Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник) Страница 38

Я покачала головой и отвернулась к иллюминатору. Мне нужно было привести мысли в порядок. Хотя бы – в относительный.

Многое мне стало понятно сразу же, едва только до меня дошло, о каком таком важном деле говорил министр в письме Григорию Абрамовичу. Ни много ни мало он собирается участвовать в борьбе за кресло Президента России! Хороши амбиции у нашего министра!

Я представила опять его серьезное, но удивительно спокойное лицо и подумала, что имидж выбран совершенно правильно – в сегодняшней российской жизни, когда никто не может быть уверен, что завтра, да что там завтра! – сегодня вечером не станет жертвой или стихийного бедствия, или какой-нибудь техногенной катастрофы, не превратится ни в заложника, ни в потерпевшего, ни в покойника, спокойствие и уверенность – самые главные козыри в предвыборной борьбе за симпатии избирателей.

Предложить миллионам россиян выбирать себя в президенты – было тонким расчетом со стороны нашего министра. За десять лет существования МЧС наше ведомство и он лично, поскольку руководил им с самого первого дня, успело приобрести немалое уважение в народе, особенно среди тех, кто сам когда-либо становился жертвой или свидетелем трагедии и сталкивался с работой спасателей. А таких людей с каждым годом становилось все больше и больше. Их число растет пропорционально числу катастроф.

Я с удивлением подумала, что и в самом деле последний год всякие бедствия заметно участились – если раньше мы могли месяц просидеть без важной работы, то сейчас выезжаем на катастрофы чуть ли не каждую неделю. И тут же мне вспомнилось то самое интервью, которое я сочла неудачной шуткой нашего министра.

Он отнюдь не шутил, поняла я, говоря о том, что последний год века станет самым страшным годом России, если не противостоять природной и человеческой стихии. И что только решительные, энергичные действия опытных и бескорыстных спасателей могут помешать концу века превратиться в конец России.

Слова «Спаситель России!» сами просились на язык, несмотря на всю их тривиальность. Механизм психологического внушения был запущен. Как психолог я очень хорошо увидела его суть и сразу же поняла, что следующим этапом станет психическое заражение – традиционный прием ораторов и пропагандистов. В средствах массовой информации поднимется истерическая пропагандистская кампания в поддержку нашего министра, и очень скоро он приобретет черты личности, которой занимаемое им положение просто мало и необходимо поставить его на подобающее ему место. А такое место будет только одно – место Президента России, который вот-вот должен был закончить свои полномочия и уступить ключевой пост кому-то другому.

Кому?

Решение этого вопроса становилось на ближайшие месяцы одной из самых важных российских внутриполитических проблем. И наш министр предлагал очень оригинальный ответ на этот вопрос!

Я никогда не увлекалась политикой, предоставляя мужчинам решать вопрос о том, какой быть России и как устраивать в ней жизнь. Если женщины начнут заниматься еще и этим, зачем тогда вообще нужны мужики! И так на наши хрупкие плечи свалилось очень много за последнее столетие! Может быть, кому-то из женщин это и нравится, а я не хочу в этом участвовать!

Я, в конце концов, предпочитаю оставаться слабой женщиной. Мне слишком хорошо известно, как складывается судьба женщин сильных – мужчины от них уходят, не желая бороться за лидерство, что принадлежит им от природы. И оставляют их, как оставил меня мой Сергей. Хотя иногда я и утешаю себя мыслью о том, что сама его выгнала, но легче от этого почему-то не становится…

Раз наш министр принял такое решение, значит, посчитал, что у него хватит сил добиться цели. Да он сам, собственно говоря, и сказал об этом Григорию Абрамовичу, а заодно и все нам, кто присутствовал в больничной палате.

Я вдруг поняла, что хочу я того или нет, но я уже втянута в борьбу за то, кто станет будущим Президентом России. Провокации Конкурента и его группы против МЧС обрели для меня вдруг вполне определенный смысл. Они не могут не знать о планах нашего министра, и все их усилия направлены на то, чтобы помешать ему в достижении поставленной цели. Вопрос об агенте, работающем на них в высшем руководстве МЧС, приобретал совершенно новую окраску. Я могла утешить себя только тем, что из числа подозреваемых могу теперь исключить самого министра. Было бы слишком оригинально устраивать провокации против самого себя. Разве что все эти провокации – тонко продуманный спектакль?

Сомнения опять заполонили мою голову. Кто же работает на сторону? Чугунков? Грэг? Крупнова? Или же все-таки сам министр? Но никакого ответа у меня по-прежнему не было…

Нет! Нужно подходить к этой проблеме постепенно, рассматривая действия каждого в отдельности и ища в них противоречия. Но для этого просто необходимо целое море информации, которой я попросту не обладаю.

Например, откуда министр взял все эти свои прогнозы? Разве можно предугадать или просчитать стихийные бедствия? Ведь ответ заложен уже в их названии – стихийные, случайные, непредвиденные! Как же можно их предвидеть? Это же нонсенс!

«Постой-ка, – сказала я сама себе. – Чугунков дал тебе задание разобраться с причинами катастрофы на Шикотане. Зачем? Не с той ли самой целью? Может, и он тоже хочет понять, можно ли предвидеть такие случаи и сделать вывод о прогнозах, сделанных министром? Значит, он тоже подозревает министра в нечестной игре? А это может означать только сотрудничество с Конкурентом. Но ведь Чугунков может преследовать и противоположные цели, если, например, с Конкурентом сотрудничает не министр, а сам Чугунков. Дядя Костя – шпион? Бред какой-то…»

Но несмотря на то что я назвала эту мысль бредом, я теперь не была уверена ни в ком, кроме Менделеева. Психологические доказательства для меня – самые убедительные. Я, можно сказать, провела самостоятельную психологическую экспертизу по собственной оригинальной методике и пришла к однозначному выводу – Менделеев не может сотрудничать с противником, это противоречит реальным психологическим фактам.

В отношении всех остальных я этого сказать не могла.

«Достаточно ломать голову над неразрешимыми пока загадками, – сказала я самой себе. – Нужно четко определить задачи и набирать информацию, которая позволит сделать точный вывод, а не очередное предположение. Фимку я попросила разобраться с геофизиками, и это очень верный шаг. Но только теперь нужно смотреть на то, что ему удастся узнать с точки зрения достоверности прогноза министра, а не по частному вопросу, касающемуся только Шикотана. Это первое. Второе. Чугунков ведет себя как-то странно. Это достоверный факт, требующий объяснения. И пока не пойму, зачем он послал меня разбираться с этими то ли японскими, то ли российскими охотниками-рыбаками, я не смогу двинуться дальше в своем анализе. Может, он просто хотел отправить меня куда-нибудь подальше, чтобы я нос не совала куда не положено. Например, к тем же геофизикам? А может, там есть какая-то другая, более важная причина? Надо и в самом деле разобраться во всем этом, как я пообещала генералу Чугункову.

Из задумчивости меня вывел изменившийся характер шума, создаваемого вращением винта. Я выглянула в иллюминатор и увидела, что вертолет садится на какое-то судно. В первый момент я не могла определить его размеры – большое оно или маленькое, сравнить на фоне океанской воды было не с чем. Но вертолет продолжал опускаться, судно росло и росло на моих глазах, пока не превратилось в настоящий большой корабль. А когда на его палубе различила маленькие фигурки в военной форме, я сильно засомневалась, что это тот самый катер, куда обещал меня доставить Евграфов.

– Куда вы меня привезли? – прокричала я в ухо сидевшему рядом капитану.

Тот только успокоительно помахал ладонью – не беспокойся, мол, все в порядке, прибыли по тому адресу, который нужен.

На авианосце Тихоокеанского военно-морского флота «Стремительный», которым оказался огромный при детальном рассмотрении корабль, мы пробыли совсем недолго. Галантный морской офицер поцеловал мне руку, чем вызвал гримасу неудовольствия на лице Евграфова, и сообщил, что в квадрате 22/46-Е подобран человек в национальной одежде, привязанный ремнями к обломкам лодки. Он был без сознания. Судовой врач привел его в чувство, но говорить толком он еще не может, сказал только, что его лодку перевернула и разбила «большая волна». Поняв, что это один из тех, кого ищут спасатели и пограничники, военные моряки связались с пограничной заставой, а оттуда их сообщение передали Евграфову, и он решил сразу же забрать потерпевшего крушение и доставить его на берег.

Я не обратила внимания на слова офицера – «в национальной одежде». Ясное дело – в японской, решила я, какая еще национальность может жить в непосредственной близости к японской границе?

Однако, когда матросы пронесли на носилках в самолет подобранного в океане человека, я сильно засомневалась, что он – японец. Это был человек уже, как мне показалось, очень зрелого возраста. Прежде всего меня смутила его совершенно белая широкая окладистая борода и такие же белые усы. Почему-то я очень плохо представляла себе японцев бородатыми.