Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса Страница 36

Мгновение спустя дверь отворилась, и в комнату вошел высокий молодой человек. Одет он был элегантно, но неброско, в темно-серый костюм, а в руке держал коричневую широкополую шляпу из фетра. Я дал бы ему лет тридцать, хотя в действительности он был несколько старше.

– Прошу извинить меня, – сказал он с некоторым смущением. – Полагаю, мне следовало бы постучать. Да, разумеется, следовало бы постучать. Беда в том, что я несколько взволнован, и в этом причина.

Он провел ладонью по лбу, как человек, несколько оглушенный, а затем не столько сел, сколько рухнул в кресло.

– Я вижу, вы не спали ночь, если не две, – сказал Холмс со своей мягкой непринужденностью. – А это расстраивает нервы больше, чем труд, даже больше, чем удовольствие. Могу ли я спросить, какой помощи вы от меня ждете?

– Мне нужен ваш совет, сэр. Я не знаю, как поступить, а вся моя жизнь словно бы разбита вдребезги.

– Вы хотите нанять меня в качестве сыщика-консультанта?

– Не только. Мне требуется ваше мнение как многоопытного человека. Я хочу знать, что мне делать дальше. Вся моя надежда на ваш совет.

Он говорил краткими, отрывистыми, нервными залпами, и мне казалось, что говорить было для него вообще мукой и принуждал он себя к этому неимоверным усилием воли.

– Вопрос очень деликатный, – сказал он. – Трудно говорить о своих семейных делах с посторонними людьми. Ужасно обсуждать поведение твоей жены с двумя мужчинами, которых я вижу впервые. Это страшно. Но я больше не могу, и мне необходим совет.

– Мистер Грант Монро, дорогой мой… – начал Холмс.

Наш посетитель стремительно вскочил с кресла.

– Вам известно мое имя?

– Если вы желаете сохранять инкогнито, – сказал Холмс с улыбкой, – я порекомендовал бы вам отказаться от манеры писать свою фамилию на подкладке шляпы или же поворачивать шляпу к собеседнику только тульей. А сказать я собирался, что в этой комнате мы с моим другом слышали много щекотливых секретов, и нам выпало счастье вернуть спокойствие многим измученным душам. Надеюсь, то же мы сумеем сделать и для вас. Но время, полагаю, дорого, так могу ли я попросить вас изложить суть вашего дела, придерживаясь фактов и без дальнейших проволочек?

Наш посетитель вновь провел ладонью по лбу, словно для него это было слишком тяжело. Все его жесты, как и выражение лица, убеждали меня, что передо мной сдержанный, даже замкнутый человек, притом гордый, предпочитающий скрывать свои раны, а не выставлять их напоказ. Затем, внезапно взмахнув сжатой в кулак рукой, как бы гневно отметая сдержанность, он начал свой рассказ.

– Факты таковы, мистер Холмс, – сказал он. – Я женат. Вот уже три года. Все это время я и моя жена любили друг друга так нежно и жили так счастливо, как только доступно тем, кто связан узами брака. У нас не было разногласий. Ни единого – ни в мыслях, ни в словах, ни в поступках. А теперь, с прошлого понедельника, между нами вдруг выросла стена. И я вижу, что в ее жизни и в ее мыслях прячется нечто, о чем мне известно столь же мало, как если бы она была женщиной, прошедшей мимо меня на улице… Мы стали чужими друг другу, и я хочу знать почему.

Прежде чем продолжать, мистер Холмс, мне следует заверить вас в одном: Эффи любит меня. Вне всяких сомнений. Она любит меня всем сердцем, всей душой, а теперь даже еще сильнее. Я это знаю, я это чувствую. И не нуждаюсь в доказательствах. Мужчине нетрудно удостовериться, что женщина его любит. Но между нами встала тайна, и мы не сможем стать прежними, пока она не будет раскрыта.

– Будьте добры. Изложите мне факты, мистер Монро, – сказал Холмс с легким нетерпением.

– Я расскажу вам, что мне известно о прошлом Эффи. Она была вдовой, когда я познакомился с ней, хотя и очень молодой – ей только-только исполнилось двадцать пять. Тогда она носила фамилию Хеброн. Миссис Хеброн. В ранней юности она уехала в Америку и жила в Атланте, где и вышла за Хеброна, адвоката с хорошей практикой. У них был ребенок, но вспыхнувшая эпидемия желтой лихорадки унесла в могилу и мужа, и ребенка. Я видел свидетельство о его смерти. Америка стала ей нестерпимой, и она вернулась в Англию, поселившись у незамужней тетушки в Пиннере в Мидлсексе. Кстати, муж ее вполне обеспечил, оставив ей капитал, что-то около четырех тысяч пятисот фунтов, который вложен столь удачно, что приносит в среднем семь процентов дохода. Когда я с ней познакомился, в Пиннере она прожила только полгода. Мы сразу полюбили друг друга и поженились несколько недель спустя.

Я торговец хмелем, и мой годовой доход составляет семьсот-восемьсот фунтов, так что в средствах мы стеснены не были и сняли за восемьдесят фунтов в год отличную виллу в Норбери. Местность совсем сельская, если учесть близость столицы. Гостиница, два дома несколько выше нашего на склоне, и по ту сторону луга – коттедж, обращенный к нам фасадом. Остальные дома расположены на полпути к станции. Большую часть года я вынужден уезжать в город по делам, зато летом почти свободен, и в нашем загородном доме моя жена и я были так счастливы, как только можно пожелать. Поверьте, наши отношения не омрачала ни малейшая тень, пока не возникла эта проклятая тайна.

Прежде чем продолжать, мне надо вам кое-что объяснить. Когда мы поженились, моя жена передала мне все свое состояние – против моего желания, должен я сказать, поскольку я понимал, какое трудное сложится положение, если мои дела пойдут плохо. Однако она настояла. Ну, и примерно полтора месяца назад она пришла поговорить со мной.

«Джек, – сказала она, – когда ты взял мои деньги, то сказал, что, понадобись мне какая-нибудь сумма, достаточно будет просто попросить тебя о ней».

«Разумеется, – ответил я. – Они же принадлежат тебе».

«Ну, – сказала она, – мне нужны сто фунтов».

Меня это несколько озадачило, так как я предполагал, что речь идет о новом платье или о чем-либо еще в том же роде.

«Зачем они вдруг тебе понадобились?» – спросил я.

«Ну, – сказала она с обычной милой шутливостью, – ты же объяснил, что будешь моим банкиром, а банкиры таких вопросов не задают, знаешь ли».

«Если ты говоришь серьезно, то, конечно, ты их получишь», – сказал я.

«Да-да, совершенно серьезно».

«И ты не скажешь мне, для чего они тебе понадобились?»

«Возможно, когда-нибудь, но не теперь, Джек».

Мне пришлось удовлетвориться этим, хотя впервые между нами появился секрет. Я выписал ей чек и выкинул все из головы. И, возможно, тут нет никакой связи с тем, что произошло потом, но я подумал, что упомянуть про это следует.

Как я уже сказал вам, неподалеку от нашего дома стоит коттедж, и от нас его отделяет только луг, но чтобы добраться до него, нужно пройти довольно далеко по большой дороге, а затем свернуть на проселок. Позади коттеджа начинается сосновая роща, и мне нравилось гулять там, потому что близость деревьев всегда приятна. Все предыдущие восемь месяцев коттедж пустовал, о чем можно было только пожалеть. Такой это милый двухэтажный домик со старомодным крыльцом и весь в жимолости. Много раз я смотрел на него и думал, какая отличная могла тут быть ферма.

Ну так вечером в прошлый понедельник, когда я отправился прогуляться там, на проселке мне повстречался пустой фургон, а затем я увидел на лужайке перед крыльцом груду ковров и прочих вещей. Было ясно, что коттедж наконец кто-то арендовал. Я прошел мимо, а затем остановился, как поступил бы всякий, кому некуда спешить, и оглядел его, прикидывая, кем окажутся наши новые соседи. И тут я внезапно заметил, что из окна верхнего этажа за мной наблюдает лицо.

Не знаю, мистер Холмс, что такое было в этом лице, но по спине у меня побежали мурашки. Нас разделяло порядочное расстояние, и рассмотреть его черты я не мог, но в нем чудилось что-то неестественное, нечеловеческое. Вот какое у меня возникло впечатление, и я сделал несколько быстрых шагов вперед, чтобы получше разглядеть того, кто следил за мной. Но тут лицо внезапно исчезло, настолько внезапно, что казалось, будто его мгновенно увлекли в глубь темной комнаты. Я простоял там минут пять, обдумывая случившееся и анализируя мои впечатления. Было ли лицо мужским или женским, осталось мне непонятным – я находился слишком далеко. Но больше всего меня поразил его цвет. Мертвенно-желчно-желтый в сочетании с неподвижной скованностью, пугающе противоестественной. Все это так меня поразило, что я решил узнать побольше о новых обитателях коттеджа. Я направился к крыльцу и постучался в дверь. Ее тут же отворила высокая тощая женщина с грубым враждебным лицом.

«Чего вам?» – спросила она с северным выговором.

«Я ваш сосед, – ответил я, кивнув в сторону моего дома. – Как вижу, вы только въехали, и я подумал, не могу ли я вам как-то помочь с…»

«Ладно, мы вас попросим, коли будет в вас нужда», – сказала она и захлопнула дверь перед самым моим носом.

Рассерженный такой невежливостью, я повернулся и пошел домой. Весь вечер, как ни старался я думать о чем-нибудь другом, мои мысли все время возвращались к желтому лицу в окне и грубости этой бабы. Я твердо решил умолчать о первом, так как моя жена впечатлительная нервная женщина и мне не хотелось рассказывать ей о моем неприятном переживании. Однако перед тем, как уснуть, я упомянул, что у нас появились соседи, но она ничего не сказала в ответ.