Дарья Калинина - Призрак с хорошей родословной Страница 33

— Они не нашли, но Любка что-то разнюхала, — сказала Мариша. — А раз она одна это разнюхала, мы втроем и подавно сумеем.

— Я лететь не могу, — тут же решительно отказалась я.

— И я! — добавила Катька.

— Это еще почему? — возмущенно посмотрела на нас Мариша.

— У меня пациенты, — первой сказала Катя. — Я же не могу их бросить. Тем более у меня есть парочка таких типов, что, не следи я за ними, они точно чего-нибудь натворят.

— Но не можешь же ты теперь возиться с ними на манер няньки? Несколько дней без тебя они как-нибудь перекантуются? Может быть, сбагрить их на время кому-нибудь из твоих коллег? — подала мысль Мариша.

— А мы летим всего на несколько дней? — обрадовалась Катя. — Я-то думала — недельки на полторы…

— Почему это на полторы?

— Ну, раз уж летим, думала, и в море покупаемся. Чего туда-обратно мотаться.

— Нет, вы посмотрите на эту особу! — вскричала Мариша. — У тебя любимый мужчина без шиша остался, убивается, того и гляди от такого расстройства вовсе сляжет, а ты на море собралась купаться! Ни стыда у тебя, ни совести.

Катька и в самом деле усовестилась и заметила, что ляпнула, просто не подумав.

— Так, — разобравшись с одним дезертиром, повернулась в мою сторону Мариша. — А у тебя, Даша, что за причина, чтобы не лететь?

Никакой особой причины у меня не было. Просто я не очень любила сами перелеты. Вот смотаться на поезде — это другое дело. Пусть долго, пусть жарко и пыльно, но зато по земле-матушке. Что поделаешь, у меня даже на высоте пятого этажа начинает кружиться голова. А когда я, летя в самолете, думаю о том, какая бездна сейчас подо мной, мне просто делается дурно. Но мою боязнь высоты Мариша в расчет просто не брала.

— Выпьешь что-нибудь и отлично долетишь! — безапелляционно заявила она мне.

— Я столько не выпью, — уныло сообщила я. — Или если все же выпью, то вам придется меня кантовать уже самим.

— Ничего, — заверила меня Мариша. — Все будет отлично. Только перед отлетом нужно наведаться к Раисе Захарьевне и выяснить, не рассказывала ли ей Любка что-нибудь о том, как она съездила в Крым и что там выяснила.

— И заодно спросим, не нужно ли чего-нибудь помочь с похоронами, — добавила Катька.

И мы поехали к Раисе Захарьевне домой, потому что ее телефон все время был занят, а мы рассудили, что если телефон занят, то женщина сейчас точно дома. Но, добравшись до Парка Победы, напротив которого во дворах и стоял дом матери Любки, мы усомнились, прилично ли являться без приглашения. Перезвонили, все напрасно. Снова занято.

— Ладно, не такая ситуация, чтобы о правилах хорошего тона особо раздумывать, — пресекла наши сомнения Мариша и первой направилась к дому Любкиной матери.

Мы поднялись на третий этаж самой обычной хрущевки, впрочем, довольно чистой и недавно подкрашенной. Но за дверью нужной квартиры никто не отвечал. Мы снова набрали номер домашнего телефона Раисы Захарьевны. Он был снова занят.

— Что за история? Мне это перестает нравиться! — пробормотала Мариша. — Уж не свалилась ли она, чего доброго, с сердечным приступом?

— Или она просто плохо положила трубку на рычаг, — сказала я, осмотрев дверь.

Сердечный приступ, по моему мнению, мог случиться только с человеком, имеющим это самое сердце. А насчет Раисы Захарьевны у меня были большие сомнения. Судя по допотопной двери, которую не меняли с момента постройки дома, с финансами, должно быть, в первую очередь благодаря стараниям Митьки, в доме Раисы Захарьевны было негусто. Так что можно было предположить, что и телефон у них старенький, с рычагом, а не новенькая стационарная база с парой радиотрубок в комплекте.

— Позвони Виктору, — предложила Катька. — Может быть, он знает, где Раиса Захарьевна?

Но Виктор нас разочаровал. Выяснилось, что сегодня Раиса Захарьевна сказалась больной и переложила на него все хлопоты с устройством похорон. Хлопоты, а равно и расходы, как не без раздражения заявил нам Виктор.

— А сама она дома валяется! Больше ей быть негде! — заявил он нам. — Я ей сказал, что обязательно сегодня заеду к ней. Так что там она, не сомневайтесь. Спит небось, звоните подольше.

Мы звонили так долго, что начали беспокоиться соседи. Объяснив ситуацию трем старушкам, появившимся из трех соседних квартир, мы подняли целую бурю волнений.

— Небось сердце прихватило! — тоже решили бабки. — Горе-то какое! Митьке звонить надо!

Вскоре выяснилось, что Митька находится в полном здравии. Но почему-то принять участие в хлопотах о похоронах родной сестры не пожелал.

— Мать дверь не открывает? — удивился Митька, зевая так, что даже по телефону было слышно. — Ну так, может, вышла куда? Отстаньте, спать мешаете! Явится, куда ей деться!

Пришлось надавить на этого наглеца, пообещав, что если он немедленно не приедет, то мы просто сломаем дверь. Испугавшись возможных убытков, Митька пообещал примчаться. Прибыл он только через час.

— Вот идет! — возмутились высматривающие его в окно бабки. — Нога за ногу! Не поторопится!

С помощью Митьки мы наконец открыли дверь. Раиса Захарьевна лежала в кухне. И сразу же стало ясно, что нам или кому другому она о поисках своей дочери ничего рассказать не сможет. Кто-то сильно ударил пожилую женщину чем-то тяжелым по голове. И сейчас она лежала на полу. Кухня была крохотной. Поэтому тело приняло слегка скрюченное положение. Ноги оказались под кухонным столом. А голова возле мойки, и из-под головы уже натекла небольшая лужица крови.

— Ой, батюшки! — мелко закрестилась одна из бабок. — Сначала Любку убили, а теперь и Раису. Что же это делается на свете?

— Она еще жива! — воскликнула Мариша, которая первой бросилась на помощь Раисе Захарьевне. — Пульс бьется, хотя и слабо! Скорей врача!

Врач прибыл неожиданно быстро. Одна из соседок пулей слетала на подстанцию «Скорой помощи», и оттуда сразу же прислали свободную машину. Раису Захарьевну увезли, а нам стало совершенно ясно, что без поездки в Крым не обойтись. Именно там скрывалась разгадка той ужасной эпидемии смертей, которая напала вдруг на Любкину семью.

— С полетом все будет хорошо, — подбодрила меня Мариша. — Вот увидишь! Не может быть, чтобы все в одну кучу валилось.

И, как ни странно, оказалась права. После похорон Любки, которые были целиком и полностью оплачены весьма недовольным этим фактом Виктором и на которых, вопреки нашим с подругами ожиданиям, не появилась ни одна подозрительная личность. Мы старательно, но, увы, тщетно караулили таинственного возлюбленного Любки сначала в морге, потом на кладбище, а затем на поминках. Но никакая личность, которую можно было бы счесть годной на роль ее любовника и возможного убийцы, так и не появилась.

На похоронах Любки присутствовал стажер Коля. Прибыл он сюда за свой счет, и это была исключительно его личная инициатива, за которую ему еще предстояло получить взыскание после возвращения на службу. Но Коля пошел на риск, так как тоже надеялся, что на похоронах ему удастся сцапать Любкиного убийцу. Как и мы, он жестоко обломился. Мы передали Коле информацию о том, что один свидетель видел возле убитой Любки топор, который затем куда-то бесследно испарился. Потому что, когда мы утром обнаружили Любку, возле нее никакого топора не было. Коля пообещал, что поспрашивает местных, но особой надежды просил на него не возлагать.

— Небось убийца уже давно его в речку зашвырнул, — сказал он. — А коли нет, так мы все вокруг места преступления обшарили, но ничего подходящего не нашли.

И вообще, по словам Коли, расследование убийства Любки зашло в тупик, что нас расстроило и еще больше убедило в том, что лететь в Крым просто необходимо. Мы вполне благополучно прибыли после церемонии похорон в аэропорт и прошли регистрацию на наш рейс. Билеты на самолет нам удалось взять спокойно всего за день до отлета. Несмотря на начавшийся сезон летних отпусков, билеты в кассах были в избытке. Мое недоумение по поводу этого исчезло в тот момент, как только я узнала их цену.

— Ты с ума сошла! — простонала я. — На эти деньги можно купить вполне сносную подержанную машину. Даже еще не очень ржавую. А мы все деньги ухнули на катание по воздуху, которое лично мне вообще не доставляет никакого удовольствия.

— Мы отдали эти деньги, чтобы восстановилась справедливость! — ответила мне Мариша и, сунув мне в руки фляжку с коньяком, велела: — Выпей и угомонись.

Как раз перед этим я наглоталась всевозможных лекарств, чтобы не волноваться, но коньяк на таблетки лег хорошо. В самолете я впала в надежный ступор, отрешенно наблюдая за тем, как самолет кренится то на один, то на другой борт, попав в воздушный поток. Справа и слева от меня людей тошнило, кто-то падал в обморок, но я хранила поистине железобетонное спокойствие, которое не смогло нарушить даже упоминание стюардессы о том, что приземление несколько задерживается из-за плохой погоды в аэропорту прибытия.