Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг Страница 32

Лазарев быстро подошел к двери и, открыв ее, сказал:

— Галя, зайди.

Когда оба они сели, Лазарев, все так же волнуясь, рассказал историю своих семейных отношений.

Еще в конце Отечественной войны он заочно, по письмам, познакомился с девушкой Надей. Она, судя по фотографиям, была хороша собой, умела писать ласковые и красивые письма. Этого оказалось достаточно, чтобы сержант Лазарев счел себя бесповоротно влюбленным. А короткий отпуск, во время которого Лазарев успел съездить к своей знакомой, окончательно укрепил его чувства.

Вскоре закончилась война, Лазарев демобилизовался и поехал к Наде, а через десять дней они уже сыграли свадьбу. Именно «сыграли», потому что к тому времени невеста была уже больше двух месяцев беременна… Обман открылся только через два года, когда Николай случайно обнаружил у своей жены письма настоящего отца ребенка. До сих пор он знал, что девочка родилась на седьмом месяце, — так внушила ему жена. Но письма раскрыли Николаю глаза.

Николай не стал даже объясняться. В тот же вечер он ушел из дома, оставив на столе прочитанные письма.

Через несколько лет Николай женился на учительнице, милой и скромной девушке. Но не успела утихнуть старая боль, как в семейной жизни Николая вновь разыгралась трагедия. Когда родился сын, Николай пытался усыновить его через райисполком, однако получил отказ, так как для усыновления необходимо было согласие законной жены.

— Посудите сами, товарищ прокурор, неужели это справедливо? Неужели я не имею права усыновить собственное дитя, если я ему отец? Вы только поймите: мой родной сын, а ему в метриках прочерк вместо моей фамилии поставили… Ну как это, а? — взволнованно говорил Лазарев. — Как же можно лишить дитя родного отца? Неужели такие законы есть? И ей, опять же, — Лазарев кивнул на жену, — как это сносить? Разве не обидно? Она его не приживала неизвестно от кого, ведь мы же настоящей семьей живем, не хуже других, расписанных…

Маленькая женщина за все время разговора не проронила ни слова, но ее молчание говорило о многом, и Лаврову неловко было смотреть на нее.

— Но почему же вы до сих пор не оформили развод? — спросил он Лазарева. — Не пришлось бы усыновлять собственного сына.

— Три раза пытались, да ничего не вышло. Первый раз, когда она здесь еще была, не развели. Я, дурак, те письма у нее оставил, а она отказывается. Не догадался я и попросить суд, чтобы документы из роддома истребовали. Да и вообще тяжело мне было тогда. А потом она в Петропавловск уехала. Искал ее сколько — ведь без адреса даже объявление в газете не печатают и суд дела не принимает. Когда нашел, переслали дело туда и прекратили «за неявкой истца». Я просил без меня рассмотреть, разве мыслимо ехать туда? А суд прекратил. А теперь она опять уехала, куда — не знаю, ищем. Так вот все и крутится по кругу.

Это было самое скверное: знать, что люди нуждаются в помощи, и не иметь возможности помочь. Но что мог сказать им Лавров? Прочитать мораль о том, что следовало бы сначала оформить брак, а потом иметь ребенка?..

Лавров решил помочь молодым супругам, попытаться опротестовать отказ исполкома в усыновлении Лазаревым его собственного сына. Это же просто нелепо! У людей есть все для того, чтобы быть счастливыми: молодость, здоровье, любовь, труд, ребенок. А они глубоко несчастны.

— Попытаемся вам помочь, — сказал он. — Напишем протест на решение исполкома. Зайдите примерно через неделю, я сообщу вам, когда будет заседание. И хорошо, если бы вы присутствовали.

— Спасибо, товарищ прокурор, — сказал, поднимаясь, Лазарев.

— Пока еще не за что, — ответил Лавров. — Ждите вызова на заседание исполкома. А свой адрес оставьте секретарю.

Накануне заседания исполкома горсовета, когда должен был решаться вопрос об усыновлении Лазаревым его сына, в дверь кабинета Лаврова постучали. Это был смущенно улыбающийся Лазарев.

— Здравствуйте, товарищ Лавров.

— Здравствуйте. Вы что, разве не получили вызова на исполком?

— Да в том-то и дело, что получил, — все еще улыбаясь, сказал Лазарев и, подойдя к столу Лаврова, продолжал: — А сегодня чуть свет является бывшая жена моя. «За разводом, — говорит, — приехала. Давай развод — и все тут!» Замуж она собралась. И так мы, знаете, обрадовались, что приняли ее, как самого дорогого гостя. Она и сейчас у нас сидит.

— Что же, поздравляю вас, очень рад, — сказал Лавров. — Хорошо, что предупредили.

— А как же! Жена моя, настоящая, прямо из дому меня выгнала. «Беги, — говорит, — скорее к прокурору». Вот я и прибежал. Извините, конечно, за беспокойство.

Лавров ушел, а Юрий Никифорович позвонил в исполком и попросил снять вопрос об усыновлении с повестки дня. Не успел он положить трубку, как стук в дверь повторился. «Видимо, забыл что-то», — мелькнуло в мыслях, но, подняв глаза, Лавров увидел перед собою пожилую скромно одетую женщину. Большие ее глаза смотрели на прокурора настороженно, даже с каким-то горьким недоверием, но Лавров не помнил, чтобы когда-то раньше видел эту женщину.

— Заходите. Слушаю вас, — сказал он, указывая посетительнице на стул.

— Моя фамилия Миронова, — тихо произнесла женщина и тяжело вздохнула.

Наступила пауза. Юрий Никифорович нарушил молчание:

— Вы впервые в прокуратуре?

— В том-то и дело, что я уже в этом кабинете не помню, сколько раз была. А тут узнала, что прокурор у нас новый, и опять пришла. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Не могу пожаловаться, Прохоров — он тоже меня не раз выслушивал, а вот проверить как следует мое заявление не сумел, поэтому и решения по нему принимал неправильные. Не понял он меня, сердца моего материнского… Да и не он один…

От волнения женщине трудно было говорить.

— Видите ли, если выслушать все, что я должна сказать, все подробности, времени, конечно, много уйдет, может быть, больше часа. Так вы лучше сразу скажите, сможете или нет?

Лавров заглянул в журнал. Там было записано еще пять человек, ожидающих приема.

— А у вас есть время подождать? — спросил он.

— Сколько угодно! — горячо ответила она. — Лишь бы только добиться правды.

— Тогда хорошо… Я сейчас приму тех, кто меня ожидает, а потом с вами поговорим без помех, подробно. Согласны?