешком час до людей добираться. Не подбросишь?

* * *

Температура опустилась с «блин, как же холодно!» в три часа дня, когда Жека, оглядываясь по сторонам, украдкой забрал свой брошенный у «Departure/Arrival» «опель», до «у меня щас хер отвалится!» теперь, когда он стоял возле больницы на Костюшко, куда утром отвез сбитого Цоя. Сбитого? Или все-таки нет?

Бывали этой зимой дни и похолоднее, но высокая влажность и резкий обжигающий ветер превращали сегодняшние пятнадцать градусов ниже нуля во все двадцать пять. Фью говорил, на стадионе «Санкт-Петербург» вечером играет «Зенит».

– Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой там, где нога продолжает начатое головой. Изо всех законов, изданных Хаммурапи, самые главные – пенальти и угловой, – пробормотал Жека.

Футбол в феврале? Куда катится мир?

Жека сделал еще один кружок вокруг машины и забрался в салон. Протянул руки к печке, жалея, что нельзя забраться в нее целиком. Плохо, когда приходится выбирать между задницей, отсиженной до колючих мурашек, и задницей, замерзшей до хрустального звона.

Он взглянул на электронные часы, горящие на приборной панели. Высоко – там, где над беременными снегопадами тучами светит вечернее, красное, как на флаге японцев, зимнее солнце, – летит она. А в небе – радиоволны и два больших серебряных крыла, изогнутые на концах… Сообщение, что ее рейс наконец отправляют, упало на его айфон полчаса назад. Скоро стартовать в Пулково. Успеть дождаться бы этого разводилу.

Было во всем происходящем утром что-то ненатуральное, наигранное, хотя Цой очень убедительно стонал и морщил физиономию по дороге в рентгенкабинет и потом, когда молоденькая медсеструха повела его к хирургу. Быстро у них все случилось, без очередей – символа бесплатной медицины. И три