Павел Генералов - Искушения олигархов Страница 33

— А вот Катя, между прочим, считает иначе, — многозначительно прищурился Гоша, обрабатывая остриё кия мелом.

— Так это что, её идея? — догадался Петухов.

— Именно. И она готова всемерно помогать тебе в избирательной кампании.

— Интересное кино, — пробормотал Петухов. — Но вообще, предложение по меньшей мере забавное.

— Соглашайся, Костя. У нас там грандиозный проект намечается. Такой шанс, может, раз в жизни бывает. Давай так, — Гоша кием указал на стол. — Если я выигрываю эту партию, то ты соглашаешься безо всяких условий. Подробности оговорим после. Ну, как?! — подначил Гоша.

Хм, при счёте три семь он ещё говорит о каких–то условиях? — удивился Петухов и демонстративно отступил от стола:

— Что ж, давай, Георгий Валентинович, дерзай!

Тут–то и начался полный разгром. Петухов чувствовал себя, как фашист под Москвой в сорок первом. Больше ему в этой партии ударить не пришлось ни разу. Первым делом Гоша загнал три своих, потом подряд сделал два дуплета, сравняв счёт. А точку поставил, закатив шар в дальний правый угол.

— Однако партия, Константин Сергеевич, партия! — с классической интонацией штабс–капитана Овечкина из «Неуловимых мстителей» сообщил Гоша.

— Ну ты виртуоз! И когда, говоришь, в последний раз играл?

— Если честно, то всю последнюю неделю тренировался, — легко раскололся Гоша. — Даже стол специально в Глухово выписал. Приезжай, сыграем. Хотя, извини, тебе теперь не до этого будет. Считай, с этой минуты ты уже ведёшь избирательную кампанию. Завтра познакомлю тебя с Генераловым.

— Да я с ним знаком. Он же Катькину кампанию в Думу вёл… Стоп! — осенило Петухова. — Гоша, а если бы партию выиграл я? Тогда — что?

Гоша улыбнулся, как иезуит, благословляющий обречённого на подвиг:

— Тогда бы у тебя была неделя на раздумье.

Икотка

Тундра с высоты птичьего полёта напоминала плохо испечённый блин, посыпанный сверху мельчайшей сахарной пудрой. На белом фоне тёмными провалами выделялись пятна озёр. Кое–где тундра была расчерчена гусеницами вездеходов, причём следы иногда внезапно исчезали, будто вездеход вместе с пассажирами на полпути растворился в пространстве. Ехал–ехал куда–то — и пропал с поверхности земли. Иногда попадались и другие следы цивилизации. Брошенные проржавевшие вагончики, когда–то бывшие зелёными. Или даже целые горы из бочек из–под солярки. Но это были мельчайшие капли дёгтя на необозримых белых просторах.

Во всём этом была такая первозданная красота, что хотелось зажмурить глаза. А, может, просто сказывался недосып и разница во времени. И вообще бесконечные перелёты из Москвы в Ондырь, столицу Икотки, порядком утомили привыкшего к более комфортной и размеренной жизни Котова.

К тому же в вертолёте трясло и всё равно пахло керосином. И это несмотря на то, что арендованный Стасом МИ‑8 внутри был оборудован под бизнес–класс. Мягкие кресла, рабочая зона для переговоров, хорошая устойчивая связь с Большой Землёй.

Внизу появились признаки жилья. Дома барачного типа, несколько чумов на окраине, здание с идиотскими колоннами. Наверное, клуб. Вертолёт начал снижаться. Значит, долетели. И судя по всему это и был посёлок Илерей.

— Илерей, — подтвердил помощник Котова Вася Полубояринов.

Вася был из местных, икотских русских. Невысокого роста, белобрысый и чрезвычайно шустрый, он выгодно выделялся на фоне медлительных и вечно задумчивых местных жителей.

Когда–то Вася приехал сюда, на Икотку из центральной России после окончания журфака, да так и застрял здесь. Правда, сделал карьеру. Теперь он возглавлял пиар–службу местной администрации, и в глазах каждого приезжего с Большой Земли выглядел настоящим икотским патриотом. Каковым и являлся, исправно трудясь над улучшением демографической ситуации на Икотке.

Несмотря на относительную молодость, у Васи подрастало уже пятеро детей от трёх разных жён, с которыми он жил, кажется, одновременно. Все эти интимные подробности стали известны Котову во время долгих сидений с Васей в «столичной» гостинице «Ондырь», когда в очередной раз наступала нелётная погода. А наступала она здесь с пугающей регулярностью.

В этих полётах над бескрайними Икотскими просторами был и свой кайф. Стас впервые осознал воочию, что такое на самом деле быть «богом из машины». Не избалованные вниманием жители дальних посёлков и стойбищ встречали его не то чтобы с восторгом, а чуть ли не с религиозным экстазом. Во всяком случае, шаманы с бубнами присутствовали едва ли не всегда. Тем более, летал Котов не с пустыми руками, а с хлебом–солью.

Грузовые отсеки вертолёта были под завязку набиты крупами, сахарным песком, мукой, коробками с сигаретами и спичками и, главное, ящиками с огненной водой, охотниками до которой здесь были, кажется все. Начиная от младенцев и заканчивая древними старухами. Именно старухами, потому что стариков здесь было заметно меньше — видимо, он первыми падали в неравном бою с привозными благами цивилизации.

Кроме Васи, экипажа и трёх парнишек–грузчиков в этом полёте был ещё один, незапланированный пассажир. Точнее, пассажирка — Алевтина Ивановна. Тётка из Ондырского отделения сбербанка. Она везла для илерейских пенсии и детские пособия за последние три месяца.

— Всё лето борта подходящего не давали, так что спасибо вам, Станислав Евгеньевич, выручили! — благодарила Алевтина, прижимая к груди сумку с деньгами, с которой не расставалась на протяжении всего полёта.

— Тут такой парадокс выходит, Станислав Евгеньевич, — пояснил Вася. — Возить деньги — дороже самих денег! Но ведь люди–то в этом не виноваты.

— Только у меня к вам просьба будет одна, уж не обижайтесь, — поверх сумки виновато глянули на Котова глаза Алевтины. — Вы водку им давайте только после того, как я деньги раздам, ладно?

— Да пожалуйста! — разрешил Стас. — А что, это проблема — раздать деньги?

— В сочетании с водкой — да. Икоты — они ж как дети малые! Увидят бутылку и остальное для них уже не существует. Ищи их потом по всему посёлку, — Алевтина первой стала пробираться к выходу. Вертолёт уже сел и гул мотора начал стихать.

… Местный клуб, несмотря на внешние колонны, внутри оказался похож на большой дощатый сарай. В этом сарае, к счастью, отапливаемом, Стас и произнёс очередную пламенную речь. О великом будущем великой Икотки, о славных и мужественных жителях севера. Славные икоты одобрительно кивали головами в пушистых шапках, а мужественные даже что–то записывали в блокнотиках, подаренных участникам встречи. С каждого блокнотика скромно улыбался Стас.

Сразу после выступления началась раздача слонов. К столику Алевтины выстроилась небольшая очередь из стариков и женщин. Женщины старательно пересчитывали немногочисленные купюры и бережно прятали их в юбках. А старухи относились к деньгам с таким почтением, что было понятно — это большая редкость в здешних краях. Наблюдательный Стас заметил, что одни и те же старушки по несколько раз отстаивали очередь, чтобы поставить очередную закорючку–подпись в ведомости и получить очередную денежку.

Это похоже на Гоголя, — подумал Стас. — Что–то типа «мёртвых душ», что ли? Впрочем, эти икотские хитрости его мало касались. Пусть собес и сбербанк сами разбираются, кому и сколько платить.

Крупа, мука и сахар шли на «ура». За них тоже полагалось расписываться. Списки избирателей Стасу, покряхтев и поохав, выдали в областной избирательной комиссии. Глава комиссии так нудно жужжал о «нарушениях» и «правилах», что Стас велел Полубояринову отстегнуть сверх договоренной суммы ещё пару стольников.

Пайки раздавали от имени благотворительного фонда «КОТОВ», который Стас зарегистрировал на имя троюродного брата. Этот нехитрый трюк позволял сыпать крупу и лить водку направо и налево не только сейчас, но и во время будущей избирательной кампании. Котов–то Котов, да не совсем тот, ни один юрист не докажет факта подкупа избирателей.

И всё же главной героиней илерейской встречи стала водка. Когда Алевтина закончила с пенсиями, к столику выстроилась не очередь, а очередища. Первыми в ней стояли, конечно, мужчины. Гвалт и ор поднялся такой, будто в курятник забрёл неосторожный волк.

Стас вышел на крыльцо клуба, чтобы отдышаться и послушать тишину.

— Ваш приезд — на год воспоминаний. И сейчас выпьют, и будет на что новой водки купить. Ведь почти все деньги с пенсий уходят именно на неё, родимую, — вышедший вслед за Стасом Полубояринов указал на довольно молодого местного парня. Парень, как к женской груди, жадно присосался к бутылке. Он пил прямо из горла, безо всякой закуски, судорожно дёргая кадыком.

— Теперь во время кампании водяры завезём и, считай, дело в шляпе, они за вас не то что голосовать, умереть будут готовы, — бубнил Вася.