Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник) Страница 37

– Так вы идете с нами обедать, Оля? – дернул меня за рукав капитан Евграфов, поскольку я не обращала внимания на его слова уже пару минут.

– Конечно! Но с одним условием. Меня вы все же отправите на один из катеров, ведущих поиск пропавших в океане людей.

– Договорились! – улыбнулся Евграфов. – Приказ руководителя спасательных работ или просьбу председателя чрезвычайной комиссии не могу не выполнить. Лучше сразу самому рапорт об отставке подавать. Обязательно отправлю. Но вертолет полетит в эти квадраты только… – Он глянул на часы. – … через сорок пять минут. Времени у нас вполне достаточно.

…Обед был просто изумителен.

И не только, вернее даже будет сказать, не столько из-за обилия экзотических блюд из рыбы и морепродуктов, многие из которых я ела впервые в жизни, не только из-за приготовленной особым образом медвежатины, которую по вкусу нельзя отличить от свинины, не только из-за того, что Евграфов напропалую ухаживал за мной, и мне это даже понравилось в конце концов, сколько из-за спектакля, который нам устроил Фима Шаблин. Я давно знала его «страсть» к смазливым женским мордашкам, даже видела некоторых из его пассий, но ни разу не видела Фиму в деле.

На это стоило посмотреть. Главной темой для общения служила гастрономия. Помимо любвеобильности, Фима обладал еще одним несомненным, на его взгляд, достоинством. Он был большим любителем хорошей кухни и искренне считал себя гурманом, может быть, и не без оснований. По крайней мере, в ресторан с ним ходить было одно удовольствие. Он всегда предпочитал из меню все самое лучшее и тонко подбирал спиртное к блюдам.

Тут, на заставе, где спиртного не было, Фиме с успехом заменила его и впрямь очень симпатичная повариха, которая поглядывала на Фиму с восхищением, на Евграфова – с опаской, а на меня – с любопытством.

А Фима взвивался под самый потолок только утром этого дня построенного барака, в котором расположилась столовая, и начинал с этой господствующей высоты восхвалять то, чем его, и нас вместе с ним, угощала смущенная повариха Оксана. Он сыпал французскими и немецкими названиями блюд, причем такими, о которых я, например, никогда и не слышала, но Фима не только слышал, он знал, как их приготовить, и даже рассказывал об этом Оксане, тут же признавая, что ее стряпня – не в пример лучше всех этих шедевров западноевропейского кулинарного искусства.

Так, с небес знатока европейской кулинарной экзотики он постепенно спускался до уровня стоящих перед ним блюд и затем расстилался в ногах у Оксаны, признавая ее мастерство и не забывая, как бы мимоходом, отметить и ее женские прелести…

Оксана, как мне показалось, уже готова была на все и только слишком уж настороженно поглядывала на капитана Евграфова, непосредственного начальника своего мужа… Он однажды за спиной у Фимки погрозил ей кулаком и этим, по-моему, уничтожил все Фимкины шансы…

Когда до вылета вертолета оставалось уже минут десять и мы встали из-за стола, я с облегчением, поскольку есть уже просто не могла, а Фимка с сожалением, отвела Шаблина в сторонку и сказала ему:

– Фима! Только ты сможешь меня серьезно выручить! Я знаю твою способность собирать информацию и делать выводы! Ты журналист от бога, а это значит, из тебя вышел бы отличный контрразведчик! Мне нужна твоя помощь! Я сейчас должна заняться другим делом, а мне нужно срочно выяснить – что стало причиной возникновения цунами? Только не в общих фразах – землетрясение, мол, или извержение подводного вулкана… Это я уже слышала. Нужно абсолютно точно, где находился эпицентр координаты точки. Глубина дна под ней, глубина, на которой произошло землетрясение, путь сейсмической волны, вызвавшей цунами, и все остальные подробности, даже если их будет вагон и маленькая тележка! Именно подробности меня и интересуют. Детали! Ты говорил, что познакомился с очень толковым геофизиком. Я сама хотела отправиться на этот самый «Витязь», но в упор не поспеваю. Сделай это для меня, Фимочка!

Фимка мотнул головой. Он не умел мне отказывать, даже если это грозило ему лишними хлопотами, а то и неприятностями. На этот же раз просьба не представлялась ему особо сложной.

– И еще, – добавила я, – выясни, пожалуйста, что это за долгосрочный прогноз, о котором я слышу уже третий, по-моему, раз! Мне это очень важно!

Я рассталась с Фимкой в полной уверенности, что он выполнит просьбу. Фимка всегда рад был помочь, может, эта готовность была каким-то видом сублимации его направленной на меня сексуальной энергии? Другой-то возможности израсходовать ее именно на меня у него не было даже теоретически, я совсем не воспринимала его как мужчину, хотя ничего и не имела против дружеских с ним отношений. Совершенно бесполых, конечно.

Фимка сунул мне в руку свежий номер «Мира катастроф», и мы, пригибаясь от ветра, поспешили к вертолету, ходовой винт которого уже работал, нагоняя крупную рябь в стоящих вокруг лужах морской воды.

Разговаривать в вертолете было невозможно, ларингофоном меня не снабдили, поэтому я лишь головой вертела, поглядывая то в один иллюминатор, то в другой. Но поскольку ничего, кроме серой поверхности океана, морщинистой от поднятых ветром волн, я увидеть так и не смогла, пришлось успокоиться и достать из кармана брезентовой штормовки газету, которую мне сунул Фимка Шаблин.

«Мир катастроф» – наша профессиональная газета. Появилась она совсем недавно и еще не успела дискредитировать себя, подобно другим российским изданиям, а потому пользовалась большой популярностью не только у спасателей, но и у самых широких слоев населения.

Катастрофы – вне социальных и даже национальных различий, они интересуют всех и всегда. Газета быстро шла в гору, набирая тираж и увеличивая штат сотрудников.

Ефим Шаблин был в «Мире катастроф» старожилом и в редакции имел неоспоримое влияние на более молодых сотрудников, особенно сотрудниц. Я сама не раз присутствовала при его телефонных разговорах с какими-то секретаршами, корреспондентками и корректоршами, и каждый раз он, по моей просьбе, добивался от них, казалось бы, невозможного – например, нарушения режима секретности в отношении документов, хранящихся в сейфе редактора газеты, разглашения источника скандальной информации или какого-нибудь другого нарушения журналистской этики.

Я постоянно в такие моменты испытывала недоумение – чем он все же берет? А иной раз даже легкое сомнение в себе – что же я-то на него никак не реагирую? Может, со мной что-то не совсем в порядке? Но тут же отметала эту мысль – скорее уж не в порядке все эти девицы, которых коллекционирует Фима.

Я привыкла к тому, что «Мир катастроф» всегда работает очень оперативно и из него можно узнать много подробностей о том самом стихийном бедствии, на ликвидации последствий которого ты сейчас работаешь. Стоило чему-нибудь случиться, уже на следующий день выходила газета с описанием и самого бедствия, и с живописными картинками о том, как на место происшествия спешат спасатели и начинают первые спасательные работы. Как добывала редакция информацию из мест, удаленных от Москвы порой на десятки тысяч километров, буквально за несколько часов, для меня, например, всегда было и сейчас остается загадкой. Но читать газету всегда интересно.

Не разочаровала она меня и на сей раз. Говорю об этом с некоторой иронией, поскольку в этом номере, вышедшем – я специально посмотрела в выходных данных время подписания в свет – через два часа после того, как через Шикотан прокатилась большая океанская волна, не было ни слова о Шикотане. О том, что на Южных Курилах случилась беда, газета сообщила, но только для того, чтобы продемонстрировать точность прогноза, сделанного нашим министром в своем примечательном интервью.

С первой страницы на меня смотрело лицо нашего широкоскулого, неулыбчивого министра. Его портрет занимал всю первую полосу и выглядел ни больше ни меньше как предвыборный плакат.

Да он, собственно, и был предвыборным плакатом. Потому что вся газета посвящена была исключительно нашему министру. И конечно же, не обошлось без тривиального каламбура, который первым приходил на ум, едва речь заходила о грядущих бедах, предреченных министром России. На первой странице он был напечатан аршинными буквами прямо под портретом не улыбающегося, но отнюдь не мрачного министра: «Я спасу Россию от бед!» На остальных шестнадцати полосах газеты эта мысль варьировалась так или иначе в каждом заголовке.

Я отложила газету в сторону и взглянула на Евграфова круглыми глазами.

– Оленька, вам плохо? – встревожился он, посмотрев на меня.

Я покачала головой и отвернулась к иллюминатору. Мне нужно было привести мысли в порядок. Хотя бы – в относительный.

Многое мне стало понятно сразу же, едва только до меня дошло, о каком таком важном деле говорил министр в письме Григорию Абрамовичу. Ни много ни мало он собирается участвовать в борьбе за кресло Президента России! Хороши амбиции у нашего министра!