Линда Ла Плант - Красная Орхидея Страница 37

Полицейские сообщили, что тело обнаружил фермер. Они дождались команды экспертов и машину «скорой помощи», после чего разошлись по своим авто.

Притихшая четверка вернулась в оперативный штаб. Определенно, убийцей Шерон был тот же мужчина, на которого они охотились, но без заключения патологоанатомов и судмедэкспертов в этом не могло быть стопроцентной уверенности. У них не было орудия убийства и не было свидетелей; тело выбросили недалеко от обычно оживленной трассы под покровом ночи.

Чтобы констатировать время смерти девушки, требовалось ждать результатов вскрытия. Анна вернулась к своему столу и приступила к записям. Подробно изложив на бумаге результаты вскрытия тела Луизы и детали обнаружения тела Шерон, Тревис застыла перед открытым блокнотом, задумчиво постукивая ручкой по столу. Последние двадцать четыре часа она безуспешно пыталась связаться с Шерон. Была ли та уже мертва или как раз в это время умирала? Бригада следователей досадовала на то, что им так до сих пор и не удалось идентифицировать своего одного-единственного подозреваемого, Анну же не покидала мысль о том, что она могла бы предотвратить гибель Шерон.

Лишь после семи вечера Анна позволила себе отправиться домой. Минут через десять ей позвонил Дик Рейнольдс и предложил вместе поужинать.

— Я не голодна.

— А что, если я привезу утку по-пекински с рисовыми лепешками и со сливовым соусом?

Рассмеявшись, она сказала, что, возможно, это было бы неплохо.

Рейнольдс настоял, что сам все приготовит. Он привез две бутылки хорошего мерло, и Анна, прихватив бокал вина, с ногами устроилась на диване перед телевизором, в то время как Дик хозяйничал на кухне. Ужинали они, сидя рядышком перед маленьким столиком. Только теперь, заворачивая в тонкие лепешки порезанное, сдобренное сливовым соусом мясо и хрустящие перышки лука, Анна поняла, что целый день ничего не ела. И хотя это было всего лишь готовое блюдо из ресторанчика, оно показалось невероятной вкуснятиной! От еды и вина, от непринужденной болтовни с Рейнольдсом Анна расслабилась и на время отключилась от дела Красной Орхидеи.

Они уже приговорили половину второй бутылки, когда Дик спросил, как продвигается дело. И Анну точно прорвало. Она говорила без умолку: сначала о том, что нашли тело Шерон, потом — о жутких результатах вскрытия. Возможно, отчасти расслабившись из-за вина, но Анна совсем упала духом, описывая, как убийца надругался над Луизой. Два раза она повторила, что девушка была жива, когда с ней проделывался весь этот кошмар… И только тогда поняла, что наговорила чересчур много.

— Послушай, Дик, ничто из того, что я тебе сказала, не должно попасть в газету. Я тебе ничего не говорила! И обещай мне, что не предашь это огласке.

— Тебе нет нужды брать с меня обещания. — Он обнял Анну одной рукой, привлекая к себе.

В его объятиях она успокоилась.

Он спросил, есть ли у них подозреваемые. Анна сказала, что они опросили нескольких мужчин, каждый из которых настаивал на том, что именно он убил Луизу Пеннел. Да и сейчас сидел под стражей один молодой солдатик, но было ясно, что с ним только теряют время.

— Зачем тогда вы его задержали? — спросил Рейнольдс.

— Ну, он был студентом-медиком, затем попал в армию и несколько месяцев назад был комиссован. У него проблемы с психикой. Нам надо все перепроверить и убедиться, что он не убийца, прежде чем его отпустить.

— Но ты не думаешь, что это он?

— Нет. Никто из нас так не думает, но все равно его надо отработать.

— Как ты считаешь, что почувствует настоящий убийца, если прочтет, что вы арестовали подозреваемого?

— Придет в ярость. Его бесит все, что заслоняет его от лучей общественного внимания.

— Да вроде и не много было ему этого внимания в последнее время — всю минувшую неделю газеты отмалчивались.

— Потому что мы не можем выследить это чудовище! У нас нет ни орудий убийств, ни образцов ДНК — ничего! Он шлет нам свои дурацкие послания, а у нас как не было ничего, так и нет. И весь наш научно-практический опыт, что все эти дни так усердно применялся, не дал Никакого результата. Он все равно бежит где-то впереди, заигрывая с нами: никакой слюны на конвертах, штемпели со всей Англии. И даже если кто-то видел, как он отсылает письмо моему шефу, никто об этом не заявил.

— Как же их заставишь к вам пойти?

— Не знаю. Я и так слишком разболталась. Я пьяна.

Он мягко опрокинул ее навзничь и поцеловал в губы:

— Ничего, если я останусь на ночь?

— Я не против.

Все ж таки Анна выпила слишком много. Если Рейнольдс и перебрал вместе с ней, то по нему это было далеко не так заметно. Он был ласков, и внимателен, и очень нежен. Потом она уснула в его объятиях — глубоким сном без сновидений. Дик между тем не мог заснуть. То, что он недавно узнал, потрясло и возмутило его до глубины души. Анна не шелохнулась, когда он осторожно высвободился из ее объятий и отправился в ванную. Он ополоснул лицо и уже собирался вернуться в постель, когда увидел ее блокнот в открытом портфеле на столике в гостиной.

День девятнадцатый

Приняв душ и завернувшись в халат, Анна готовила завтрак, Рейнольдс тоже пошел ополоснуться. Она уже хрустела тостом, когда он, с мокрыми волосами, вышел из ванной и ткнулся носом ей в шею.

Она предложила Дику еще кофе, но ему уже пора было идти, поскольку он собирался заскочить домой, чтобы сменить рубашку.

— Не, я уже убегаю. — Он отнес свою чашку и тарелку в раковину, поцеловал Анну и направился было в прихожую, когда затрезвонил интерком.

— Может, это почта? — крикнула она, когда он взял трубку интеркома.

Было семь тридцать.

Когда Ленгтон поднялся по лестнице, Рейнольдс ожидал его в дверях:

— Доброе утро!

Ленгтон тяжело посмотрел на него.

— Доброе, — кивнул он. — Она встала?

— Да, она на кухне.

— Благодарю.

Ленгтон проследил, как Рейнольдс спускается по лестнице, после чего закрыл за ним дверь и отправился на кухню.

— Кавалер ушел, — сказал он, прислонясь к дверному косяку. Чисто выбритый, в костюме в тонкую полоску, он выглядел свежим и подтянутым.

Анна покраснела:

— Что-то случилось?

— Я нажал на экспертов. Они обещали сразу связаться со мной, как только что-то узнают. И вот я здесь. Отвезешь нас туда?

— Кофе хочешь?

— Иди одевайся. Я знаю, где тут что.

— Пять минут, — скользнула она мимо него.

Когда Анна вернулась, Ленгтон уже приготовил себе пару тостов и восседал на высоком табурете перед маленьким столиком с кружкой в руке, читая газету, — прямо как у себя дома.

— Вот уже и готова, — сказала она, стараясь придать голосу легкость.

Она налила себе стакан воды и приняла две таблетки аспирина: давешнее возлияние не прошло бесследно.

— Головушка болит? — хмыкнул Ленгтон, складывая газету.

— Да, немного. — На самом деле голова у нее просто раскалывалась.

— Рейнольдс — твой постоянный гость?

— Да, можно и так сказать.

— Держу пари, выкачивал из тебя информацию.

— Нам с ним, знаешь ли, есть чем заняться! — с раздражением сказала она.

Ленгтон ухмыльнулся, хлопнул себя по бедру свернутой в трубку газетой, и они двинулись в путь, оставив на столике грязную посуду.

Сев в машину, они поехали к моргу. Повозившись с радио, Ленгтон откинулся на подголовник. У Анны голова разболелась еще больше, и она старалась вести машину осторожнее. Джеймс настроил новостной канал — про убийство Шерон ничего не сообщали.

— Насчет Шерон так и не было пресс-релиза?

— Нет. А ты все чувствуешь себя виноватой, что это не предали широкой огласке?

— Да, но в то же время не знаю, принесло бы это пользу, — мы ведь так и не узнали время смерти.

Она резко вильнула в сторону, чтобы не наехать на велосипедиста:

— Ненавижу этих поганцев! В этих своих шлемах-капельках они точно свихнувшиеся насекомые!

Джеймс повернулся посмотреть на велосипедиста, показав тому средний палец и рассмеявшись.

— Похоже, ты сегодня в отличном настроении.

— Я вчера так рано отрубился — проспал аж восемь часов. И, судя по твоему виду, тебе бы это тоже не помешало.

— Ну спасибо, — хмуро отозвалась она.

— А что, у тебя с этим журналистом серьезно?

Она отмолчалась, не желая обсуждать с ним свою личную жизнь.

— Извини, что сую нос в твои дела, — улыбнулся он.

Анна чувствовала, как он наблюдает за ней, и это ее ужасно нервировало. Она даже пропустила знак светофора, но он ничего не сказал. Фактически они больше не разговаривали до самого морга.

Они облачились в защитную одежду и были готовы осмотреть труп. Голова у Анны раскалывалась от боли: в виске точно готова была лопнуть вена. Даже при виде Шерон, с жуткими разрезами на лице, со ссадинами по всему телу и красными помадными каракулями на животе, Тревис не смогла отвлечься от боли.