Игорь Заседа - Бой за рингом Страница 32

- Кончай трудиться, старина! От работы кони дохнут, помнишь нашу присказку? - вскричал Власенко, решительно сгребая на моем столе в одну кучу гранки завтрашней четвертой полосы, подготовленные к вычитке, авторские письма, статьи, принесенные моими сотрудниками, свежие газеты, журналы, папки с вырезками и документами.

- Не могу сейчас, номер нужно сдать! - взмолился я.

- Не можешь? Так я сейчас пойду к редактору и скажу: отпустите, пожалуйста, Олега Ивановича Романько со мной, консулом СССР в Канаде, прибывшим на отдых и отмечающим нынче свой день рождения. Спорю, отпустит!

- День рождения? Не врешь?

- Гляди! - Власенко вынул из внутреннего кармана светло-голубого, ладно сидящего на нем костюме дипломатический паспорт и сунул мне в руку. - Без балды - 12 июля. Сорок лет - как один день!

- Поздравляю, Толя... - растерянно поздравил я. - Посиди минутку, я схожу к шефу...

- Может, и мне с тобой?

- Посиди, отвечай на телефонные звонки, что сейчас буду...

У входа в комбинат "Радянська Укра?на" на солнце раскалилось такси. Мы сели сзади.

- Погоняй, шеф, в "Курени", - распорядился Власенко.

Я редко захаживал в этот ресторан на днепровских склонах. Как и в других киевских ресторанах, кормили здесь плохо, может быть, даже хуже, чем на Крещатике. Возможно, это объяснялось изобилием свежего днепровского воздуха, что сам по себе, по мысли местного руководства, был способен сдобрить любую, самую невкусную еду.

- А, старина, не обжираться ведь пришли - поговорить! - отмахнулся Власенко от моего замечания. - Звонил Люси - жаль, со студентами на практике. А то было бы здорово, как в прежние добрые времена, - вместе. Ну, ладно, ты рядом, скучать не станем.

Как я и ожидал, выбор яств явно не соответствовал названию "ресторан", зато с выпивкой никаких проблем. Власенко сам выбрал закуски, горячее, он же, не спросив моего желания, заказал бутылку "Ахтамара", пожалуй, самого лучшего армянского коньяка, и мускатное шампанское.

- Коньяк, воду - сразу, - предупредил он официантку, подобострастно закивавшую головой.

Достал запечатанную пачку "Данхилла", ногтем ловко поддел красный кончик отрывной ленточки и вскрыл пачку. Щелчком выбил сигарету, бросил ее в рот и пыхнул зажигалкой. Затянувшись пару раз, сказал задумчиво:

- Почему мы идем от лучшего к худшему? Когда плавал, на курцов смотрел почти с презрением: как это люди не могут совладать с пагубной привычкой? Сейчас просыпаюсь - первым делом тянусь за сигаретой, не дай бог, если вдруг не обнаружу - паника, точно тебя лишили кислорода и ты сейчас задохнешься... А ты проскочил мимо этой привычки?

- Мимо. Особых усилий не предпринимал, чтоб избежать сигарет, просто не тянуло.

- Счастливчик. Я по меньшей мере раз двадцать бросал, даже курс патентованных уколов принял. Куда там - еще сильнее захотелось! Особенно когда жена в Москву уехала и один закуковал в четырех стенах...

- Что у тебя с ней?

- Кто в этом разберется? Кажется, что нужно: квартира в столице, квартира в Монреале, все, что требуется для жизни, есть, а самой жизни нет.

- Плывешь по течению? Ты-то никогда слюнтяем не был, Влас, я ведь тебя знаю, ты мог собраться и выиграть у рекордсмена, к результатам которого не подходил и близко. Что с тобой?

- У-у... - протянул Анатолий с болью и тоской. Мне стало стыдно, что рубанул с плеча. Не стоило. - Прав, прав ты, старина. Плыть не плыву, но чует мое сердце, что добром это не кончится. Хорошо еще, что работой и сам, и начальники мои довольны. А что мне еще остается? "Работа не волк, в лес не убежит", - любил говаривать Анатолий Агафьевич Драпей и шкандыбал на своей раненой ноге на старт, чтоб установить новый мировой рекорд. Помнишь?

- Разве такое забывается...

- Могучий был пловец. А жизнь подставила ему ножку на ровной дорожке... Вот иной раз и о себе думаю: не подставит ли и мне она?

- А ты не дайся, не дайся...

Официантка, круглолицое и розовощекое создание лет 30, само очарование и любезность, не поставила - мягко посадила бутылку с коньяком, открыла оболонскую, тщательно протерла и без того отливающие голубизной хрустальные бокалы и рюмочки и прощебетала что-то насчет приятного аппетита и счастливого пребывания. Как это они так тонко чувствуют клиента?

Власенко разлил коньяк, загасил сигарету, жадно выпил бокал ледяной воды и поднял рюмку.

- Молчи, знаю, тосты должны говорить другие, а имениннику положено смиренно слушать, - опередил он меня. - Я сам ведаю, чем хорош и сколько во мне дерьма. Да не о том речь! Давай выпьем за нашу спортивную юность самые прекрасные годы жизни! Мы тяжко, до кровавых мозолей на сердце вкалывали, но гордились волей и умением управлять своими слабостями и мышцами. Так дай бог, чтоб мы могли сохранить эти качества как можно дольше!

Потом разговор перебрасывался, как водится, с одного на другое, сегодняшний день соседствовал с почти забытыми днями, люди, давно растворившиеся в прошлом, снова были с нами: мы вспоминали их слова, жесты, привычки, и в них, как в зеркале, отражались наши слова, жесты, привычки, и эта неразрывность прошлого и настоящего волновала нас, заставляла сильнее биться сердца.

Когда мы наконец угомонились, а головы наши утомились переваривать царское пиршество воспоминаний, Власенко воскликнул:

- Во, чудак, два уха! Начисто забыл, тебе послания есть от твоего Джона, как там его?

- Микитюка?

- Точно. От боксера. Он теперь чемпион мира, правда, среди "профи", а это - не наши люди. Власенко из того же внутреннего кармана пиджака, откуда доставал паспорт, извлек два одинаковых конверта и протянул мне.

- Ничего нового нет. Так, пустяки. Ты никак не позабудешь ту историю?

- Помню.

- А что Добротвор?

- Грузчиком работает.

- А меня и в грузчики не возьмут в случае чего... Хлипок...

Я раскрыл конверт - он был не запечатан.

"Уважаемый сэр!

Прежде всего хочу сообщить Вам, что мне удалось победить не только Бенни Говарда, Чета Льюиса и Норманна Гида, которые, хотя никогда и не были чемпионами мира, но опытом и мастерством известны среди боксеров, посвятивших себя этой профессии. В финале я выиграл в тринадцатом раунде нокаутом! У прежнего чемпиона ВФБ Боба Тейлора. Правда, признаюсь, досталось это мне нелегко, чему свидетельство четыре нокдауна в первых трех раундах. Погонял он меня по рингу, поколотил изрядно - врагу своему не пожелаешь. Да, по всему видно, посчитал дело сделанным, а я больше чем на роль мешка с тырсой для битья не гожусь. Мне это очень не понравилось, и я дал себе слово, что буду драться отчаянно - разве что мертвым с ринга унесут. Тем более что мой менеджер посоветовал - в моих же интересах - не падать раньше двенадцатого раунда, потому что это может кое-кому не понравиться. Кому - вы догадываетесь. Мне по секрету сообщили, что ставки на меня делались именно до двенадцатого раунда. Но не это волновало - меня вывел из себя сам Боб и никто другой, клянусь вам пресвятой божьей матерью.

После моего удара снизу слева в тринадцатом раунде он даже не пошевелился на полу. Его так неподвижного и унесли, беднягу.

Словом, я сейчас в фаворе.

Наше общее дело застыло на мертвой точке. Больше того - боюсь, что до истины нам не докопаться, потому что парень освободился из тюрьмы и как сквозь землю провалился. Даже на похороны матери не объявился. Боюсь, не убрали его?

Я догадываюсь, мистер Олег, что разочаровал Вас...

Извините. Ваш Д.М. 18 апреля 1985 г.".

Анатолий задумчиво смотрел на Днепр, туда, где когда-то мерно покачивался голубой дебаркадер "Водника" и мы, пацаны с Подола, переплыв на открытом, широкобортном катере-лапте, спешили плюхнуться в воду, чтоб плавать и плавать из конца в конец бассейна, чтобы побеждать и устанавливать рекорды. Давно списали эти бассейны, исчезли тренеры с пляжей, высматривавшие будущие таланты, как исчезли и белые паруса с днепровских просторов, - вместо всего этого праздно валяющиеся на песке тела, ленивый плеск в воде, и никакого спорта, лишь скука, царящая на Трухановом острове...

Я взялся за второй конверт.

"Мистер Олег,

спешу сообщить Вам новости.

Я обнаружил следы исчезнувшего Тэда Макинроя. Правда, возможно, "след" - слишком громко сказано, потому что добраться до него я не смогу в этом году, так как в Японию меня еще не приглашали. Так вот, Тэд теперь никакой не Тэд, а Властимил Горт, под этим именем обретается он в частной школе бокса где-то в Кобе, адрес мне не известен.

Вот что важно: он чем-то оказался неугоден тем, кто завербовал его для того дела, и ему довелось скрыться. Это мне под страшным секретом сообщила его девушка, Мэри. Но если это станет известно боссам, добра не жди.

Вот что еще, сэр!

Тэд как-то проболтался своей девушке, что очень сожалеет о том, что так предательски "продал" (это его слова) русского парня, хотя не хотел этого делать, потому что и сейчас уважает его безмерно. "Даже еще больше после того, как он повел себя в этой истории, выгораживая подонка", - это тоже слова Тэда, но мне их смысл совершенно непонятен. Кого он имел в виду? Себя?