Павел Генералов - Искушения олигархов Страница 34

— Теперь во время кампании водяры завезём и, считай, дело в шляпе, они за вас не то что голосовать, умереть будут готовы, — бубнил Вася.

Стас не отвечал. Он ловил себя на мысли о том, что ему здесь, на Икотке, начинало по–настоящему нравится. Край непуганых идиотов и колоссальных возможностей. Этакий российский Клондайк. Только ум, смекалку и силу приложи.

Уже сейчас, задолго до получения реальной власти над этой территорией, Стас сюда не столько вкладывал деньги, сколько их зарабатывал. Со строительными подрядами Монстр Иванович и вправду не кинул. Одна намечалась проблемка. На будущее. Большие нефтяные парни, во главе, ясное дело, с Гошей Сидоровым, пыталась наложить лапу на всё Немало — Корякское плоскогорье со всеми, соответственно, его месторождениями — нефтяными и газовыми. Но это мы ещё будем посмотреть, — усмехнулся Котов, в который раз раскладывая в уме сложный пасьянс. Пасьянс этот вполне имел шанс сложиться. Что называется, в его, Котова, пользу.

Ну, и ко всему прочему он уже знал, как ему выиграть эти выборы и стать полноправным хозяином Икотки. Причём с минимальными затратами.

Глава пятая. Заблудившийся жираф

15 октября 2001 года

Николай Геннадьевич Голубков уже вздрагивал, когда слышал слово «пиво». Все пивные спонсоры и так отвернулись от «Патриотов России», а депутат Чайкина, как заведённая, всё продолжала долбить в больное место. Все Чайкинские инициативы против невинного, в общем–то, напитка рикошетили по пошатнувшемуся имиджу Голубкова.

Телевизионная пивная реклама была загнана в самую ночь, и из неё исчезли люди, звери и упоминания о пиве, как средстве утоления жажды. Наружная реклама и вовсе была изгнана с улиц городов. Так нет же — Чайкиной этого было мало. Теперь она выдвинула очередную безумную инициативу. Распитие пива на улице она предлагала приравнять к нарушениям общественного порядка. То есть мирный обыватель, потягивающий пивко в жаркий летний полдень на лавочке в сквере, оказывался в одном ряду с хулиганами, сквернословами и прочими отщепенцами.

Да пусть бы и так! Но при чём здесь Голубков и его коллеги–патриоты? Зачем их–то опять на посмешище выставлять?! В роли идиотов?

Соратники, между тем, уже начали откровенно шушукаться за спиной своего руководителя фракции. Впрочем, в территориальных организациях «Патриотов России» авторитет Голубкова был по–прежнему незыблем. Реальным людям «от почвы» мало было дела до московских околопивных дрязг.

Сразу в нескольких регионах в ближайший год должны были состояться выборы губернаторов, а также депутатов местных Дум и ЗакСобраний. Надо было уже определяться с кандидатурами, предвыборными блоками и спонсорами. А вот как раз вести переговоры со спонсорами в том «обиженном» образе, который стараниями Чайкиной всё более закреплялся за Голубковым, выходило очень проблематично. Надо было что–то срочно предпринимать. Причём, кардинально.

И тут тень удачи вроде как осенила Голубкова своим крылом. Петухова сама позвонила и предложила встретиться сегодня, причём на «голубковской» территории — в его рабочем кабинете руководителя фракции. А дома ведь и стены помогают.

Однако прямого ответа Голубков сразу не дал. Обещал перезвонить и назначить время.

— Тогда я жду вашего звонка в течение ближайшего часа, — без тени обиды ответила ему Чайкина.

Положив трубку, Николай Геннадьевич тут же вызвал свою главную помощницу и советчицу Антонину Фёдоровну.

— Ну что, мне звонила Чайкина. Предлагает встретиться. Как ты думаешь, с чем она пожалует? Да ты присаживайся, присаживайся! — Голубков возбуждённо ходил по кабинету, как некогда Ленин по тюремной камере, раздумывающий над тем, с кем ему, наконец, скооперироваться, а с кем — окончательно размежеваться.

Антонина со своим вечным блокнотом в руках присела за переговорный стол и нервно поправила свою короткую причёску, совсем не нуждавшуюся в таком проявлении заботы. Похоже, эта новость даже невозмутимую, почти железную Антонину, застала врасплох.

— Думаю… — медленно начала она, — ей что–нибудь от нас понадобилось.

— Ну, ты сильна, Антонина, — нервно рассмеялся Голубков. — До этого я и сам додуматься могу.

— Скорее всего она придёт с миром…

— И это понятно. Хотелось бы знать, на каких условиях?

— Я предлагаю не мучиться, Николай Геннадьевич. Договаривайтесь о встрече. А там как получится. Портиться вашим отношениям дальше некуда. Если вы хотите знать моё личное мнение, то я всегда считала: что даже худой мир лучше доброй ссоры…

Чайкина согласилась появиться у «Патриотов» буквально через пять минут. В приёмной её встретили вежливыми, но холодными кивками. Впрочем, на особенно тёплый приём Катя и не рассчитывала.

Николай Геннадьевич поначалу не знал, как себя вести и был приторно вежлив. Разве что чаю с баранками не предложил. Ограничился протокольным кофе, от которого Катя, впрочем, отказалась.

— Николай Геннадьевич! У меня к вам деловое предложение, — депутат Чайкина закинула ногу на ногу и скромно улыбнулась уголками губ. — Я буду излагать свои мысли максимально конкретно и доходчиво.

— Боитесь, не пойму? — приподнял правую бровь Голубков.

— Нет, просто хочу, чтобы мы расставили точки над «i». Если честно, то и мне, да и всем на свете уже надоела эта пивная возня. А вам, наверное, больше всех.

— Да уж, да уж, выставили меня на посмешище всей стране, — насупился Голубков.

— Приношу вам свои запоздалые извинения. Лично против вас я ничего не имею. Более того — вы мне по–человечески симпатичны. К тому же, в отличие от большинства болтунов в нашем парламенте, за вами стоит реальная сила — ваша партия. У вас ведь, насколько я осведомлена, сильные позиции в дальневосточных регионах?

— А что вас конкретно интересует, Екатерина Германовна?

— Меня интересует Белоярский край, — действительно конкретно ответила Катя. — И мы там хотим выдвинуть своего кандидата в губернаторы. В обмен на вашу поддержку я обещаю вам, что наш личный конфликт мгновенно канет в Лету.

— А можно поинтересоваться содержанием этого многозначного «мы»?

— Ну, вы же всё понимаете, Николай Геннадьевич! — Катя укоризненно и немного кокетливо взглянула на Голубкова.

— Значит, «Севернефть» заинтересовалась политикой… Ну, в общем–то правильно, давно пора. Предложение интересное. Но мне бы хотелось иметь возможность рассчитывать на финансовую помощь «Севернефти» на выборах в других регионах.

— Георгий Валентинович готов встретиться с вами в любое удобное для вас время.

— Та–ак. Хорошо, хорошо, — Голубков старался не слишком афишировать, насколько его обрадовала эта возможность. Учитывая финансовую мощь «Севернефти» можно было надеяться на то, что не придётся искать много мелких, бестолковых, жадных и требовательных спонсоров. — А Георгий Валентинович сам решил баллотироваться?

— Нет, Николай Геннадьевич. Кандидат будет другой. И вы его знаете.

— Надеюсь, это не Виктор Боков. С бандитами я не работаю.

— Да что вы! Какой Боков? Наш кандидат — Константин Сергеевич Петухов.

— Костя? — обалдел Голубков.

Это был удар ниже пояса. Поддерживать бывшего зятя, который оставил Оксану ради вот этой самой Чайкиной — это было бы верхом цинизма… А с другой стороны — почему бы и нет? Предложение было из разряда тех, от которых очень трудно отказаться.

— Хорошо, я согласен, — после минутного раздумья уверенно ответил Голубков. — Но только при одном условии. Наша поддержка будет. Всем низовым структурам я дам указание поддерживать вашего кандидата…

— Нашего кандидата, — медовым голоском поправила Чайкина.

— Хорошо, нашего, — согласился Голубков. — А вот лично я ни в каких мероприятиях в поддержку Петухова участвовать не буду. Иначе меня дочь съест. Не хватало мне ещё и дома с ближними воевать!

Расстались депутаты Чайкина и Голубков почти друзьями. Пивная тема для них двоих была исчерпана до дна.

Карлуша перестал материться. А это был верный признак того, что ворон загрустил. Похоже, «светская» жизнь не очень–то пошла ему на пользу. «Светская» в смысле на свету, а не в подземном бункере, где он за здорово живёшь оттрубил несколько лет. И всё его там вроде бы устраивало.

Здесь же, в офисе ФППП, Карлуша тосковал. Слишком близко была такая незнакомая и такая, наверное, всё–таки желанная воля — прямо ведь за оконным стеклом, сквозь которое видны были другие птицы. По большей части мелкие и грязные. Но всё же — свободные.

В отсутствие посетителей Монстр Иванович сразу снимал с Карлушиной клетки сатиновый мешок, а порой и выпускал птицу полетать по кабинету. Только Карлуша летать, видно, ленился. Зато полюбил сидеть на подоконнике и смотреть на Красную площадь. Под бой курантов он даже возбуждался немного — взмахивал крыльями, цокал и пытался звон курантов повторить, впрочем, без особого успеха.