Станислав Родионов - Долгое дело Страница 33

- Товарищ капитан, мне бы серьезно...

- Тогда расширь вопрос.

Леденцов немного подумал, покосился на старшего товарища и вновь осадил медный бурун на голове.

- Посетил концерт с одним эстрадным сюжетцем, товарищ капитан. Там была она с пижоном...

- Начало интересное.

- Он ее кадрил при помощи шампанского и конфет "Трюфели".

- Ну что же, свежо.

- Потом спрашивает в лоб, как бы сегодня пройти к ней на квартиру. А она говорит, что, мол, погодим до следующего раза.

- Эк, закрутили.

- Вот и я подумал, что закрутили роман. Думаю, доложу-ка товарищу капитану.

Петельников глянул на коллегу, который добродушно отозвался взглядом, помаргивая белесыми ресницами. Старший инспектор знал, что нужно бы сейчас подумать про этого парня, но Леденцов был хорошим человеком, поэтому Петельников подумал другое - почему у того не порыжели ресницы.

- Я полагаю, товарищ капитан, что они выжидают, когда Рябинин уйдет на ночное дежурство.

- При чем тут Рябинин? - вяло бросил Петельников.

- Супруга-то его.

- Леденцов, снежного человека в Сочи не было.

- Человека в Сочи не было, а супруга Рябинина была.

Петельников остановился и голосом, от которого загудели бы струны, приказал:

- Все сначала и путем.

- Есть, товарищ капитан. Вчера в театральном буфете жена следователя прокуратуры Рябинина пила вино марки "Шампанское" и ела конфеты сорта "Трюфели" с неустановленным гражданином, который набивался в провожатые. Дальнейшее наблюдение прекратил, поскольку был не при исполнении.

- Мужчина... в хорошем костюме?

- Рублей на двести.

- Такой симпатичный?

- Да, кругломордый.

- С таким... с носом?

- Был у него нос, товарищ капитан.

- Это ж ее двоюродный брат!

- Есть двоюродный брат, товарищ капитан.

Они уже стояли возле бесконечной витрины фирменного магазина "Дуб". Леденцов попрощался и пошел в сберегательную кассу - очередную. Петельников медленно, потеряв ширину своего шага, двигался по торговым залам...

Леденцов, конечно, не глубокий философ и не тонкий психолог. Но ошибиться он не мог. Запоминать лица - его специальность. Он видел ее, Лиду Рябинину.

Петельников вошел в кабинет. Ему показалось, что директор ждал этого визита. Он криво и нервно усмехнулся, сцепляя пальцы рук, как замыкаясь.

- Викентий Викентьевич, хочу поговорить о проблемах мебелестроения.

- Садитесь, пожалуйста.

Вчера Рябинин весь день был в прокуратуре. Ночью он не дежурил. Где же он находился, когда его жена пила в буфете вино марки "Шампанское" и ела конфеты сорта "Трюфели"? Сидел дома? Наверное, пил чай.

- Хороша ли мебель объединения "Северный лес"? Только откровенно, спросил инспектор.

- Не очень.

- Еще откровеннее.

- Плоховата.

- Вот именно. Они все еще продолжают стругать шкафы-контейнеры и табуретки, пляшущие вприсядку.

- Мое дело продавать.

С кем же Лида была в театре? Вопрос поставлен не так... Неважно, с кем. Почему она была с тем, с кем она была? И это не вопрос. Неужели это была Лида? - вот вопрос. Впрочем, его это не касается.

- Ваше дело продавать, - кивнул Петельников, - и не обманывать дядю из уголовного розыска.

- Молодой человек, я постарше вас.

- Возможно, но обманувший теряет уважение в любом возрасте.

- Чем же я вас обманул?

Какой дурак придумал логику? Если женщина потихоньку от мужа ходит в театр с другим мужчиной, то кто он ей, этот мужчина, с которым она потихоньку от мужа ходит в театр? Кто он ей - по логике? Впрочем, пусть об этом думает Рябинин.

- Вы сказали, что известная нам с вами женщина хотела купить шкаф фирмы "Северный лес". Эта женщина никогда, понимаете, никогда не купит шкаф этой фирмы.

- Эта женщина - ваша?

- В каком смысле?

- Вы ее подослали.

- Зачем же?

- Проверить меня.

- А у вас есть грехи?

- Ничего у меня нет.

Если уж Лида Рябинина... Тогда кому и чему можно верить? Какой, к черту, домашний уют и какие, к черту, тапочки в передней. Но Лида Рябинина, которой он представлял всех девушек города, как верховной жрице...

- Тогда почему ж не сказали, зачем она приходила?

- Испугался.

- Теперь успокоились?

- Да, успокоился. - Он понял, что "женщина-референт" никакого отношения к милиции не имеет.

- Ну, и зачем она приходила?

- Взяла пятьсот рублей, - начал рассказывать директор...

Лида Рябинина, у которой далекий и чистейший взгляд, чистейшие волосы и чистейшая кожа. Когда она серьезна, то кажется, что вот-вот рассмеется. Когда смеется, то кажется, что вот-вот станет серьезной. Да ему-то какое дело?

- Опознать ее сможете?

- Разумеется.

- Все, что рассказали мне, расскажете в прокуратуре.

- Обязательно.

Петельников ничего не записал и даже не обрадовался, что добыл хорошего свидетеля. Уголовное дело отошло на второй план.

В приоткрытую дверь заглянула работница магазина в фирменном халатике:

- Викентий Викентьевич, "Отеллу" привезли.

- Иду.

- Какого Отеллу? - удивился инспектор.

- Новый гарнитур.

- Что ж он, черного цвета?

- В восточном стиле, содержит три кровати...

- Правильно, ведь Дездемону задушили в постели.

Что ему теперь делать? Что-то надо. Уведомить Рябинина? Поговорить с Лидой? Найти этого парня? А может, плюнуть на все и считать его двоюродным братом?

- Кстати, Викентий Викентьевич... Как вы относитесь к поступку Отелло? Я имею в виду не гарнитур, а мавра.

- Портить себе жизнь таким преступлением... - Он выразительно пожал одним плечом.

- А если жуткая ревность?

- Теперь, товарищ инспектор, красивых женщин больше, чем стульев.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Существуют приборы для подслушивания, для просвечивания, для подглядывания, для пронюхивания... Почему же нет такого прибора - сопереживателя, для подключения человека к человеку? На шкале стрелка, для которой всего два положения - "боль физическая" и "боль душевная"...

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Я была такой девочкой... Несла в школу белый бантик в коробочке, чтобы не помять. После уроков бантик снимала и относила домой опять в коробочке.

Я была такой девочкой... Мама: "Если не будешь есть, я тебе всыплю". Я: "А я тебе голову оторву". Мама: "Какую половину - нижнюю или верхнюю?" Я: "Нижнюю". Мама: "Как же я буду целовать свою девочку?"

Но не подумайте, что меня часто целовали.

Рябинину хотелось, как и раньше, снять в конце рабочего дня трубку и услышать удивленное "Да?" И отозваться на это "Да?" напряженным дыханием и зачастившим стуком в груди. И услышать другие удивленные слова: "Сережа, это ты?" И выдохнуть свое тихое "Да". И все будет сказано. Дальше пойдут слова уже необязательные, событийные.

Как и раньше...

Он еще смотрел на аппарат, когда тот зазвонил. Рябинин схватил трубку, озаренный мыслью, что его тайное желание добежало по проводам до дому и вызвало ответный ток:

- Да?

- Следователь Рябинин? - спросил голос не женщины и не мужчины, а вроде бы робота, который простудился.

- Да...

- Вы знаете фонтанчик в парке?

- Знаю.

Он начал подозревать, что это вызов на место происшествия, когда в спешке забывают представиться.

- Туда ваша жена пришла на свидание.

И механический голос пропал, как захлебнулся простудой.

Рябинин положил трубку, довольно поправляя очки. Итак, сначала магазин "Дуб", теперь следователь прокуратуры. Калязина развивала голосовые связки. Пусть, больше оставит следов. И зачем ей эта выдумка?..

Легкий, почти комариный укол пришелся куда-то в грудь, в левую половину, - выдумка ли? Почему ж в этом комарином уколе столько яда, который разливается по телу дрожащим холодком?.. Если бы ему позвонили и сказали, что Лида пошла в театр с мужчиной, тоже бы не поверил?

Рябинин вышел из-за стола, гулко цепляясь ногами за тумбу.

Это не что иное, как провокация. Удар по его нервам, чтобы выбить из колеи. Он не должен опуститься до проверки анонимного звонка. Впрочем, рабочий день уже кончился и надо идти домой.

Стараясь не спешить, он запер сейф и дверь. Стараясь не спешить, пошел медленно, отдыхая. Стараясь не спешить, разглядывал прохожих. Кажется, он забыл повесить ключ на доску. Кажется, он забыл в кабинете плащ и портфель.

Рябинину пришлось идти парком, потому что его путь домой лежал здесь, через парк. Фонтанчик был немного в стороне, но размяться лишних триста метров в конце рабочего дня никому не вредно. Тут чудесный воздух, тут сырые и темные аллеи...

Ему казалось, что решения принимает не он, не сознание, а его тело, которое шло и шло вперед по следу, подобно собаке. И только увидев забелевшие вдалеке камни фонтанчика, он уже подумал, что нужно свернуть в заросли на проложенную тропинку и пройти незаметно, как индеец. Сознание, освободившись от власти тела, начало трезветь: у фонтанчика есть скамья на цепях, там может сидеть Калязина и ухмыляться своей надменной ухмылкой. Мол, пришел - что за следователь?