Павел Генералов - Охота на олигархов Страница 32

Минин, похоже, так не считал. Он усмехнулся самым краем губ, но лицо его уже приняло строгое и даже беспрекословное выражение. Наверное, с таким лицом судья объявляют подсудимому о смертной казни. Через повешение.

— В таком случае, я должен объявить вам, Лев Викторович, условия ультиматума. Если в течение ближайших двух недель мы не договоримся или вы предпримете какие–либо неадекватные действия, то в бой вступит тяжелая артиллерия. А именно… — Минин пригладил бородку. — На НРТ начнут работать налоговики. По полной программе. Но и не только. Сообщу вам по секрету, что Генпрокуратура уже возбудила против вас уголовное дело. На предмет разжигания межнациональной розни. И делу этому будет дан ход… И тогда вы можете вообще всё просто потерять. За так. Без выходного пособия.

— Да пошёл ты! — Лёвка вскочил, смахнув рукавом пиджака так и недопитый кофе. Чашка опрокинулась, и коричневое пятно стало распространяться по белоснежной скатерти — прямо как в рекламе чудодейственных стиральных порошков. Только проникновенного закадрового голоса не хватало.

Напоследок Лёвка ещё и хлопнул дверью.

— Варвар! Ну точно — варвар! — пробормотал Минин, сняв очки и протирая стёкла краешком салфетки.

— Ну всё, зайка, спать! — Гоша старался быть строгим, но у него это не слишком удачно получалось.

— Укрой меня получше, — потребовала Зера, не выпуская руки папы из своей ручки. Он не так часто укладывал её спать, и из этой ситуации Зера старалась извлечь максимальное удовольствие.

Гоша подоткнул одеяло:

— Так хорошо? И Барби твою тоже укрыл, — Гоша краем одеяла прикрыл куклу, наряженную в бальное открытое платье.

— Это не Барби, это — Соня, — категорически возразила Зера. — Ты что, не видишь, она — рыжая!

— Н-да, теперь вижу, — Гоша с сомнением посмотрел на «Соню». Куклины светлые кудрявые волосы показались ему грязноватыми. — Спокойной ночи, девочки!

Он погасил ночник и тихонько прикрыл за собой дверь Зериной спальни.

— Ну что, заснула? — спросила его Нюша. Она уже накрыла стол в гостиной для вечернего чая и ждала брата.

— Надеюсь, — Гоша положил себе крыжовенного варенье в блюдце. — Кстати, а ты в курсе, что теперь одна из Барби стала Соней?

— В курсе, — рассмеялась Нюша. — Зера сегодня весь вечер пыталась её перекрасить фломастером из блондинки в рыженькую. Я не стала мешать. Кстати… — Нюша осторожно взглянула на брата, — вы с Соней не собираетесь пожениться?

Гоша чуть не поперхнулся чаем. В общем–то, сестра задала совершенно справедливый вопрос. Его отношения с Соней уже давно стали не просто дружбой, и уж тем более не были кратковременной любовной интрижкой. Он, страшно вымолвить, полюбил Соню. Да и Зера привязалась к весёлой, жизнерадостной Софье Перовской не на шутку. Соня стала членом их семьи, однако Гоша не спешил оформить их отношения. Только вот как это объяснить Нюше?

— Понимаешь, — он подул на чай, хотя тот уже достаточно остыл, — я боюсь.

— Боишься? — обалдела Нюша.

— Да, боюсь, — упрямо повторил Гоша. — Быть моей женой — опасно. Я не знаю, как ещё это тебе объяснить.

— Я понимаю, — сказала Нюша. Она слишком хорошо помнила тот страшный день, когда погибла Зера, Гошкина жена…

— Особенно сейчас, — продолжал Гоша, — когда начался сезон охоты… Ты слышишь звук охотничьих рожков?

— Ты имеешь в виду ситуацию с Лёвкой? — поняла Нюша. — Но ведь это — случайность… Небрежность?… — она сама не вполне верила тому, что говорит.

— Это — хорошо продуманная провокация, если хочешь знать моё мнение, — уверенно заявил Гоша. — И, повторяю, это только начало. Думаю, следующим буду я… Только я предупреждён, а, значит, не стану такой уж лёгкой добычей! — Гоша подмигнул сестре и невесело рассмеялся. — Кстати, а когда репетиции твоего «Парфюмера» начинаются?

— Через восемь месяцев — самое раннее, а что? — насторожилась Нюша. Мирзояну предложили ставить Вагнера сразу и в Каире, и в Софийской опере, поэтому он отложил «Парфюмера» и мотался из Африку в Европу и обратно.

— А то, что я хочу снова отправить тебя с Зерой в Майями. А если Лёвкин канал прикажет долго жить, то к вам, вполне возможно, присоединится и Соня.

Гоша сдвинул брови, как бы предупреждая, что возражения — неуместны. Но Нюша и не думала спорить. Она знала, что Гоша никогда не стал бы пороть горячку из–за ерунды. Неужели всё настолько серьёзно?

Звук охотничьих рожков становился всё отчётливее — по телевизору начинался фильм «Особенности национальной охоты»…

Глава шестая. Жертвоприношение доктора Кобрина

1 июля 2003 года

Всё было как в романтической революционной юности. Почти.

Тогда они стояли возле Белого дома и защищали демократию. И теперь, спустя двенадцать лет, снова её защищали. А заодно — и свободу слова. Именно под этим лозунгом проходил сегодняшний митинг на Пушкинской площади.

Только теперь Лёвка был не в толпе, а на эстраде, то есть — в эпицентре событий. И сегодня его приветствовали почти так же громко, как некогда Ельцина на белодомовском балконе.

Сквер возле «Макдональдса» «арендовали» у мэрии, заранее подав заявку. Сначала хотели собрать людей у подножия Александра Сергеевича, но поняли, что тогда придётся перегораживать Тверскую. Московские власти на это не пошли. Пришлось соглашаться на то, что дали. Демократия, однако.

Митингующие держали в руках воздушные шарики с логотипом НРТ и лозунги самого разного содержания:

«РУКИ ПРОЧЬ ОТ НРТ!»,

«НАС НЕ ЗАДУШИШЬ, НЕ УБЬЁШЬ!»,

«НАРОДНОЕ РОССИЙСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ — В ОПАСНОСТИ!»,

«ДЕМОКРАТЫ — НЕ ДЕРЬМОКРАТЫ!»,

«ТРИ ПТИЧКИ ОКРЫЛИЛИ РОССИЮ!» и даже

«ПРЕЗИДЕНТА И ЕГО КЛИКУ — К ОТВЕТУ!».

Последнее, это уж слишком, подумал Лёвка. Похоже на очередную, блин, провокацию. Ну да ладно, пробьёмся.

Оглядывая приплясывающую и скандирующую всё те же лозунги толпу, Лёвка прикинул, что заявленных пятнадцати тысяч всё же не набирается. Но тысяч десять точно уже было. И народ продолжал прибывать.

Лёвке, выступавшему первым, ничего особо объяснять собравшимся не пришлось. Не зря же вчера целый день НРТ транслировало только новости, связанные с ситуацией на канале и призывало устами ведущих, журналистов и друзей канала прийти на митинг. В промежутках прокрутили — в режиме нон–стоп — все известные версии пресловутого «Лебединого озера». Чтобы вспомнили! В ход пошёл и спектакль с великой Улановой, и с не менее великой Плисецкой. Лёвка даже отыскал авангардную версию балета в исполнении малоизвестной французской труппы. А постановку Григоровича прокрутили несколько раз — с различными исполнителями.

На основной мессидж по поводу защиты свободы слова откликнулась интеллигенция, творческие работники и профессиональные демократы. Эти, в основном, кучковались на эстраде или около неё.

Собственно народ был представлен весёлой молодёжью и огромным числом женщин бальзаковского и пост–пост–, то есть очень сильно постбальзаковского возраста. Лишь стороннему наблюдателю это могло показаться странным. Но Лёвка–то знал, что к чему.

Сотрудники канала — от ассистентов до телеведущих были по преимуществу людьми молодыми. Каждый из них позвал своих друзей–знакомых, те — своих. Плюс — раздача бесплатного пива. Так и набралось молодёжи.

Тётки были куда как более замотивированы и «политизированы», они–то как раз и размахивали плакатом с лозунгом, мало понятным для непосвящённых:

«ТРИ ПТИЧКИ ОКРЫЛИЛИ РОССИЮ!».

«Три птички» — это было название того самого сериала, в котором снялась Ляля Гагарина. Кого там Ляля окрылила, Лёвка не знал, но факт был налицо.

Вчера объявили, что показ сериала прекращается на четвёртой серии вплоть до разрешения ситуации вокруг НРТ, и вот поклонницы мелодраматического жанра — тут как тут. Участвуют в митинге под собственными, самодельными плакатами.

Толпа между тем заводилась. Ею умело руководила Софья Перовская. Она приглашала к микрофону известных всей стране людей. Те говорили проникновенные слова. Им аплодировали. Софья бросала в толпу слоганы и кричалки, которые тут же подхватывали тысячи молодых и не слишком молодых, но от того не менее громогласных голосов.

Несмотря на похоронное настроение некоторых речей, на Пушкинской площади царила атмосфера праздника. Да и как оно могло быть иначе! Ведь вскоре выступающих сменили музыканты, приехавшие по зову НРТ. И, между прочим, на самом деле совершенно бесплатно. Чему Лёвка в глубине души не мог не порадоваться. И вовсе не по своей природной жадности. А от переполнявшей гордости за собственное детище, которое получило такую поддержку! В этот день Лёвка безо всяких «но» любил свой народ.